Апостолы
Вселенские соборы
Великий раскол
Крестовые походы
Реформация
Народное христианство

Церко́вный су́д - система органов, находящихся в юрисдикции той или иной Церкви , осуществляющая функции судебной власти на основании церковного законодательства (церковного права).

В России

В Средние века

В условиях судебной реформы при Александре II возник вопрос и о реформе суда церковного. Созданный обер-прокурором Д. А. Толстым комитет под председательством архиепископа Макария (Булгакова) подготовил соответствующий проект, который основывался на принципах гласности , состязательности и независимости судебной власти от административной, то есть, в том числе и от епархиального епископа, но сохранялся надзор светских представителей обер-прокуратуры. Такое исключение епископа из судебной системы стало предметом критики со стороны профессора Московской Духовной академии А. Ф. Лаврова; проект был отвергнут подавляющим большинством епархиальных епископов.

Новые попытки реформы начались в контексте предсоборной подготовки в 1905 году . Предварительный проект реформы, выработанный Предсоборным присутствием 1906 года , и согласный с отзывами большинства преосвященных, поступивших в Синод в 1905-1906 годы, предполагал создание четырех инстанций церковного суда: благочиннический суд, епархиальный суд, судебное отделение Синода, общее заседание Синода и его судебного отделения. Предполагалось вывести судебные дела из компетенции консистории, остававшейся таким образом лишь органом административного управления.

В РПЦ по восстановлении патриаршества

По словам председателя Общецерковного суда митрополита Исидора, в большинстве случаев Общецерковный суд играет роль второй инстанции по отношению к епархиальным судам и призван либо исправить какие-то несправедливости, допущенные на уровне епархиальных судов, либо, наоборот, подтвердить решение епархиального суда, которое ставится под сомнение людьми, осужденными этим судом .

Напишите отзыв о статье "Церковный суд"

Примечания

Литература

1. Е. В. Белякова. Церковный суд и проблемы церковной жизни. Дискуссии в Православной Российской Церкви начала XX века. Поместный Собор 1917-1918 гг. и предсоборный период. М. - Круглый стол по религиозному образованию РПЦ, 2004.

См. также

Ссылки

• Интервью митрополита Екатеринодарского и Кубанского Исидора корреспонденту «Российской газеты».

Отрывок, характеризующий Церковный суд

Меравингли же были яркой, умной и одарённой династией северных Русов, добровольно покинувших свою великую родину и смешавших свою кровь с высшими династиями тогдашней Европы, дабы родился из этого новый могущественный Род магов и воинов, который смог бы мудро править странами и народами, населявшими в то время полудикую Европу.
Они были чудесными магами и воинами, могли лечить страдающих и учить достойных. Все без исключения Меравингли носили очень длинные волосы, которых ни при каких обстоятельствах не соглашались стричь, так как черпали через них Живую Силу. Но к сожалению, это было также известно и Думающим Тёмным. Именно поэтому самым страшным наказанием стал насильный «постриг» последней Меравингльской королевской семьи.
После предательства королевского казначея-еврея, ложью и хитростью натравившего в этой семье брата на брата, сына на отца, ну а потом уже с лёгкостью сыгравшего на человеческой гордости и чести... Так впервые в королевской семье Меравинглей пошатнулась былая твердыня. И непоколебимая вера в единство Рода дала первую глубокую трещину... Многовековая война Меравинглей с противоборствующим родом стала подходить к своему печальному завершению... Последний настоящий король этой чудесной династии – Дагобер II, оказался, опять же, по-предательски убитым – он погиб на охоте от руки подкупленного убийцы, ударившего его в спину отравленным копьём.

На этом и закончилась (вернее – была истреблена) самая одарённая династия в Европе, нёсшая свет и силу непросвещённому европейскому народу. Как видишь, Изидора, трусы и предатели во все времена не осмеливались бороться открыто, зная наверняка, что выиграть честно у них никогда не было, и не будет никаких, даже малейших шансов. Но зато ложью и низостью они побеждали даже самых сильнейших, используя их честь и совесть в свою пользу... совершенно не беспокоясь о своей же «погибающей во лжи» душе. Таким образом, уничтожив «мешающих просветлённых», Думающие Тёмные после придумывали угодную им «историю». А люди, для которых такая «история» создавалась, тут же с лёгкостью принимали её, даже не попытавшись задуматься... Это, опять же, наша Земля, Изидора. И мне искренне грустно и больно, что не удаётся заставить её «проснуться»...
Моё сердце вдруг горько и болезненно заныло... Значит, всё же, во все времена были светлые и сильные люди, мужественно, но безнадёжно боровшиеся за счастье и будущее человечества! И они все, как правило, погибали... В чём же была причина столь жестокой несправедливости?.. С чем же всё-таки был связан такой повторяющийся смертельный исход?
– Скажи мне, Север, почему всегда погибают самые чистые и самые сильные?.. Знаю, что уже задавала тебе этот вопрос... Но я всё ещё не могу понять, неужели же люди и вправду не видят, сколь прекрасна и радостна была бы жизнь, послушай бы они хоть одного из тех, кто так яро за них сражался?! Неужели ты всё же прав, и Земля настолько слепа, что за неё пока ещё рано болеть?!.. Пока ещё рано бороться?..
Грустно покачав головой, Север ласково улыбнулся.
– Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, Изидора... Но ты ведь не сдашься, даже если тебя и пугает столь жестокая правда? Ты – Воин, и ты таковой останешься. Иначе предала бы себя, и смысл жизни навсегда был бы для тебя потерян. Мы есть то, что мы ЕСТЬ. И как бы мы не старались меняться, наш стержень (или наша основа) всё равно останется таким, каковой по-настоящему является наша СУТЬ. Ведь если человек пока ещё «слеп» – у него всё же есть надежда когда-то прозреть, не так ли? Или если мозг его всё ещё спит – он всё же может когда-нибудь проснуться. Но если человек по сути своей «гнил» – то каким бы хорошим он быть ни старался, его гнилая душа всё равно в один прекрасный день выползает наружу... и убивает любую его попытку выглядеть лучше. А вот если Человек истинно честен и смел – его не сломает ни боязнь боли, ни самые злые угрозы, так как его душа, его СУТЬ, навсегда останется такой же смелой и такой же чистой, как бы безжалостно и жестоко он не страдал. Но вся беда и слабость его в том, что так как Человек этот поистине Чист, он не может узреть предательство и подлость ещё до того, как оно становится явным, и когда ещё не слишком поздно что-либо предпринять... Он не может такое предусмотреть, так как эти низкие чувства в нём полностью отсутствуют. Поэтому на Земле всегда будут гибнуть самые светлые и самые смелые люди, Изидора. И продолжаться будет это до тех пор, пока КАЖДЫЙ земной человек не прозреет и не поймёт, что жизнь не даётся даром, что за прекрасное надо бороться, и что Земля не станет лучше, пока он не наполнит её своим добром и не украсит своим трудом, каким бы малым или незначительным он ни был.

Но как я уже говорил тебе, Изидора, этого придётся ещё очень долго ждать, ибо пока что человек думает только о своём личном благополучии, даже не задумываясь, для чего он пришёл на Землю, для чего был на ней рождён... Ибо каждая ЖИЗНЬ, какой бы незначительной она ни казалась, приходит на Землю с какой-то определённой целью. В большинстве своём – чтобы сделать лучше и радостнее, могущественнее и мудрее наш общий ДОМ.
– Ты думаешь, обычного человека когда-нибудь заинтересует общее благо? Ведь у многих людей это понятие совершенно отсутствует. Как же их научить, Север?..
– Этому нельзя научить, Изидора. У людей должна появиться потребность к Свету, потребность к Добру. Они должны сами желать изменения. Ибо то, что даётся насильно, человек инстинктивно старается побыстрее отвергнуть, даже не пытаясь что-либо понять. Но мы отвлеклись, Изидора. Желаешь ли, чтобы я продолжил историю Радомира и Магдалины?
Я утвердительно кивнула, в душе сильно сожалея, что не могу вот так просто и спокойно вести с ним беседу, не волнуясь об отпущенных мне судьбой последних минутах моей искалеченной жизни и не думая с ужасом о нависшей над Анной беде...
– В библии очень много пишется об Иоанне Крестителе. Был ли он по-настоящему с Радомиром и рыцарями Храма? Его образ так удивительно хорош, что иногда заставлял сомневаться, являлся ли Иоанн настоящей фигурой? Можешь ли ты ответить, Север?
Север тепло улыбнулся, видимо вспоминая что-то, очень для него приятное и дорогое...
– Иоанн был мудрым и добрым, как большое тёплое солнце... Он был отцом для всех идущих с ним, их учителем и другом... Его ценили, слушались и любили. Но он никогда не был тем молодым и удивительно красивым юношей, каким его обычно рисовали художники. Иоанн в то время был уже пожилым волхвом, но всё ещё очень сильным и стойким. Седой и высокий, он был скорее похож на могучего былинного воина, чем на удивительно красивого и нежного юношу. Он носил очень длинные волосы, как впрочем, и все остальные, находящиеся с Радомиром.

Это был Радан, он был и правда необычайно красивым. Он, как и Радомир, с малых лет жил в Мэтэоре, рядом со своей матерью, Ведуньей Марией. Вспомни, Изидора, как много картин существует, в которых Мария написана с двумя, почти одного возраста, младенцами. Их почему-то рисовали все знаменитые художники, возможно, даже не понимая, КОГО по-настоящему изображала их кисть... И что самое интересное – это то, что именно на Радана Мария смотрит на всех этих картинах. Видимо уже тогда, будучи ещё младенцем, Радан уже был таким же весёлым и притягивающим, каким он оставался всю свою короткую жизнь...

И ещё... если бы и рисовали художники именно Иоанна на этих картинах, то как же тогда тот же самый Иоанн сумел бы так чудовищно постареть ко времени своей казни, свершённой по желанию капризницы Саломеи?.. Ведь по Библии это случилось ещё до распятия Христа, значит, Иоанну должно было быть в то время никак не более тридцати четырёх лет! Каким же образом из по-девичьи красивого, златокудрого юноши он превратился в старого и совсем уж несимпатичного еврея?!

– Значит Волхв Иоанн не погиб, Север? – обрадовано спросила я. – Или он погиб по-другому?..
– К сожалению, настоящему Иоанну и правда отрубили голову, Изидора, но это не произошло по злой воле капризной избалованной женщины. Причиной его гибели было предательство иудейского «друга», которому он доверял, и у которого в доме жил несколько лет...
– Но как же он не почувствовал? Как не увидел, что это за «друг»?! – возмутилась я.
– Наверное, невозможно подозревать каждого человека, Изидора... Думаю, им и так было достаточно сложно кому-то довериться, ведь им всем приходилось как-то приспосабливаться и жить в той чужой, незнакомой стране, не забывай этого. Потому, из большого и меньшего зла они, видимо, старались выбрать меньшее. Но предугадать всё невозможно, ты ведь сама прекрасно знаешь это, Изидора... Смерть Волхва Иоанна произошла уже после распятия Радомира. Его отравил иудей, в доме у которого Иоанн в то время жил вместе с семьёй погибшего Иисуса. В один из вечеров, когда весь дом уже почивал, хозяин, беседуя с Иоанном, преподнёс ему его любимый чай с примесью сильнейшего травяного яда... На следующее утро никто даже не сумел понять, что же такое случилось. По словам хозяина, Иоанн просто мгновенно уснул, и уже никогда не проснулся более... Его тело нашли утром в его окровавленном ложе с... отрубленной головой... По словам того же хозяина, иудеи очень боялись Иоанна, так как считали его непревзойдённым магом. И чтобы быть уверенными, что он никогда уже не воскреснет – они обезглавили его. Голову же Иоанна позже выкупили (!!!) у них и забрали с собою рыцари Храма, сумев сохранить её и привезти в Долину Магов, чтобы таким образом дать Иоанну хотя бы такое малое, но достойное и заслуженное почтение, не разрешая иудеям просто глумиться над ним, выполняя какие-нибудь свои магические ритуалы. С тех пор голова Иоанна была с ними всегда, где бы они ни находились. И за эту же голову через две сотни лет рыцарей Храма обвинили в преступном поклонении Дьяволу... Ты ведь помнишь последнее «дело Тамплиеров» (Рыцарей Храма), не так ли, Изидора? Именно там их обвинили в поклонении «говорящей голове», которая бесила всё церковное духовенство.

– Прости меня, Север, но почему Рыцари Храма не привезли голову Иоанна сюда, в Мэтэору? Ведь, насколько я понимаю, вы все очень любили его! И откуда тебе известны все эти подробности? Тебя ведь не было вместе с ними? Кто рассказал тебе всё это?
– Рассказала нам всю эту печальную историю Ведунья Мария, мать Радана и Радомира...
– А разве Мария вернулась к вам после казни Иисуса?!.. Ведь, насколько известно мне, она была с её сыном во время распятия. Когда же она вернулась к вам? Возможно ли, что она всё ещё жива?.. – затаив дыхание, спросила я.
Мне так хотелось увидеть хотя бы кого-то из тех достойных, мужественных людей!.. Так хотелось «зарядиться» их выдержкой и силой в моей предстоящей последней борьбе!..
– Нет, Изидора. К сожалению, Мария умерла столетия назад. Она не пожелала жить долго, хотя могла. Думаю, её боль была слишком глубокой... Ушедшая к своим сыновьям в незнакомую, далёкую страну (ещё за много лет до их смерти), но так и не сумевшая уберечь ни одного из них, Мария не вернулась в Мэтэору, уйдя вместе с Магдалиной. Уйдя, как мы тогда думали, навсегда... Устав от горечи и потерь, уже после гибели любимой внучки и Магдалины, Мария решила оставить свою жестокую и немилосердную жизнь... Но перед тем, как «уйти» навсегда, она всё же пришла в Мэтэору, чтобы проститься. Чтобы поведать нам истинную историю гибели тех, кого мы все сильно любили...

А ещё, она вернулась для того, чтобы в последний раз увидеть Белого Волхва... Своего супруга и вернейшего друга, которого так и не смогла никогда забыть. В своём сердце она простила его. Но, к его великому сожалению, не смогла принести ему прощение Магдалины.... Так что, как видишь, Изидора, великая христианская басня о «всепрощении» это просто детская ложь для наивных верующих, чтобы разрешить им творить любое Зло, зная, что чего бы они ни сделали, в конечном итоге их простят. Но прощать можно лишь то, что по-настоящему достойно прощения. Человек должен понимать, что за любое свершённое Зло ему приходится отвечать... И не перед каким-то таинственным Богом, а перед собой, заставляя себя же жестоко страдать. Магдалина не простила Владыко, хотя глубоко уважала и искренне любила его. Так же, как она не сумела простить и всех нас за страшную смерть Радомира. Ведь именно ОНА лучше всех понимала – мы могли помочь ему, могли спасти его от жестокой смерти... Но не захотели. Считая вину Белого Волхва слишком жестокой, она оставила его жить с этой виной, ни на минуту не забывая её... Она не захотела даровать ему лёгкого прощения. Мы так больше никогда и не увидели её. Как никогда не увидели и их малышей. Через одного из рыцарей своего Храма – нашего волхва – Магдалина передала ответ Владыке на его просьбу вернуться к нам: «Солнце не восходит в один день дважды... Радость вашего мира (Радомир) уже никогда не вернётся к вам, как не вернусь к вам и я... Я нашла свою ВЕРУ и свою ПРАВДУ, они ЖИВЫЕ, ваша же – МЕРТВА... Оплакивайте своих сыновей – они вас любили. Я же никогда не прощу вам их смерти, пока жива. И пусть вина ваша остаётся с вами. Возможно, когда-нибудь она принесёт вам Свет и Прощение... Но не от меня». Голову же Волхва Иоанна не привезли в Мэтэору по той же самой причине – никто из рыцарей Храма не захотел возвращаться к нам... Мы потеряли их, как теряли не раз многих других, кто не хотел понять и принять наших жертв... Кто так же, как ты – ушли, осуждая нас.

"Кто у нас знает каноны? Кто знаком со старою церковною практикою? Таких людей очень немного в духовенстве и почти совсем нет в публике. А между тем то, что мы по обыкновению называем публикою, есть, в известном смысле, та же Церковь, то есть собрание людей, связанных единством духовных интересов, и ради этих-то интересов всем нам пристойно знать об этом деле и иметь свое мнение о значении нынешнего нашего духовного суда, так как от него зависит клир, а от хорошего или дурного клира зависит развитие духовной жизни народа, до сих пор еще весьма мало и весьма неудовлетворительно наставленного в христианском учении", - так писал Николай Лесков в 1880 г. в статье "Духовный суд".

Между выходом этой статьи и нашим временем лежит эпоха дискуссий, суждения о церковном суде Поместного Собора 1917-1918 гг., обсуждение этого вопроса на Соборе, а затем - борьба против самих судебных институтов всех религиозных организаций в годы советской власти и жесткое вмешательство государственных органов власти в церковное управление при формальном отделении Русской Православной Церкви (РПЦ) от государства. И хотя с эпохи "перестройки", казалось бы, прошло достаточно времени для восстановления разного рода церковных институтов и для просвещения церковной "публики", вопрос о церковном суде все еще темен для наших современников.

Зачем нам церковный суд?

Проблема церковного суда остро стоит перед нынешним русским церковным обществом: возникают хозяйственные споры между приходом и настоятелем, приходом и епархией. В церковной среде оказалось немало людей, ищущих возможности обогатиться за счет паствы. Пьянство, воровство и даже разврат - все это имеет место и среди духовенства. Епископат РПЦ также нередко становится объектом судебных разбирательств или скандалов. Жалобы на епископов поступают и в светскую прессу. Священники оказались в той ситуации, что перемещение их с прихода на приход зависит даже не от архиерея, а от благочинного, руководствующегося часто чисто материальными соображениями, мнение прихода никак не учитывается, а конфликт с епископом по самым различным поводам приводит к выводу за штат.

Возникают конфликты и вокруг совершения церковных служб. Наконец, наибольшее число заявлений, с которыми обращаются к епископам, - просьба о церковном разводе. И совершенно очевидно, что от того, найдет ли Церковь способ справедливого решения разного рода конфликтов, сумеет ли она, как добрый пастырь, оградить паству от волков - зависит и отношение к ней общества.

В древности на Руси сфера церковного суда и система наказаний определялась княжескими уставами. Церковный суд копировал формы существовавшего светского суда, использовал систему штрафов и являлся важным источником доходов. Княжеские уставы определяли круг людей, над которыми только Церковь имела право суда: к ним относились все представители клира, монахи, а также нищие, изгои. Помимо суда над всем населением по делам брачным и делам вероотступничества (еретичество, волхвование и т.п.) епископы осуществляли и суд над населением земель, принадлежавших Церкви.

Регламентировать церковный суд пытался Стоглавый Собор 1551 г. Постановления Собора защищали подсудность духовенства церковному суду, а также стремились ограничить участие светских чиновников в церковном суде. Деятельность этих чиновников, немилостиво расправлявшихся с попами, могла вызывать как самосуд над ними, так и нарекания в том, что епископы назирают Церковь "по царскому сану земного царя ради своих доходов". Усиление государственной власти вело к сокращению пространства церковного суда. Дела о разбое и душегубстве клириков перешли в юрисдикцию великого князя. Великий князь брал на себя и обязанности казнить еретиков.

Уже с середины XVII в. государство определяет "защиту веры" своей обязанностью - Уложение 1649 г. определяло, что наказанием за хулу на Бога, Богородицу, святых и крест должно быть сожжение, тем самым сфера церковного суда и государственного начинали совпадать. Уложение вводило и Монастырский приказ - орган, который должен был осуществлять и суд над духовенством.

Реформа Петра I продолжила ограничение сферы судебной деятельности Церкви. Клирики по тяжким преступлениям подлежали государственному суду, ряд вопросов о наследстве и заключении брака также был изъят из ведения церковного суда. С другой стороны, государство возложило на Церковь выполнение полицейских функций в виде контроля за "бытием у исповеди и причастия". Высшей судебной церковной инстанцией являлся Синод. Он безропотно лишал сана противников правительственной линии (например, епископа Арсения Мацеевича, выступавшего против секуляризации церковных земель), а также наказывал в соответствии с государственным законодательством лиц, не бывших длительное время на исповеди. В монастырские тюрьмы, созданные еще в XVI в., направляли как государственные, так и церковные суды.

На уровне епархий суд осуществлялся, согласно Уставу духовных консисторий 1841 г., как архиереями единолично без формального судопроизводства по маловажным делам, так и судебным отделением духовных консисторий. Разбирательство осуществлялось "присутствием" - коллегией, в которую входили духовные лица по выбору архиерея, утвержденные Синодом. Архиерей в заседаниях присутствия участия не принимал, а лишь знакомился с итогами и визировал определения. Непременным участником заседаний был секретарь консистории, который возглавлял канцелярию и нес ответственность за правильность делопроизводства. Секретарь отчитывался непосредственно обер-прокурору Синода за ведение дел. Решение вступало в силу только после утверждения его архиереем, он мог вернуть дело на повторное рассмотрение и имел право вынести собственное решение. О таком случае консистория должна была сообщать в Синод и обер-прокурору.

Судебная реформа и Церковь

Судебная реформа 1863-1864 гг. обошла стороной церковный суд. Принципы, положенные в основу реформы, - отделение суда от администрации, гласность, состязательность - получили широкое одобрение русской общественности. Вопрос о том, применимы ли новые принципы и в церковном суде, соответствуют ли они канонам, стал предметом обсуждения в церковной среде и привел к попыткам реформировать этот суд. Защитники реформы указывали на полное отсутствие прав у священников, произвол со стороны администрации, отсутствие церковных законов о наказании. По словам ученого XIX века, профессора Московского университета и Московской Духовной академии Николая Соколова, они видели в существовавшем суде "покорное орудие для прикрытия административного произвола и для сообщения его действиям в случае нужды внешней формальной законности".

В связи с судебной реформой стали говорить и о необходимости созыва Поместного Собора как высшей судебной инстанции, а также о необходимости создания более близкой к приходу судебной инстанции.

Созданный в 1870 г. Комитет под председательством митрополита Московского Макария (Булгакова) разработал проект реформы, по которому предусматривалось создание трех судебных инстанций (духовных судей, церковно-окружных судов и судебного отделения Синода). В юрисдикции церковного суда оставались священнослужители по делам, воспрещенным канонами, но выпадающим из сферы гражданского суда, а также по преступлениям, предусмотренным уголовным правом, но по своей сути подлежащим духовному суду. Однако нашлись противники реформы, причем они выступили под лозунгом сохранения канонических норм, и в первую очередь судебной власти архиерея. Правда, главный противник отделения судебной власти от административной - профессор церковного законоведения А.Ф. Лавров (впоследствии епископ Виленский Алексий) предлагал свой проект: создание судебного органа в виде избираемой коллегии священников под председательством архиерея. Независимость суда он считал возможным обеспечить через: 1) выборность судей; 2) сменяемость судей только по суду; 3) коллегиальный образ решения дел; 3) гласность судопроизводства.

Однако ни один проект не был принят, а дело реформирования суда отложено. Противники всяческих реформ торжествовали победу, а Николай Лесков с горечью писал: "Судебная реформа помогла бы духовенству очистить свою среду от тех людей, которые своим поведением не только роняют все духовное звание, но даже унижают имя человека и, несмотря на все это, терпимы в духовенстве к соблазну всех прихожан, стремящихся бежать от таких пастырей в какое-нибудь разноверие". Профессор, протоиерей Михаил Горчаков в связи с неудавшейся реформой писал о том, что, во-первых, Церковь необходимо освободить от уголовной и гражданской власти, которая несовместима с существом и назначением Церкви; а во-вторых, создать церковно-общественное судное право и церковно-общественную судную власть, независимую во внутреннем ее строе и деятельности от государства и основанную на правилах Вселенской Церкви. В обсуждении реформы суда он увидел проявление двух направлений: бюрократического, для которого Церковь - лишь "ведомство православного исповедания", и церковно-иерократического, видящего в Церкви "исключительно божественное учреждение, в котором архиереи - единственные распорядители во все сферах и отношениях по их исключительно личному усмотрению". Третье направление, которое рождалось в спорах о судебной реформе и утверждало необходимость церковных Соборов и восстановления канонического порядка в Церкви, Горчаков назвал церковно-общественным: "Отсутствие в Церкви организованной, соответственной церковным целям общественной судной власти, самостоятельной и независимой от государства, сопровождается бесчисленными беспорядками и вредом для Церкви. Церковь при таком отсутствии становится совершенно бессильною в уничтожении нравственных недостатков, вкравшихся в среду ее членов, в возвышении нравственной жизни в ее обществе и во влиянии на укрепление нравственных отношений в государственной и гражданской жизни своих членов".

Церковный суд на рубеже веков

Все попытки реформ, предпринятые в XIX - начале XX в., не изменили ситуацию. Священники по-прежнему оставались бесправны перед консисторским судом. Исход дела определяло следствие, превращавшееся, по замечанию архиепископа Новгородского Арсения (Стадницкого), из предварительного в окончательное. Защита вообще отсутствовала, дела рассматривались заочно, вмешательство архиереев приводило только к дополнительному произволу. Вопрос о церковном суде обсуждался в отзывах епархиальных архиереев, на Предсоборном присутствии, на Предсоборном совещании и в Предсоборном совете.

Дискуссии эти не потеряли своего значения и сегодня. Здесь было немало ярких критических высказываний в адрес несовершенства церковного суда. В ходе Предсоборного присутствия было дано определение "церковному преступлению", определены наказания, которым может быть подвергнут член Церкви. Принцип отделения суда от администрации был принят в Предсоборном присутствии как основополагающий, однако место архиерея в судебных инстанциях вызывало споры. Была ясно осознана и проблема церковно-судного устава. По мнению выдающегося богослова и историка Н.Н. Глубоковского, "суд, коему не дан даже в руководство определенный материальный закон, обречен самою силою вещей, самою сущностью судебной власти, обязанной именно применять закон, на весьма жалкое существование. Какой же это суд, хотя бы и духовный, который не знает, за что и к чему он приговорит". Звучали голоса о том, что принципы формального суда неприменимы к церковному. Например, архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) считал, что "вести дело на строгом основании канонов нельзя, и процессы ведутся заведомо фальшиво. Не лучше ли вместо лицемерного правосудия держаться милосердия? С точки зрения духовных законов большая часть духовенства подлежала бы суду. Если отеческо-пастырскую точку зрения из сферы духовного суда устранить и применить все церковные правила, то не пройдет и года, как все почти духовенство будет отдано под суд, даже и сами архиереи". Но победила тенденция к созданию формализованного церковного суда. В результате работы Комиссии Предсоборного совещания под председательством архиепископа Финляндского и Выборгского Сергия (Страгородского), будущего Патриарха, и с участием сенатора С.Я. Утина был создан "Церковный судебник" - шесть книг подробно разработанного судебного устава, регламентировавшего все стороны деятельности церковного суда.

На Поместном Соборе 1917-1918 гг. был создан Отдел о церковном суде и дискуссия о суде разгорелась с новой силой, сосредоточившись вокруг вопроса о месте епископа в суде и об участии в нем мирян. Судебная реформа была в очередной раз провалена, уже на уровне Совещания епископов (и здесь не обошлось без натяжек и нарушений, как свидетельствуют изученные нами документы Собора). В результате Церковь оказалась без определенной судебной системы в годы страшных гонений и сознательно провоцируемых властью церковных расколов. Но и создание той системы судов, которая проектировалась в предреволюционный период, тоже было невозможно в новых условиях.

Какое направление восторжествует?

Церковный суд в советский период - это ненаписанная страница в истории РПЦ. Сам институт религиозного суда был запрещен властью, однако решения о лишении сана, о запрещении в священнослужении принимались неоднократно. Неоднократно архиереи выводили за штат клириков, неугодных властям. Весь этот опыт еще не стал предметом анализа, а значит, и не будет учтен в воссоздаваемых судебных органах. Очевидно, в современной церковной ситуации надежды на создание суда на основах христианской правды и справедливости не оправданны.

Устав РПЦ, утвержденный Юбилейным Архиерейским Собором 2000 г., предусматривает создание церковного суда в трех инстанциях. В отличие от проекта 1917 г. административные и судебные органы объединены, а участие мирян в церковном суде не предусматривается. Сократилось число инстанций, низшая вводится на уровне епархий. Устав предполагал создание "Положения о церковном суде". Увы, дискуссия в церковной прессе по этому поводу так и не состоялась.

Архиерейский Собор 2004 г. утвердил "Временное положение о церковном судопроизводстве в епархиях РПЦ". Это руководство только для одной судебной инстанции. Предусматриваемый суд - лишь вспомогательный обвинительный орган в руках архиерея. О независимости этой судебной инстанции, о состязательности процесса и защите нет и речи, суд закрытый, не предусмотрена и апелляция. Рассмотрение судом спорных имущественных вопросов, жалоб клириков на действия архиерея не предусмотрено. В процессе подготовки дел в епархиальном суде происходит "определение норм церковного права, которыми следует руководствоваться при разрешении дела" (ст.31).

В XII в. в Римской Церкви монах Грациан из Болоньи составил обширный труд "Согласование несогласованных канонов". В Русской Церкви помимо "Книги правил" существует Кормчая, Устав духовных консисторий, многочисленные указы Синода, решения Соборов, в том числе и Поместного Собора 1917-1918 гг., Поместных Соборов XX в. Никто не приводил в согласование этот материал. У архиерея и епархиального суда есть замечательная возможность выбрать именно те нормы, которые им по нраву. Похоже, что вопреки канонам и исторической традиции составители исходят из принципа непогрешимости епископа и бегства священников и паствы в "инакомыслие" уже не опасаются.

Итак, отвлеченные размышления.

Отвлеченные от буквы (церковных канонов, мирских законов, постановлений, положений, суждений, комментариев, прецедентов, «с занесением» и без), от окружающих нас реалий этого лучшего из миров, но все же падшего и суетного, тленного. Так вот, если отвлечься от всего, что связано с обусловленностью церковной жизни удобопреклонностью ее членов ко греху - настолько «удобо-», что зачастую святость Церкви, исходящая от ее Главы и составляющая Ее сущность, сквозь грехи, пороки да немощи человеческие почти что уже и не просвечивает - следует признать, что словосочетание «церковный суд» не может не резать слух.

Этому есть несколько причин. Во-первых, так исторически сложилось, что на постсоветском пространстве к суду отношение опасливо-настороженное. Это слово настолько обросло негативными коннотациями, что сути его просто не разобрать. Делай, что хочешь, а со словом «суд» неразрывно ассоциируется глаголы «осудить», «засудить», «посадить», «расправиться». В суд не «приходят», а «попадают», и не в него, а «под». Как под каток, под танк, под обвал… К сожалению, такого рода ассоциации небеспочвенны.

В лучшем случае суд воспринимается как зло, призванное наказать другое зло. В суд обращаются, чтобы избавиться от какого-то худшего зла, чтобы наказать своего обидчика, но никак не за советом, не за рассуждением, не за помощью в решении недоуменных вопросов. Обращение истца в суд воспринимается ответчиком как нападение, да и сам истец так это понимает. Между тем, это в корне неверно. Суд - не карательная инстанция. Вернее, не должен ею быть, если говорить о сущности явления. Ведь почему Суд, на который явимся мы все по Воскресении, называется «Страшным»?

Для кого он страшен? - Для грешников. Потому он и страшен нам, что совесть нас зазирает. Но кому он по-настоящему страшен? - Тем, кто «подружился» с грехом. И мы не знаем, относится ли это к нам. Совесть наша неспокойна. Но в тот день все станет ясно. Кому-то Суд и в самом деле будет страшен, когда они себя обнаружат (уверен, многие с удивлением) по левую руку от Пастыря, а кому то, кто обнаружит себя среди «возлюбленных Отца» (причем еще более неожиданно для тех, кто по левую, ну и для себя самих) - не страшен ни разу.

К сожалению, земные суды и в самом деле бывают страшны порой не для преступников, а для их жертв, потому что в них заседают… люди. И как все люди, судьи тоже бывают разными. Они могут быть честными, неподкупными, умными, проницательными, а могут быть и наоборот, глупы, порочны, продажны или, как нынче принято говорить, коррумпированы. Горе тому, чья судьба зависит от судей неправедных, которые ни Бога не боятся, ни людей не стыдятся (Лк. 18; 2).

Но если суд не карательная инстанция, тогда что он есть?

Он есть инстанция обличающая . Опять же, не в том смысле обличения, как это принято понимать, из-за распространенной подмены в обыденном словоупотреблении. Обличение - это не оскорбление, не обвинение и не выставление на позор. Бывает, что это все с обличением совмещается, но сущности обличения не составляет. Обличение - это высвечивание, выявление, прояснение, становление доступным для познания и понимания.

А вот суд-то, что совершается по обличении, когда невидимое стало видимым, различимым полностью, а не какими-то отдельными фрагментами, то есть, осуществляемое на основании рассмотренного, изученного, исследованного. Суд по-гречески - κρίσις <крисис> . Это слово переводится еще как решение, приговор, осуждение, решительный исход, спор, состязание, а так же как толкование. Суд - обличение действительности, толкование сущности ее. Причем, что важно, Божий суд ориентирован не на взвешивание «за» и «против», не на верховенство писаного закона и даже не на торжество справедливости, тем более, не на юридически оформленную расправу, но на поиск законных оснований или хотя бы повода для оправдания ответчика.

«Тогда придите - и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю» (Ис. 1; 18). Но с чего такая милость, каков повод? При каком условии, когда это «тогда»? «Омойтесь, очиститесь…» - говорит Господь. И, чтобы укоряемые Им не подумали, будто речь идет о водных процедурах, тут же поясняет: «…удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову» (Ис. 1; 16–17).

Вот оно как… Не возмездие или формальный расчет по конкретным статьям закона, не бредовая «сатисфакция», а принесение ответчиком плодов покаяния (μετάνοια <метания> - перемена ума; от μετανοέω <метаноэо>, что значит «переменять свой образ мыслей», изменять видение, понимание смысла жизни и ее ценностей) - основа для судебного решения по делу. А плоды покаяния - не просто те или иные добрые дела, но внутреннее изменение, преображение личности, формирование в душе таких качеств, которые с одной стороны порождаются этой умопеременой, с другой способствуют ей, потому что покаяние - процесс, только начинающийся осознанием греха, раскаянием в нем и его исповеданием, но продолжающийся всю жизнь. Плоды покаяния - духовные и душевные добродетели, свидетельствуемые соответствующими делами.

Возможно, читающему эти строки на первый взгляд, может показаться, что мы смешали понятия суда Божия и суда земного. Нет, просто, говоря о сущности суда истинного, справедливого, пусть и земного, неизбежно соотносишь его с Божиим судом. Правда издревле считалась обитательницей небес, а мораль - даром Божиим, потому что если не по сверхъестественному Откровению, то, как минимум, интуитивно во все времена люди понимали, что любые возвышенные ценности преходящего мира только тогда могут оберегаться от подмен и злоупотреблений, когда они возводятся к своим духовным, неизменным, вечным источникам, к их Первоисточнику - Богу. Насколько это осуществимо в земных реалиях и как осуществляется - вопрос отдельный. Опять же, о каких реалиях речь? Одно дело - суд в государстве языческом или секулярном (что, по сути, одно и то же), другое - в государстве, претендующем называться христианским. Одно - государственный суд в христианской стране, другое дело (в ней же или вне ее) - суд церковный.

И вот тут мы сталкиваемся с одной важной проблемой: какова концептуальная основа церковного суда? Существует ли она, или просто есть специфические условия, в которых сформировался церковно-канонический корпус, и есть наша реальность, к которой он применяется в зависимости от практической надобности? Это подчинение церковной жизни римскому праву или не более чем его применение в церковной ограде? Должно ли церковное судопроизводство делать не более, чем поправку (и должно ли вообще) на объективное положение дел в церковной среде, общий уровень нравственности, церковно-правовой грамотности, на заимствованные из мира, распространенные и укоренившиеся стереотипы сознания, в том числе и в области корпоративной этики, а также на этно-культурную, историческую (в том числе церковно-историческую) и политическую специфику региона, или толерантно (в медицинском, наихудшем, смысле) приспосабливаться ко всему этому?

Разумеется, особая концептуальная основа у церковного суда есть. Это новозаветное христианское мировоззрение. Я не случайно сказал «новозаветное», а не только «христианское», потому что последнее время христианству начинают приписывать весьма странные черты. Так вот, в качестве уточнения: не чье-то там «христианство» («сиволапое», «босяцко-цорионовское» и пр.), а то самое апостольское, православное - запечатленное в новозаветных книгах и в святоотеческом наследии, которое, слава Богу, нынче доступно и полезно (если, конечно, не вырывать фразы из контекста) для чтения и руководства по жизни.

Тем не менее, как бы это кого ни напрягало, но к тому, что церковно-судебная система стала в Русской Православной Церкви реальностью, надо бы уже привыкнуть (а желательно еще и поблагодарить Бога и всех, чьими усилиями она была разработана и функционирует). Словосочетание «церковный суд» одним кажется оксюмороном (о каком суде, о каких законах может идти речь, когда мы все под благодатью, ведь, когда начинают говорить о законе, значит, оскудела любовь… ну и прочие безумные глаголы), другими оно воспринимается в качестве какого-то рудимента то ли глубокой древности, то ли античного правового сознания, вплетенного в устроение церковной жизни.

В самом деле, чего там собираться, совещаться? - Надо клирика проучить и канонически это оформить? Так вот она - Книга Правил: открой наугад и ткни пальцем. Хотя лучше даже и не открывать ее, а сразу отпечатать указ о запрещении за «досаждение» по 55-му Апостольскому Правилу… Впрочем, нет. Три с лишним года назад был создан судебный прецедент, в ходе которого было разъяснено, что не всякое «причинение досады», то есть не всякое действие или слово, огорчающее архиерея, следует рассматривать как «досаждение», но только явное оскорбление, хулу, клевету, брань. Вот, опять же, аргумент против: церковный суд лишь осложняет поддержание дисциплины среди клириков. Это ж подумать только! Если каждый запрещенный или извергнутый поп, несогласный со своей печальной долей изблеванного из преосвященных уст, станет искать правды в церковно-судебной системе, ссылаясь на каноны и взывая к икономии - это что ж тогда начнется (впрочем, уже началось несколько лет как)?..

Получается, уже пальцем наугад не ткнешь, да и 55 АП уже не используешь, как прежде, в качестве универсальной дубины, не думая.

Хорошо это или плохо - тут с какой стороны посмотреть, какие приоритеты выстраивать. С точки зрения той самой вышеупомянутой концептуальной основы, по-видимому, хорошо. С точки зрения удобства в управлении… не знаю, наверное, зависит от того, как смотреть на цели и задачи управления клиром и мирянами. Если целью является строить всех, кто ниже по рангу, чтобы доить их и стричь, тогда, конечно, развитие церковно-правового сознания - это все лишнее, потому как «осложняет процесс» и «создает предпосылки для нестроений».

Если же целью управления церковного является взаимодействие всех членов Церкви (каждого согласно своему призванию и положению) в свободном и осознанном устроении христианской жизни ко спасению, то удобней это осуществлять именно так: основываясь на заповедях Христовых и руководствуясь святыми канонами таким образом, чтобы они не подменяли любви во Христе, а ограждали ее от злоупотреблений. Так что, получается, при уважительном отношении к людям, если видеть в них собратьев во Христе, носителей образа Божия, церковно-судебная система не только не воспринимается как законническая колода для церковного управленца, но еще и помогает ему в пастырском и архипастырском служении.

Проблема церковного правосознания в каждом индивидуальном случае состоит в том, как христианин осмысливает Церковь и, соответственно, церковную жизнь во всей ее многоаспектности. Каноническому мышлению предшествует экклезиологическое, которое и определяет правоприменительную практику. Если Церковь мыслится как «государственная скрепа» или военизированное ритуально-досуговое предприятие, тогда понимание сущности и значимости церковных правил, и, соответственно, их применение будет обеспечивать эксплуатацию Православия в качестве суррогата общенациональной идеологии и как инструмента национально-ритуальной самоидентификации, или банальное самоутверждение и деспотизм в худшем смысле этого слова.

Если же под Церковью понимается богочеловеческий организм, тогда и корпус канонического права видится принципиально иначе, и отношение к церковно-судебной системе - в корне иное.

Суд, как уже было сказано выше, инстанция, в которой разбираются: тщательно, в контексте церковного веро- и нравоучения и с учетом разнообразных условий (в том числе и общего уровня нравственности и благочестия) исследуются обстоятельства дела, заслушиваются все стороны, взвешиваются аргументы и не просто подбирается применимый канон - самое главное - ищутся пути для уврачевания как болезненной ситуации в целом, так и ее участников.

Это важнейший, принципиальнейший момент церковного судопроизводства, без которого оно теряет смысл как церковное, потому что Церковь - Ковчег спасения, а спасение это не просто избавление от какого-то бедствия, это - исцеление, оздоровление (слово σωτηρία <сотирия>, которое традиционно переводится на русский как «спасение», происходит от σώζω <созо> (спасать, сохранять), последний же одного корня с прилагательным σῶς <сос> - целый, здоровый, невредимый, неповрежденный).

Слово «наказание» переводится со славянского языка на русский как «научение». Если наказание не учит, не вразумляет, более того, если оно не преследует именно воспитательную цель, вразумляющую и исцеляющую, спасительную, или если оно претендует на это, но не адекватно декларируемой цели, то никакое это не наказание, а кара, месть, расправа (вероятно, показательная), но не наказание.

Задача церковного суда не только в том, чтобы расследовать дело, выявить церковное правонарушение и доказать его, а затем вынести приговор. И это есть, но не главное. Главное - всесторонне изучить дело и не только доказать событие преступления, но еще понять, что, а главное, почему к нему привело, чтобы, по возможности, ликвидировать породившую его почву и продумать исцеляющие и профилактические меры для оздоровления как церковной жизни в целом, так и конкретных личностей, и только в крайнем случае прибегать к «хирургическим» мерам, применяя каноны по всей строгости.

Это все была теория, теперь - практика.

Поводом к написанию данной статьи послужила дискуссия вокруг активности возлюбленного во Христе миссионера-камикадзе протодиакона всея Руси о. Андрея Кураева, развернутой в адрес, как он выразился, «голубого лобби». Я, в отличие от него, не берусь утверждать, существует оно или нет, потому, что не располагаю доказательствами. Вероятно, о. Андрей таковыми располагает, поэтому совершенно спокойно называет конкретные имена, не опасаясь, что кто-то из названных им лиц, подаст на него в Церковный суд за нарушение 6 правила II Вселенского Собора, согласно которому клеветник несет наказание, которому подпал бы оклеветанный, если бы интрига удалась.

В полемике, развернувшейся на просторах русского сегмента Всемирной паутины, не раз задавался вопрос о том, почему с этой информацией он обратился к немаленькой аудитории своего ЖЖ, а не в Церковный суд. В частности, Игорем Гасловым о. Андрею была напрямую предложена помощь в подготовке документально аргументированных обращений в . Ответа на это предложение не последовало. Возможно, причина в том, что о. Андрей, как он сам неоднократно объяснял, не видит в Положении о церковном суде Русской Православной Церкви (далее - Положение ) формальных оснований для таких заявлений со своей стороны. При этом о. Андрей ссылается на статью 34-ю Положения, в которой сказано, что на архиерея может подавать в суд только его клирик.

Охотно готов согласиться с о. Андреем, что текст Положения не идеален. Так оно и не претендует на статус 28-й книги Нового Завета. Но для того, чтобы этот документ был конструктивно доработан, необходимо сначала как следует обкатать его на практике. А правоприменительная практика, вскрывает богатое разнообразие канонических коллизий в церковной жизни, одновременно давая толкование тому, что не вполне доходчиво для простых смертных сформулировано в этом нормативном документе. Единственно, в чем я с о. Андреем не могу согласиться, так это в том, что текст Положения не позволяет ему инициировать дела, по конкретным персоналиям, о которых он сообщил нам в Интернете.

Кроме 34-й статьи, есть еще и 33-я, во второй части которой говорится, что дело передается в Общецерковный суд первой инстанции распоряжением Патриарха Московского и всея Руси или Священного Синода на основании заявления о церковном правонарушении, а также на основании сообщения о совершенном правонарушении, полученного из иных источников. «Обратите внимание на второе основание, - комментирует Игорь Гаслов. - Т. е. для передачи дела в Общецерковный суд не нужно даже заявление. Достаточно сообщения о совершенном церковном правонарушении, например опубликованного в СМИ. Естественно это должны быть не анонимные рассказы, не намеки, не сообщения типа „это и так всем известно“, „это у него на лице написано“».

Так что механизм решения проблем есть. Другое дело, что можно понять и тех, кто опасается обращаться в Общецерковный суд. Пока будет тянуться время с подачи заявления до передачи дела в производство (а вдруг и до этого не дойдет?), а потом до самого заседания (а собирается Общецерковный суд нечасто), этого клирика по месту канонической прописки раз десять успеют заставить пожалеть о своем опрометчивом поступке и отозвать жалобу. Рычагов для этого достаточно. Да и откуда истец знает, какое в Патриархии к нему будет отношение, когда он туда явится, да и чего ему ждать хорошего, если его жалобу на своего правящего архиерея или апелляцию на утвержденное им решение Епархиального суда, или на лично им наложенное прещение будут рассматривать тоже архиереи? Где гарантия, что у них не возобладает корпоративная солидарность?.. Уверяю вас, что еще и не такие мысли у него будут вертеться в голове. И что же ему тогда делать?

В 2010 г. мне пришлось обратиться в Общецерковный суд с апелляцией на архиерейский указ о моем запрещении в священнослужении. Ситуация интересна как раз тем, что если читать Положение поверхностно, может показаться, что подавать апелляцию в Общецерковный суд можно лишь на решение Епархиального суда, но не на указ архиерея, а у меня именно такая ситуация и была: Синод ЭПЦ МП не вынес никакого постановления по моему вопросу (отцы между собой решили, что не все так просто и необходимо, прежде чем что-то решать, со мной еще поговорить), и тогда архиерей запретил меня своей властью.

Я незамедлительно съездил в Москву и подал апелляцию на имя Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который, спустя некоторое время, направил ее в Общецерковный суд.

С момента вручения мне указа о запрещении до судебного заседания прошло полгода. Что такое запрещение в священнослужении и как это пережить - тема особая и сейчас нам на нее отвлекаться не по формату, но скажу одно: если бы не поддержка добрых людей, я вполне мог бы свихнуться или познать сладость диабетических осложнений. За эти полгода мне неоднократно советовали отозвать апелляцию, признать все, что угодно и как угодно, только добиться снятия запрета, потому что если дело таки дойдет до суда, это может вообще закончиться для меня лишением сана.

Надо отметить, что уговаривали меня не какие-нибудь недоброжелатели, а наоборот, люди очень хорошо ко мне относящиеся, да еще к тому же и хорошо информированные, поэтому предостережение о перспективе лишиться сана я принял всерьез и с трудно подавляемым ужасом. Более того, чем ближе к суду, тем настойчивее звучали эти голоса. Даже Игорь Гаслов, который, спасибо ему, помогал в составлении апелляции, и тот изо всех сил убеждал меня отступить, считая дело безнадежным.

За несколько дней до судебного заседания мне надлежало явиться на прием к руководителю Контрольно-аналитической службы Управления делами Московской Патриархии (далее - КАС УДМП) игумену (ныне архимандриту) Савве (Тутунову). Ничего особо хорошего для себя я не ждал. Во-первых, я вообще не люблю всяческий официоз, не ориентируюсь в нем, а потому чувствую себя, мягко говоря, некомфортно в «коридорах власти» и на всевозможных мероприятиях с участием ВИП-персон. Во-вторых, я отдавал себе отчет, что иду на допрос, что само по себе радовать не может. Так вот, это двойное напряжение было снято в один момент, как только появился о. Савва.

Он каким-то непостижимым образом умудряется сочетать братскую любовь с чиновничьей деловитостью. Формально это был допрос, но осуществлялся он с такой доброжелательной недемонстративной корректностью и сосредоточенным вниманием, с настолько неподдельно искренним стремлением вникнуть, разобраться и установить истину; при этом он вел беседу не только в спокойном настроении, ровно, обстоятельно, без лишних эмоций, но именно в мирном Христовом духе… Это было неожиданно.

Выходил я из его кабинета с надеждой, что и судьи проявят такое же понимание, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что им это будет сделать нелегко. Дело не только в корпоративной солидарности, которой могут быть не чужды судьи в архиерейском сане, но еще и в том, что их решения, как я понимаю, не должны быть слишком тревожными для собратьев-архипастырей. Между тем, всякое судебное решение, вынесенное ими в пользу священника, конфликтующего со своим владыкой - это (как минимум) тревожный звонок для тех архиереев, которые привыкли чувствовать себя абсолютными хозяевами душ и телес подвластных им клириков. Поэтому от судей, кроме объективности (не говоря уже о мудрой и милосердной справедливости), требуется изрядная, скажем так, дипломатичность и немалое мужество.

Надежды мои, в основном, оправдались. Обвинение в нарушении 55-го Апостольского Правила было признано обоснованным, но в отношении 39-го я был частично оправдан (со всеми решениями Общецерковного суда, в том числе по упоминаемому делу /http://www.patriarchia.ru/db/text/1331729. html /, можно ознакомиться на сайте Московской Патриархии). Принимая во внимание, сделанное в самом начале заседания, мое покаянное заявление (в котором я выражал сожаление о скорби, причиненной своему архиерею, и о вынужденности ряда своих действий), а также полугодовой период нахождения под запретом (в государственном судопроизводстве это называется «зачесть срок нахождения под стражей»), судьи постановили снять с меня запрещение в служении. Спустя менее двух недель это решение было утверждено Патриархом и вступило в силу.

Итоги.

Не вдаваясь в подробности дальнейших событий, начнем подводить итоги в виде нескольких замечаний и выводов.

Апелляция на архиерейский указ о запрещении? Как можно?..

Что священнослужитель может подавать в Общецерковный суд первой инстанции жалобу на своего правящего архиерея (как, например, в случае с в 2010 г.), это ясно следует из текста Положения; что может подавать апелляцию на решение Епархиального суда - об этом тоже предельно ясно сказано. А вот может ли он подавать апелляцию на указ своего правящего архиерея?

«Вопрос, конечно, интересный», так как бытует мнение, что нет, якобы в Положении такой вариант не предусмотрен. Так я потому и описал свой случай, что он как раз из этой категории. Я ведь не подавал в суд на своего архиерея, но всего лишь опротестовал его указ. Как уже упоминалось выше, если читать Положение поверхностно и вне контекста Священного Предания, вне православной экклезиологии, то вполне может показаться, что моя апелляция была принята в нарушение соборно утвержденного документа.

Что ж, давайте разбираться. Для начала предлагаю обратить внимание на фрагмент интервью о. Саввы обозревателю газеты «Известия» Борису Клину, опубликованного на сайте Московской Патриархии /http://www.patriarchia.ru/db/text/1249515. html /: «Очень часто священники сетуют на свое полное бесправие в отношениях с архиереем, который может просто запретить в служении», - говорит журналист. - «Всякий священник, считающий, что с ним поступили несправедливо, - отвечает о. Савва, - имеет право направить апелляцию на имя Предстоятеля. Патриарх Кирилл дал четкую установку: любая жалоба на его имя должна быть изучена, и на нее должен быть направлен обстоятельный ответ».

Обратите внимание на контекст: речь об апелляциях на архиерейские личные указы.

Чтобы ни у кого не закралось сомнение, что это административный произвол, попирающий соборно принятое Положение, вчитаемся в содержание 3-ей статьи:

1. Полнота судебной власти в Русской Православной Церкви принадлежит Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви, именуемому в дальнейшем тексте настоящего Положения „Архиерейский Собор“. Судебная власть в Русской Православной Церкви осуществляется также Священным Синодом Русской Православной Церкви, именуемым в дальнейшем тексте настоящего Положения „Священный Синод“, и Патриархом Московским и всея Руси.

Осуществляемая Общецерковным Судом судебная власть проистекает из канонической власти Священного Синода и Патриарха Московского и всея Руси, которая делегируется Общецерковному суду.

2. Полнота судебной власти в епархиях принадлежит епархиальным архиереям.

Епархиальные архиереи самостоятельно принимают решения по делам о совершении церковных правонарушений в случае, если данные дела не требуют исследования.

Если дело требует исследования, епархиальный архиерей передает его в епархиальный суд.

Причем делегирование делегированию - рознь. Одно дело, когда Патриарх или Синод делегируют судебную власть Общецерковному суду, состоящему из архиереев, и совсем другое, когда архиерей делегирует свою судебную власть Епархиальному суду, состоящему из священников, не обладающих полнотой судебной власти даже в рамках своих приходов. Если Общецерковный суд - это как малый архиерейский собор, то суд епархиальный - что-то вроде консультативного совета при правящем архиерее.

Самое главное, в контексте поставленного вопроса, то, что архиерей передает дело в епархиальный суд лишь тогда, когда оно, по его мнению, «требует исследования». А если он, допустим, недооценивает сложность дела? Или мало ли еще какие уважительные или неуважительные причины побуждают его решить дело самостоятельно? Даже если дело не рассматривалось коллегиально, архиерейское решение - это такое же решение церковного суда епархиального масштаба, просто вынесенное в упрощенном порядке. И правоприменительная практика показывает, что Общецерковный суд второй инстанции не ограничен рассмотрением лишь коллегиально вынесенных судебных решений, но существенным признаком судебного решения епархиального уровня признает архиерейское решение, будь то в виде утверждения постановления епархиального суда, будь то в виде собственного указа.

Думаю, все предельно ясно.

Судебный процесс.

Следующее, что надо иметь в виду: производство в Общецерковном суде закрытое не только от любопытствующей публики, но и от сторон, каждая из которых дает показания отдельно. Это сделано в интересах уязвимой стороны, но содержит некоторое неудобство: каждая сторона не в курсе, что о ней говорит противная, и не может опровергнуть ложь, если кто-то из судей не сочтет нужным прямо задать соответствующий вопрос. Кстати, не надо тушеваться, если вопрос будет задан в риторической форме и в обвинительном тоне.

Из того, что судья архиерей, еще не следует, что он страдает комплексом власти, и аргументированное, корректное парирование высказанного им обвинения воспримет как личное оскорбление. Все владыки, заседающие в Общецерковном суде - доброжелательные, опытные и мудрые архипастыри, способные внимательно выслушивать и анализировать информацию. Не надо путать строгость с жестокостью, цепенеть и терять дар речи, но если по какой-то причине судья что-то понял превратно, соберитесь, помолитесь, успокойтесь и внесите ясность. Главное, сами не бойтесь переспрашивать, если не все поняли или не расслышали что-нибудь.

А что потом?

Потом все может быть очень разнообразно. Хорошо, если не только вы настроены миротворчески, но и ваш архиерей тоже. А если нет? Именно это и останавливает многих пострадавших клириков от апелляций: они прекрасно понимают, что если архиерей останется на кафедре (а он на ней останется 100%, если речь идет всего лишь о жалобе на указ о запрете, а не о железобетонно доказанных обвинениях в каком-либо тяжком преступлении), он сумеет сделать так, чтобы вы пожалели не только об апелляции, но и сам факт своего рождения начали бы рассматривать как злостное недоразумение, обусловленное роковым стечением обстоятельств. При этом все будет сделано так, что формально никаких претензий вы уже предъявить не сможете. Будете ходить как по минному полю, опасаясь дать повод для нового запрета, и радоваться возможности служить хотя бы за пределами своей епархии. Хорошо, если у вас появится возможность устроиться в другой епархии, а владыка отпустит. Если же вы связаны какими-то обязательствами, не позволяющими уехать… «Черный сценарий» можно было бы расписывать еще долго.

Так стоит ли?..

А вот это уже вопрос не столько здравого смысла, сколько совести. В любом случае, предпочтительней всего примирение в досудебном порядке. И для этого надо сделать все… нравственно приемлемое. Если же ничего из этого не получается, возможны варианты: апеллировать или нет. Если репрессированный клирик предпочитает ждать, что ситуация сама изменится к лучшему, или надеется преклонить архиерея на милость, стараясь не раздражать его, кажущимися безнадежными попытками искать правды в Москве - это его личный выбор, если речь идет об апелляции на судебное решение, и он будет прав, что бы ни решил.

Если же мы говорим о целесообразности обращаться в Общецерковный суд первой инстанции по причинам, затронутым , то вопрос уже не в том, удастся ли до суда дожить и после него выжить, а в том, кто ты, если можешь что-то предпринять против мерзости, но, по малодушию, пассивно в ней соучаствуешь, помалкивая о фактах, покрывая растлителей и насильников, попустительствуя укоренению порока, карьерному возвышению его носителей, а также их размножению путем кадрового почкования?

Стоит ли?! Что чего стоит? Стоит ли страдать за Церковь Христову и за ближних, за «малых сих», чьи души калечатся соблазном? Что ж, дело совести.

К сфере церковного управления как второго вида правительственной власти церкви входят такие функции, как введение и упразднение церковных должностей, их замещение, текущее администрирование, а также церковный надзор.

Новые церковные должности, в том числе новые епископские кафедры или даже першосвятительські престола, вводятся или отменяются постановлениями поместной церковной власти. Церковные должности могут также объединяться, сливаться, присоединяться друг к другу и тому подобное. Изменения могут также касаться разделения одной должности на две или несколько самостоятельных (например, разделение одной епархии на две), перенос части компетенции одной должности на другую и тому подобное.

Что же касается замещения церковных должностей, то оно обычно осуществляется компетентной церковной властью согласно канонов и иных церковных законоположений. В этой сфере на протяжении всей истории церкви особенно ощутимо влияние светской государственной власти. В подавляющем большинстве это касалось высших должностей. Такое влияние церковь не признает противоправным, если он не противоречит воле епископата, клира и церковного народа, поскольку считает, что замещение высших церковных должностей сочетается с областью внешнего церковного права. Формы этого влияния в истории церкви менялись и определялись преимущественно статусом церкви в государстве.

Текущее администрирование в церкви осуществляется путем письменных или устных распоряжений и посланий.

Особым видом административной церковной власти является надзор который осуществляют те же органы, что и управляют церковью. К основным средствам наблюдения относятся:

o получение письменных отчетов вышестоящими институциями от низших, личных докладов о состоянии церковных дел;

o визитацию, т. е. обозрение носителем церковной власти подведомственных ему учреждений и заведений;

o проведение ревизий.

По результатам проверок и контроля составляются письменные отчеты (их подают, например, благотворительные своему епархиальному архиерею). Иногда по требованию высшего руководства подается личная доклад подчиненной церковной особы.

самым Действенным средством проверок издавна была визитацию. Она практиковалась в церкви всегда, начиная с апостольского времени. Сами апостолы посещали основанные ими общины не только для научения паствы, но и для надзора. Характерно, что в Каноническом своде нет правил, которые бы приписывали епископу совершать визитацию своей паствы. Очевидно, в древней церкви это была общепринятая норма. Впервые обязанность обходить подчиненные округа возлагалась на епископов законом императора Алексия Комнина, изданным в 1107 г. "Духовный регламент" в России обязал каждого епархиального архиерея один раз в год или, в крайнем случае, раз в два года объезжать свою епархию. И на сегодня в обязанности архиерея входит визитацию приходов, монастырей, духовных заведений епархии. Патриарх осуществляет визитации всех епархий своей церкви, а внутри епархий обязанность регулярных посещений приходов возлагается на благочинного.

Ревизии, как правило, является чрезвычайным средством надзора. Они проводятся эпизодически, в случае необходимости. Обычно, поводом для ревизии становится неблагополучном состоянии дел в церковном заведении, а сама она проводится лицами, назначенными законной церковной властью.

Церковный суд

Судебная власть является частью церковной правительственной власти. Земная церковь представляет собой человеческое сообщество, в котором, как и в любом общественном организме, сталкиваются интересы разнообразных субъектов. Члены церкви могут совершать преступления против заповедей, нарушать церковные установления, а поэтому в церкви нельзя обойтись без судебной власти, которая была бы сдерживающим фактором для всевозможных правонарушений. Судебная власть многогранна: грехи, открываемые на исповеди, подлежат тайному суду духовника; преступления клириков, связанные с нарушением своих служебных обязанностей, влекут за собой публичные взыскания. А если заглянуть вглубь истории, то можно увидеть, что в компетенцию церковного суда в разные периоды входили гражданские споры между христианами и даже некоторые уголовные дела, рассмотрение которых вообще не соответствует природе церковной власти.

Юрисдикция церкви в отношении своих клириков, а тем более в отношении мирян вовсе не вытекала из Писания или богословских догматов, ее возникновение имело исторические корни и было связано, во-первых, со стремлением государственной власти опереться на церковь в решении государственных дел; во-вторых, с борьбой церкви за собственные привилегии в государстве.

Еще в конце IV века. законом императоров Аркадия и Гонория за христианскими епископами была признана роль арбитров в делах, касавшихся церкви, либо таких, где затрагивались нематериальные или моральные стороны межчеловеческих отношений. Тем временем церковь предполагалось сделать реальной участницей государственного суда и управления.

Дела церковнослужителей между собой сразу стали прерогативой церковной организации. Впоследствии церковь запретила духовным лицам подавать иски и жалобы в светских судов. А в 614 г. Парижский поместный собор утвердил полный судебный иммунитет священнослужителей, запретив любое светское вмешательство в дела священников. И даже в случае исков между церковной и светской властью, между светскими и духовными лицами предпочтение отдавалось епископскому суду. В этом заключался один из важнейших сословных привилегий духовенства.

С утверждением феодальных отношений церкви, монастыри, епископы приобрели полномочий сеньйорального суда в отношении своих вассалов, подвластного населения и других зависимых слоев. Суды канонического права основывались на более сложной судебной процедуре, чем обычные феодальные суды. Эти отличия и особенности оказались еще в XII в., когда в каноническом праве стали заметны традиции римского права, адаптированные к церковных требований. К судочинських процедур варварских времен и феодального суда церковь относилась с презрением. В 1215 г. Латеранский церковный собор запретил священнослужителям принимать участие в судебных испытаниях - ордаліях. Тем самым этот привычный на протяжении веков способ отыскания "Божьей правды" поставь вне церковным законом. Также церковь преследовала и презирала судебные поединки.

В судах церковного права безусловное преимущество отдавалось письменной процедуре и документальным свидетельством "того, чего нет в документах, не существует вообще". И подачи жалобы, и возражения ответчика обязательно должны были иметь письменную форму. Стороны в процессе слушания дела задавали друг другу вопросы в виде записок. Решение суда также фиксировалось письменно. Обязательно записанными были показания свидетелей под присягой и под угрозой наказания за лжесвидетельство. Судебная процедура предусматривала представительство сторон. Это правило все больше импонировало купцам, торговцам и представителям других денежных слоев, которые не могли или не хотели лично присутствовать в судах. Ссылки на правовые источники были обязательными.

В отличие от светских судов, суды канонического права предсказывали совсем другую цель. Смысл судопроизводства заключался не в установлении правоты одной из сторон и осуждении другого, а в установленные истины даже в том случае" когда это шло в ущерб того, кто нарушил обвинения подал жалобу в суд. Судьи принадлежало самому допрашивать стороны, исходя из собственных соображений разума и совести. Решения принимались на основании внутреннего убеждения судьи и канонических догматов. Судья должен был выяснять не только жизненные, фактические обстоятельства по делу, а и всевозможные мотивы, например, то, "что фішник сам, возможно, не знает, или, стесняясь, хочет скрыть". А это, в свою очередь, приводило к жесткому отношение канонических судов к доказательствам. Были разработаны некоторые правила разграничения доказательств на такие, которые не касаются дела; неясные и неопределенные доказательства; доказательства, которые порождают неясность и запутывают рассмотрение дела; те, которые противоречат природе, а потому не принимаются во внимание.

Слишком заформализованы и жесткие требования к природе доказательств были особенно присущи уголовным преследованием. А убеждения церковных судов в изначальной греховности человека и всякого мирской жизни, сопротивление обвиняемого в покаянии подталкивали каноническое судопроизводство к преувеличению значимости собственного признания вины обвиняемым. Это стало безусловной аксиомой инквизиционного судопроизводства.

Как уже отмечалось, важнейшим привилегией церкви в Средневековье было право на свой церковный суд. Все лица, принадлежавшие церкви - монахи, священники, монастырские крестьяне и т. п, подлежали суду церкви как в гражданских, так и в уголовных делах, исходя из того, что все преступления связаны с грехом. Церковь присвоила себе подсудность по делам ереси (вероотступничества), колдовства, святотатства, кражи церковного имущества, насилия над священниками, нарушение супружеской верности, инцеста, двоєженства, лжесвидетельства, клеветы, подлогов документов, лжеприсяжництва, ростовщичества с преувеличением процентной ставки, мошенничества. Поскольку имущественные договоры в основном скреплялись религиозными клятвами, церковь объявила своей компетенцией и сферу обязательственных отношений.

в Соответствии с решениями IV Латеранского собора, в особых обязанностей церковной власти входила борьба с проявлениями разнообразных ересей. Преследованию подлежали даже просто подозреваемые в ереси или те, кто не смог доказать свою невиновность и опровергнуть обвинения. Относительно таких случаев церковные суды применяли особый, инквизиционный порядок судопроизводства, исходя, в первую очередь, из презумпции виновности и греховности человека. Преследование еретиков поручалось монахам рыцарских орденов. С этой целью были введены должности специальных церковных судей - инквизиторов. Они наделялись иммунитетом невменяемости, не подлежали обычному церковному суду, имели право на личное обращение к Папе Римскому и были поставлены вне административным контролем со стороны епископов. Независимая от светской власти, церковная инквизиция в XIII-XVII вв. была грозной силой в руках церкви.

Инквизиция могла возбуждать дела даже по слухам. В таких судах одна и та же особа проводила предварительное расследование дела, осуществляла суд и выносила приговор. Судоговорению было тайным, сопровождалось пугающими и гнетущими ритуалами. При отсутствии быстрого признания вины применялись пытки, предел которых ничем не регламентировалась. Создавалась обстановка всеобщего ужаса и безысходности. Инквизиторы считали, что лучше убить 60 невиновных, чем упустить одного виноватого.

В 1252 г. Папа Иннокентий IV одобрил создание инквизиционных трибуналов из 12 судей во главе с епископом. В уголовных делах собственное признание стало главным видом доказательств, который свидетельствует о правоте заключения судей и о раскаяние грешной души преступника. Особенно виртуозно собственное признание применялось в вопросах обвинения в ереси, поскольку по желанию за это мог быть привлечен любой, и не требовалась квалификация действий злоумышленника соответствии с нормами церковных канонов. После получение признания своей вины обвиняемого заставляли примириться с церковью через отпущение грехов. Обвиняемый подписывал протокол допроса, непременно указывая, что его признание вины является добровольным и честным. При отказе от показаний или их изменению в лицо признавалась снова отлучен от церкви и подлежала сожжению заживо на костре (это делалось не только с целью запугивания окружающих, а и с "гуманных" соображений, поскольку "церковь не проливала крови").

Признание вины помогало избежать сожжения, но имело следствием пожизненное заключение. Оправдание было крайне редким явлением. На кострах инквизиции сгорело много выдающихся людей своего времени, в числе которых Жанна д"арк, Ян Гус, Джордано Бруно. Это надолго деформировало судопроизводство в канонических судах. Церковная судебная процедура обнаружила свое влияние и на светские суды, которые. в противовес инквизиции, распространяли практику затягивание рассмотрения дела, которые длились месяцами, а то и годами.

Следуя заветам апостолов, христиане первых веков избегали языческих судов и выносили свои споры на суд епископов. Это делалось не только с целью добиться наибольшей объективности и справедливости, но и с тем, чтобы не терять перед язычниками нравственной чистоты своих религиозных убеждений и святость своей веры. К тому же, римское судопроизводство требовало совершения языческого обряда - окуривание фимиамом статуи богини правосудия Фемиды. Для клириков вообще обращение к языческому суду было недопустимым. Епископский суд для мирян имел характер справедливого и достойного рассмотрения дела с уважением к обеим сторонам. 1 если после этого какая-то из сторон, будучи недовольной решением епископа, обращалась за защитой своего права к гражданскому языческого суда, такой христианин получал моральное осуждение со стороны своей общины.

Надо иметь в виду и то, что в эпоху гонений на церковь судебные решения епископов считались недействительными с точки зрения римского светского права. К тому же, церковнослужители не обладали исполнительной властью, не имели собственного карательно-исполнительного аппарата и опирались исключительно на свой духовный авторитет.

После издания Миланского эдикта обычай христиан судиться у своих епископов получил в Византии государственную санкцию, а судебные решения архиереев опирались на исполнительную силу государства. Константин Великий предоставил христианам право переносить любые иски на суд епископа, приговор которых считался окончательным. Причем для такого переноса достаточно было желания одной из сторон. Безапелляционный епископский суд, наделенный официально-государственным статусом, с христианизацией империи стал успешно конкурировать с юрисдикцией гражданских магистратов. Это привело к тому, что епископы были перегружены судебными делами, многие из которых были далеки от духовной сферы. Чтобы разгрузить духовные суды, сузить судебные права церкви, но при этом не задеть авторитет и уважение к ним, правители обусловили компетенцию епископского суда двумя факторами: суд рассматривал только гражданские споры; обе стороны должны выразить согласие на суд епископа.

Исключительно церковному суду подлежали гражданские дела в отношении клириков, о чем говорилось в 9-м Правиле Халкидонского собора. А поскольку все постановления этого собора были санкционированы императором Маркианом, они получили статус государственных законов.

В Византийской империи подсудность клириков своим архиереям по гражданским делам признавалась безусловной канонической нормой, хотя по своему содержанию такие дела могли бы разбираться и светскими судами. Другой вопрос - дела сугубо церковные, которые, хотя и имеют характер тяжб, но по своей природе не могли быть подсудны нецерковным судебным учреждениям. Например, споры епископов о принадлежности прихода к определенной епархии, тяжбы клириков о пользовании церковными доходами и тому подобное. Византийские императоры неоднократно подчеркивали, что юрисдикция по этим делам принадлежит исключительно церкви, и это признание не имело вид какой-то уступки, а выходило с высокого авторитета церкви в государстве и справедливости ее права.

Тяжбы между клириками и мирянами подлежали юрисдикции как светской, так духовной судебной власти. До императора Юстиниана судебные права клирика и мирянина были равными. Но Юстиниан предоставил клирикам привилегию отвечать по гражданским искам только перед своим архиереем. Если одна из сторон была недовольна судебным решением епископа, она могла перенести дело в гражданский суд. Если в таком случае светский суд поддерживал решение суда церковного, дело уже не подлежала пересмотру и приводилась в исполнение. А если гражданский суд принимал другое решение, чем суд епископа, допускалась подача апелляции и пересмотр дела на суде у митрополита, патриарха или даже на церковном соборе.

В Киевской Руси в эпоху ее крещения, действующее гражданское право еще не вышло за рамки обычного народного права. Конечно, оно не шло ни в какое сравнение с филигранно разработанным римским правом, которое было положено в основу правовой системы Византии. Поэтому церковная иерархия, пришедшая к нам из Византии после превращения христианства в государственную религию, получила в свою юрисдикцию много таких дел, которые в самой Византии были подсудны светским магістратам.

Компетенция церковного суда в Древнерусском государстве была чрезвычайно широка. Согласно "Поступать" князей Владимира Великого и Ярослава Мудрого все отношения гражданской жизни, которые так или иначе касались религии и нравственности, были отнесены к суду церковному, епископского. Церковь получила в свою исключительную компетенцию дела, связанные с супружеской жизнью, взаимоотношениями между родителями и детьми. Своим авторитетом церковь защищала как родительские права, так и неприкосновенность личных прав детей.

Дела о наследовании тоже отдавались в ведение церкви. В первые десятилетия христианской истории Украины-Руси такие дела случались часто, поскольку многие было "невінчальних", а следовательно, незаконных с точки зрения христианства, браков. Права детей от таких браков на родительское наследство подлежали рассмотрению церковного суда. Наша судебная практика, в отличие от византийской в таких вопросах, склонялась к признанию за детьми права на часть имущества. Если же возникал спор относительно имеющегося духовного завещания, то такие дела тоже рассматривал церковный суд. Правовые нормы княжеских "Уставы" сохраняли свою полную силу в России вплоть до петровских времен.

Своеобразие церковного судопроизводства на Руси заключалась еще и в том, что к компетенции церковных судов входили и некоторые уголовные дела. Если обратиться к уже упоминавшихся княжеских Уставов, то нетрудно заметить, что суду епископа подлежали преступления против веры и церкви, а именно: осуществление христианином языческих обрядов; святотатство, колдовство, надругательство над храмом и святынями. А за "Кормчою книгой" такими преступлениями были богохульство, ересь, раскол, вероотступничество.

Епископский суд рассматривал дела, связанные с преступлениями против общественной нравственности (блуд, изнасилование, противоестественные грехи и тому подобное); а также браки, заключенные в запрещенных степенях семьи; самовольное развода; жестокое обращение мужа с женой или родителями; неуважение детей к своим родителям и к родительской власти. Церковному суду подлежали и некоторые случаи убийства: например, убийство в кругу семьи, лишение плода, или когда жертвами смертоубийства были бесправны лица - изгои рабы. Также святительском суду приходилось рассматривать дела о личных обидах - обида целомудрия девушки грязной бранью или клеветой; обвинение невиновного в єретизмі или колдовстве.

Что же касается духовенства, то оно в допетрівську эпоху по всем уголовным обвинениям, кроме "смертоубийства, разбоя и татьбы с поличным", несло ответственность перед судом епископа. Нельзя не согласиться со словами профессора А. С. Павлова, который указывал, что в древнерусском праве "заметно преобладает принцип, по которому юрисдикция церкви определялась не столько существом самых дел, сколько сословным характером лиц: лица духовные, как по преимуществу церковные, и судились у церковной иерархии".

Состав епархиального суда

Протоиерей Георгий (Юрьевич) Зарецкий - председатель Епархиального суда

Протоиерей Алексий (Алексей) Евгеньевич Сорокин - заместитель председателя

Иерей Игорь Борисович Шипицын - секретарь Епархиального суда.

Судьи:

протоиерей Анатолий Владимирович Савчук

игумен Игнатий (Молчанов Дмитрий Игоревич)

иерей Николай Олегович Пименов

Положение о церковном суде Русской Православной Церкви

(Московского Патриархата)

РАЗДЕЛ I. ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ.

Глава 1. Основные начала церковного судоустройства и судопроизводства.

Статья 1. Структура и канонические основания судебной системы Русской Православной Церкви.

1. Судебная система Русской Православной Церкви (Московского Патриархата), именуемой в дальнейшем тексте настоящего Положения «Русская Православная Церковь», устанавливается Уставом Русской Православной Церкви, принятым Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 16 августа 2000 г., именуемым в дальнейшем тексте настоящего Положения «Устав Русской Православной Церкви», а также настоящим Положением и основана на священных канонах Православной Церкви, именуемых в дальнейшем тексте настоящего Положения «священные каноны».

2. Судебная система Русской Православной Церкви включает следующие церковные суды:

• епархиальные суды, в том числе епархий Русской Православной Церкви Заграницей, Самоуправляемых Церквей, Экзархатов, входящих в состав Русской Православной Церкви, — с юрисдикцией в пределах соответствующих епархий;
• высшие церковно-судебные инстанции Русской Православной Церкви Заграницей, а также Самоуправляемых Церквей (при наличии в данных Церквах высших церковно-судебных инстанций) — с юрисдикцией в пределах соответствующих Церквей;
• Общецерковный Суд — с юрисдикцией в пределах Русской Православной Церкви;
• Архиерейский Собор Русской Православной Церкви — с юрисдикцией в пределах Русской Православной Церкви.

3. Церковные суды Русской Православной Церкви осуществляют судебную власть, руководствуясь священными канонами, Уставом Русской Православной Церкви, настоящим Положением и иными установлениями Православной Церкви.

Особенности церковного судоустройства и судопроизводства в пределах Русской Православной Церкви Заграницей, а также в пределах Самоуправляемых Церквей могут определяться внутренними установлениями (правилами), утвержденными уполномоченными органами церковной власти и управления данных Церквей. В случае отсутствия вышеуказанных внутренних установлений (правил), а также их несоответствия Уставу Русской Православной Церкви и настоящему Положению церковные суды Русской Православной Церкви Заграницей и Самоуправляемых Церквей должны руководствоваться Уставом Русской Православной Церкви и настоящим Положением.

4. Церковным судам Русской Православной Церкви, именуемым в дальнейшем тексте настоящего Положения «церковные суды», подсудны дела в отношении лиц, находящихся в юрисдикции Русской Православной Церкви. Церковные суды не принимают к рассмотрению дела в отношении умерших лиц.

Статья 2. Предназначение церковных судов.

Церковные суды предназначены для восстановления нарушенного порядка и строя церковной жизни и призваны способствовать соблюдению священных канонов и иных установлений Православной Церкви.

Статья 3. Делегированный характер церковного судопроизводства.

1. Полнота судебной власти в Русской Православной Церкви принадлежит Архиерейскому Собору Русской Православной Церкви, именуемому в дальнейшем тексте настоящего Положения «Архиерейский Собор». Судебная власть в Русской Православной Церкви осуществляется также Священным Синодом Русской Православной Церкви, именуемым в дальнейшем тексте настоящего Положения «Священный Синод», и Патриархом Московским и всея Руси.

Осуществляемая Общецерковным Судом судебная власть проистекает из канонической власти Священного Синода и Патриарха Московского и всея Руси, которая делегируется Общецерковному суду.

2. Полнота судебной власти в епархиях принадлежит епархиальным архиереям.

Епархиальные архиереи самостоятельно принимают решения по делам о совершении церковных правонарушений в случае, если данные дела не требуют исследования.

Если дело требует исследования, епархиальный архиерей передает его в епархиальный суд.

Осуществляемая в данном случае епархиальным судом судебная власть проистекает из канонической власти епархиального архиерея, которую епархиальный архиерей делегирует епархиальному суду.

Статья 4. Единство судебной системы Русской Православной Церкви.

Единство судебной системы Русской Православной Церкви обеспечивается:

• соблюдением церковными судами установленных правил церковного судопроизводства;
• признанием обязательности исполнения всеми членами и каноническими подразделениями Русской Православной Церкви решений церковных судов, вступивших в законную силу.

Статья 5. Язык церковного судопроизводства. Закрытый характер рассмотрения дел в церковном суде.

1. Церковное судопроизводство на Архиерейском Соборе и в Общецерковном суде ведется на русском языке.

2. Рассмотрение дел в церковном суде является закрытым.

Статья 6. Правила наложения канонического прещения (наказания). Примирительная процедура урегулирования разногласий.

1. Каноническое прещение (наказание) должно побуждать члена Русской Православной Церкви, совершившего церковное правонарушение, к покаянию и исправлению.

Лицо, обвиняемое в совершении церковного правонарушения, не может быть подвергнуто каноническому прещению (наказанию) без достаточных доказательств, устанавливающих виновность данного лица (Карфагенского Собора 28 правило).

2. При наложении канонического прещения (наказания) следует учитывать причины совершения церковного правонарушения, образ жизни виновного лица, мотивы совершения им церковного правонарушения, действуя в духе церковной икономии, предполагающей снисхождение к виновному лицу в целях его исправления, либо в подобающих случаях — в духе церковной акривии, допускающей применение строгих канонических прещений в отношении виновного лица в целях его покаяния.

В случае подачи клириком явно клеветнического заявления о совершении епархиальным архиереем церковного правонарушения заявитель подвергается тому же каноническому прещению (наказанию), которое было бы применено в отношении обвиняемого лица, если бы факт совершения им церковного правонарушения был доказан (II Вселенского Собора 6 правило).

3. Если в ходе судебного разбирательства церковный суд придет к выводу об отсутствии факта церковного правонарушения и (или) невиновности обвиняемого лица, в обязанность церковного суда входит проведение примирительной процедуры в целях урегулирования возникших между сторонами разногласий, что должно быть зафиксировано в протоколе судебного заседания.

Глава 2. Полномочия судей церковного суда.

Статья 7. Полномочия председателя и членов церковного суда.

1. Председатель церковного суда назначает время заседаний церковного суда и ведет эти заседания; осуществляет иные полномочия, необходимые для церковного судопроизводства.

2. Заместитель председателя церковного суда по поручению председателя церковного суда проводит заседания церковного суда; выполняет иные необходимые для церковного судопроизводства поручения председателя церковного суда.

3. Секретарь церковного суда осуществляет прием, регистрацию и представление соответствующему церковному суду заявлений о церковном правонарушении и иных документов, адресованных церковному суду; ведет протоколы заседаний церковного суда; рассылает вызовы в церковный суд; несет ответственность за ведение и хранение архива церковного суда; осуществляет иные полномочия, предусмотренные настоящим Положением.

4. Члены церковного суда участвуют в судебных заседаниях и иных действиях церковного суда в составе и порядке, предусмотренном настоящем Положением.

Статья 8. Досрочное прекращение и приостановление полномочий судьи церковного суда.

1. Полномочия судьи церковного суда прекращаются досрочно в установленном настоящим Положением порядке по следующим основаниям:

• письменное прошение судьи церковного суда об увольнении от должности;
• неспособность по состоянию здоровья или иным уважительным причинам осуществлять полномочия судьи церковного суда;
• смерть судьи церковного суда, объявление его умершим или признание безвестно отсутствующим в установленном государственным законодательством порядке;
• вступление в законную силу решения церковного суда по обвинению судьи в совершении церковного правонарушения.

2. Полномочия судьи церковного суда приостанавливаются в случае принятия церковным судом к рассмотрению дела по обвинению данного судьи в совершении церковного правонарушения.

Статья 9. Самоотвод судьи церковного суда.

1. Судья церковного суда не может рассматривать дело и обязан заявить самоотвод если он:

• является родственником (до 7 степени) или свойственником (до 4 степени) сторон;
• состоит в непосредственных служебных отношениях хотя бы с одной из сторон.

2. В состав церковного суда, рассматривающего дело, не могут входить лица, состоящие между собой в родстве (до 7-й степени) или свойстве (до 4-й степени).

3. При наличии предусмотренных настоящей статьей оснований для самоотвода судья церковного суда обязан заявить самоотвод.

4. Мотивированный самоотвод должен быть заявлен до начала судебного разбирательства.

5. Вопрос о самоотводе судьи церковного суда решается составом суда, рассматривающего дело, в отсутствие отводимого судьи.

6. В случае удовлетворения церковным судом заявленного судьей самоотвода церковный суд производит замену данного судьи другим судьей церковного суда.

Глава 3. Лица, участвующие в деле. Вызовы в церковный суд.

Статья 10. Состав лиц, участвующих в деле.

1. Лицами, участвующими в деле, являются стороны, свидетели и иные лица, которые привлечены церковным судом к участию в деле.

2. В качестве сторон по делам о церковных правонарушениях выступают заявитель (при наличии заявления о церковном правонарушении) и лицо, обвиняемое в совершении церковного правонарушения (далее — обвиняемое лицо).

В качестве сторон по подсудным церковным судам делам о спорах и разногласиях выступают спорящие стороны.

Статья 11. Вызовы в церковный суд.

1. Вызов в церковный суд может быть вручен лицам, участвующим в деле, под расписку, направлен по почте заказным письмом с уведомлением о вручении, телеграммой, по факсимильной связи либо иным способом при условии фиксирования вызова.

2. Вызовы в церковный суд направляются с таким расчетом, чтобы их адресат имел достаточный срок для своевременной явки в церковный суд.

3. Вызов в церковный суд направляется по месту жительства или служения (работы) адресата в каноническом подразделении Русской Православной Церкви. Лица, участвующие в деле, обязаны сообщить церковному суду о перемене своего адреса. При отсутствии такого сообщения вызов направляется по последнему известному церковному суду месту жительства или месту служения (работы) адресата в каноническом подразделении Русской Православной Церкви и считаются доставленными, хотя бы адресат по этому адресу более не проживает или не служит (не работает).

Статья 12. Содержание вызова в церковный суд.

Вызов в церковный суд составляется в письменной форме и содержит:

• наименование и адрес церковного суда;
• указание времени и места явки в церковный суд;
• наименование адресата, вызываемого в церковный суд;
• указание, в качестве кого вызывается адресат;
• необходимые сведения о деле, по которому вызывается адресат.

Глава 4. Виды, сбор и оценка доказательств. Сроки церковного судопроизводства.

Статья 13. Доказательства.

1. Доказательствами являются полученные в предусмотренном настоящим Положением порядке сведения, на основании которых церковный суд устанавливает наличие или отсутствие относящихся к делу обстоятельств.

2. Эти сведения могут быть получены из объяснений сторон и других лиц; показаний свидетелей; документов и вещественных доказательств; аудио- и видеозаписей; заключений экспертов. Получение и распространение церковным судом сведений, составляющих тайну частной жизни, в том числе семейную тайну, допускается лишь с согласия лиц, к которым эти сведения относятся.

3. Сбор доказательств осуществляется лицами, участвующими в деле, и церковным судом. Церковный суд осуществляют сбор доказательств путем:

• получения от лиц, участвующих в деле, и иных лиц с их согласия предметов, документов, сведений;
• опроса лиц с их согласия;
• истребования характеристик, справок и иных документов от канонических подразделений Русской Православной Церкви, которые обязаны предоставить запрашиваемые документы или их надлежаще удостоверенные копии на основании запроса церковного суда.

4. Церковный суд проверяет достоверность доказательств путем установления их источников и способов получения. Церковный суд всесторонне исследует и оценивает доказательства.

5. Церковный суд не вправе отдавать предпочтение одним доказательствам перед другими и должен оценивать все доказательства по делу в их совокупности. Не допускается использовать в качестве доказательств объяснения сторон и показания свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности.

6. Доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Положения, не могут использоваться церковными судами.

Статья 14. Основания освобождения от доказывания.

1. Обстоятельства, установленные вступившим в законную силу решением церковного суда по ранее рассмотренному делу, обязательны для всех церковных судов. Указанные обстоятельства не доказываются вновь.

2. Обстоятельства, установленные вступившими в законную силу приговорами (решениями) государственных судов, а также протоколами об административных правонарушениях, не подлежат проверке и доказыванию.

1. Церковный суд, при необходимости получения доказательств, находящихся в распоряжении канонических подразделений Русской Православной Церкви, или доказательств, находящихся в другой епархии, направляет соответствующий запрос.

2. В запросе кратко излагается существо рассматриваемого дела и обстоятельства, подлежащие выяснению.

3. На время выполнения запроса рассмотрение дела в церковном суде может быть отложено.

Статья 16. Объяснения сторон и иных лиц, привлеченных церковным судом к участию в деле.

1. Объяснения сторон и иных лиц, привлеченных церковным судом к участию в деле, об известных им обстоятельствах дела могут быть даны как в ходе подготовки дела к рассмотрению, так и на заседании церковного суда в устной или письменной форме. Данные объяснения подлежат проверке и оценке церковным судом наряду с другими доказательствами.

2. Устное объяснение заносится в протокол и подписывается стороной, давшей соответствующие объяснения. Письменное объяснение приобщается к материалам дела.

3. Заявитель предупреждается о канонической ответственности за заведомо ложный донос о якобы совершенном церковном правонарушении.

Статья 17. Документы.

1. Документами являются письменные материалы на бумажном или электронном носителе (включая протоколы осмотра вещественных доказательств), содержащие сведения об относящихся к делу обстоятельствах.

2. Документы представляются в подлиннике или в форме копии.

Копии документов, требующие согласно государственному законодательству нотариального удостоверения, должны быть нотариально удостоверены.

Копии документов, выданные каноническим подразделением Русской Православной Церкви, должны быть удостоверены уполномоченным лицом данного канонического подразделения.

Подлинники документов представляются тогда, когда дело невозможно разрешить без этих подлинников или когда представлены копии документа, различные по своему содержанию.

3. Подлинники документов, имеющиеся в деле, возвращаются лицам их предоставившим после вступления решения церковного суда в законную силу. При этом к материалам дела приобщаются копии данных документов, удостоверенные секретарем церковного суда.

Статья 18. Свидетельские показания.

1. Свидетелем является лицо, которому известны какие-либо сведения об относящихся к делу обстоятельствах.

2. Лицо, ходатайствующее о вызове свидетеля, обязано указать, какие обстоятельства дела может подтвердить свидетель, и сообщить церковному суду его фамилию, имя, отчество и место жительства (служения или работы в каноническом подразделении Русской Православной Церкви).

3. В случае привлечения церковным судом свидетелей их должно быть не менее двух (Апостольское 75 правило; II Вселенского Собора 2 правило). При этом не подлежат привлечению в качестве свидетелей:

• лица, находящиеся вне церковного общения (за исключением дел по обвинению в совершении церковных правонарушений против ближнего и христианской нравственности (Карфагенского Собора 144 правило; Апостольское 75 правило; II Вселенского Собора 6 правило);
• недееспособные в соответствии с государственным законодательством лица;
• лица, осужденные церковным судом за заведомо ложный донос или лжесвидетельство (II Вселенского Собора 6 правило);
• клирики по обстоятельствам, которые стали им известны из исповеди.

4. Лицо, согласное выступить в качестве свидетеля, является в церковный суд в назначенное время и дает показания. Устные показания заносится в протокол и подписываются свидетелем, давшим соответствующие показания. Письменные показания приобщаются к материалам дела. При даче показаний свидетель предупреждается о канонической ответственности за лжесвидетельство и дает присягу.

5. В случае необходимости церковный суд может повторно получить показания свидетелей, в том числе для выяснения противоречий в их показаниях.

Статья 19. Вещественные доказательства.

1. Вещественными доказательствами являются вещи и иные предметы, с помощью которых выясняются обстоятельства дела.

2. Вещественные доказательства при подготовке дела к рассмотрению в церковном суде осматриваются по месту их нахождения. В случае необходимости вещественные доказательства могут быть доставлены для осмотра в церковный суд. Данные осмотра заносятся в протокол.

3. Вещественные доказательства после вступления в законную силу решения церковного суда возвращаются лицам, от которых они были получены, или передаются лицам, имеющим право на эти предметы.

4. В случае необходимости осмотра (доставки в церковный суд) вещественных доказательств, находящихся на территории епархии, председатель церковного суда по согласованию с епархиальным архиереем соответствующей епархии направляет в данную епархию сотрудника аппарата церковного суда для осмотра (доставки в церковный суд) необходимого вещественного доказательства. Сотрудник аппарата церковного суда составляет протокол осмотра вещественного доказательства и в случае необходимости осуществляет фотосъемку (видеозапись).

По ходатайству председателя церковного суда епархиальный архиерей может направить для осмотра (доставки в церковный суд) необходимого вещественного доказательства благочинного того благочиния, на территории которого находится вещественное доказательство. В этом случае благочинному поручается составить протокол осмотра вещественного доказательства и при необходимости осуществить фотосъемку (видеозапись).

Статья 20. Аудио- и видеозаписи.

Лицо, представляющее в церковный суд аудио- и (или) видеозаписи на электронном или ином носителе, обязано указать место и время осуществления аудио- и (или) видеозаписей, а также сведения о лицах, их осуществивших.

Статья 21. Заключения экспертов.

1. При возникновении в процессе рассмотрения дела вопросов, требующих специальных знаний, церковный суд назначает экспертизу.
В качестве эксперта может выступить лицо, имеющее специальные познания в вопросах, которые рассматриваются церковным судом. Проведение экспертизы может быть поручено конкретному эксперту или нескольким экспертам.

2. Эксперт дает обоснованное письменное заключение по поставленным перед ним вопросам и направляет его в церковный суд, назначивший экспертизу. Заключение эксперта должно содержать подробное описание проведенного исследования, сделанные в результате его выводы и ответы на поставленные церковным судом вопросы. Эксперт может быть приглашен на заседание церковного суда, привлечен к участию в получении, осмотре и исследовании вещественных и иных доказательств.

3. В случае, если будет установлена заинтересованность эксперта в исходе дела церковный суд вправе поручить поведение экспертизы другому эксперту.

4. В случаях недостаточной ясности или неполноты заключения эксперта, а также в связи с наличием противоречий в заключениях нескольких экспертов церковный суд может назначить повторную экспертизу, поручив ее проведение тому же или другому эксперту.

Статья 22. Сроки церковного судопроизводства.

1. Действия церковного суда и лиц, участвующих в деле, совершаются в сроки, установленные церковным судом, если иное не предусмотрено настоящим Положением.

2. Лицам, пропустившим установленный срок по причинам, признанным церковным судом уважительными, пропущенный срок (по усмотрению церковного суда) может быть восстановлен. Заявление о восстановлении пропущенного срока подается в соответствующий церковный суд.

Раздел II. ЕПАРХИАЛЬНЫЙ СУД.

Статья 23. Порядок создания епархиального суда.

1. Епархиальные суды создаются по решению епархиального архиерея (глава VII Устава Русской Православной Церкви).

2. В порядке исключения (по благословению Патриарха Московского и всея Руси) функции епархиального суда в епархии могут быть возложены на епархиальный совет.

В этом случае полномочия председателя епархиального суда осуществляет епархиальный архиерей либо уполномоченный им член епархиального совета; полномочия заместителя председателя епархиального суда и секретаря возлагаются по усмотрению епархиального архиерея на членов епархиального совета.

Епархиальный совет осуществляет церковное судопроизводство в порядке, предусмотренном настоящим Положением для епархиальных судов. Решения епархиального совета могут быть обжалованы в Общецерковный суд второй инстанции либо пересмотрены Общецерковным судом в порядке надзора по правилам, предусмотренным настоящим Положением для решений епархиальных судов.

Статья 24. Дела, подлежащие ведению епархиального суда.

Епархиальный суд рассматривает:

• в отношении клириков — дела по обвинению в совершении церковных правонарушений, предусмотренных утвержденным Священным Синодом перечнем и влекущих за собой канонические прещения (наказания) в виде освобождения от должности, увольнения за штат, временного или пожизненного запрещения в священнослужении, извержения из сана, отлучения от Церкви;
• в отношении мирян, относящихся к разряду церковно-должностных лиц, а также монашествующих — дела по обвинению в совершении церковных правонарушений, предусмотренных утвержденным Священным Синодом перечнем и влекущих за собой канонические прещения (наказания) в виде освобождения от должности, временного отлучения от церковного общения или отлучения от Церкви;
• иные дела, которые по усмотрению епархиального архиерея требуют исследования, включая дела по наиболее существенным спорам и разногласиям между клириками, предусмотренным статьей 2 настоящего Положения.

Статья 25. Состав епархиального суда.

1. Епархиальный суд состоит не менее чем из пяти судей, имеющих епископский или священнический сан.

2. Председателя, заместителя председателя и секретаря епархиального суда назначает епархиальный архиерей. Остальные судьи епархиального суда избираются Епархиальным собранием по представлению епархиального архиерея.