Театральное искусство В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Это новое явление в театральном искусстве заявило о себе в начале 1950-х гг. пьесами “Лысая певица” (1950) и “В ожидании Годо” (1952). Странные произведения Эжена Ионеско и Семюэла Беккета вызвали горячую дискуссию среди критиков и зрителей. “Абсурдистов” обвиняли в крайнем пессимизме и разрушении всех канонов театра. Однако уже в конце 1960-х гг. Беккету за пьесу “В ожидании Годо” была присуждена Нобелевская премия, а “Жажда голода” Ионеско шла в Комеди Франсез. Почему же изменилось отношение общества в театру абсурда? Нужно сказать, что во второй половине XX в. в своем трагически пессимистическом видении мира представители театра абсурда были не одиноки. В философских работах Сартра, в литературных опытах Фолкнера, Кафки, Камю с напряженной экспрессией звучала мысль о том, что современный человек, утративший веру в Бога, во всесилие науки или в прогресс, “потерял” смысл жизни, живет в ожидании смерти. По выражению Фолкнера, “жизнь – это не движение, а однообразное повторение одних и тех же движений”. Подобное “открытие” заставляет людей испытывать чувство растерянности и отчужденности, осознавать “абсурдность” своего существования. Таким образом, идеи представителей нового театрального направления вполне соответствовали “духу времени”. Поначалу критиков и зрителей “смущало” нарочитое сочетание очевидной трагичности со столь же откровенной иронией, которыми были пронизаны драмы Беккета, Ионеско, Женне, Пинтера, Аррабаля. Кроме того, казалось, пьесы “абсурдистов” невозможно ставить на сцене: в них отсутствовали привычные “полноценные” образы, не было ни вразумительного сюжета, ни внятного конфликта, а слова выстраивались в почти бессмысленные цепочки фраз. Это произведения совсем не подходили для реалистического театра. Но когда за них взялись режиссеры-экспериментаторы, выяснилось, что драматургия абсурда предоставляет богатейшие возможности для оригинальных сценических решений. Театральная условность открыла в пьесах “абсурдистов” множественность смысловых пластов, от самых трагических до вполне жизнеутверждающих, ведь и в жизни отчаяние и надежда – всегда рядом. И
онескоЭжен Ионеско
Французский драматург румынского происхождения, один из основоположников эстетического течения абсурдизма, признанный классик театрального авангарда XX века. Член Французской академии.
Сам Ионеско (род. 1912) не раз подчеркивал, что выражает мировоззрение предельно трагическое. Его пьесы “предрекают” превращение целого сообщества людей в носорогов (“Носорог” – 1960), повествуют о бродящих среди нас убийцах (“Бескорыстный убийца” – 1957), изображают небезопасных пришельцев из антимиров (“воздушный пешеход” – 1963). Драматург стремится обнажить опасность конформистского сознания, абсолютно обезличивающего человека. Чтобы добиться своей художественной цели, Ионеско решительно разрушает кажущуюся стройной логику нашего мышления, пародируя ее. В комедии “Лысая певица” он воспроизводит “автоматизированность”, “клишированность” мировидения своих героев, создает спектакль-фантасмагорию, обнажая нелепость тривиальных фраз и банальных суждений. Знаменитый режиссер Питер Брук один из первых оценил сценические возможности драматургии абсурда. В “Жертвах долга” (1953) речь идет о людях, которые считают себя обязанными выполнять любые требования государства, быть непременно лояльными гражданами. В основе пьесы лежит прием трансформации образов, смены масок персонажей. Этот прием внешнего преображения человека, которое, впрочем, не меняет его сущности, а лишь обнажает его внутреннюю пустоту, – один из излюбленных в творчестве Ионеско. Он использует его и в одной из самых известных своих пьес- “Стульях” (1952). Героиня пьесы Семирамида выступает то как жена старика, то как его мать, в то же время сам старик- то мужчина, то солдат, то “маршал этого дома”, то сирота. Люди, которых изображает Ионеско, являются жертвами утилитарных целей жизни; они не могут выйти за пределы узкого круга рутины, слепы от рождения, искалечены штампами. Отсутствие духовных устремлений делает их узниками, не желающими выйти на свободу. Б
еккетСэмюэл Беккет (1906-1989)
“Беккету мы обязаны, может быть, самыми впечатляющими и наиболее самобытными драматургическими произведениями нашего времени” Питер Брук Ирландский писатель, поэт и драматург. Представитель модернизма в литературе. Один из основоположников театра абсурда. Получил всемирную известность как автор пьесы «В ожидании Годо», одного из самых значительных произведений мировой драматургии XX века. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1969 года. Имея ирландский паспорт, большую часть жизни прожил в Париже, писал на английском и французском языках.
Беккета, в отличии от Ионеско, интересует иной круг вопросов. Главная тема его творчества – одиночество. Герои Беккета нуждаются в общении, в родственных душах, но в силу своего собственного устройства (или устройства мира?) они лишены этих необходимых вещей. Всю жизнь они вглядываются в свой внутренний мир, пытаясь соотнести его с окружающей действительностью, но выводы их безутешны, а существование бесперспективно. Такими предстают перед нами Владимир и Эстрагон – персонажи трагикомедии “В ожидании Годо”. Они не случайно оказались на пустынной дороге, единственной приметой которой служит засохшее дерево. Это символ отчуждения героев от жизни. Они пытаются вспомнить прошлое, но воспоминания смутны и сбивчивы, пробуют понять, что привело их к полному одиночеству, но сделать этого не в состоянии. Диалог и сопровождающие его действия построены как грустная клоунада. Владимира и Эстрагона окружает бесконечное пространство, огромный мир, но он словно замкнут для героев. Символ замкнутости Беккет использует и в таких пьесах, как “Игра” (1954), “Счастливые дни” (1961), “Последняя лента Крэппа” (1957), обнаруживая, таким образом, несовместимость своих героев со средой. “Никто не приходит, ничего не происходит” – это фраза из “В ожидании Годо” становится лейтмотивом драматургии Беккета, повествующей о человеке, утратившем жизненные ориентиры, превратившемся почти в фантом. Герои драматурга сами не вполне уверены, что они еще существуют. Примечательно поручение Владимира и Эстрагона, которое они дают мальчику, присланному Годо: “Скажи ему, что ты нас видел”. В отличие от Ионеско или Беккета, Мрожек предпочитает почти реалистическую манеру построения драматургического действия. Важной чертой художественного метода Беккета является совмещение поэзии с банальностью. Драматург то возносит зрителя на высоты борения человеческого духа, то погружает в бездну низменного, а иногда и грубо физиологического. Пьесы Беккета всегда загадочны: они требуют изощренных сценических истолкований, поэтому некоторые свои произведения драматург воплощал на сцене лично. Так, мини-трагедия “Звук шагов” была поставлена автором в Западном Берлине. Особое место в творчестве Беккета занимает миниатюра “Развязка” (1982), написанная специально для знаменитого актера Ж.-Л. Барро. В ней ассистент режиссера готовят исполнителя на роль в одной из пьес Беккета. Он так и не произнесет ни слова. Ж
енеЖене: “Я никогда не воспроизводил жизнь, но сама жизнь непроизвольно рождала во мне или высвечивала, если они уже существовал в моей душе, образы, которые я затем пытался передать через персонажей или события.” Жан Жене (1910-1986). Французский писатель, поэт и драматург, творчество которого вызывает споры. Главными героями его произведений были воры, убийцы, проститутки, сутенеры, контрабандисты и прочие обитатели социального дна.
Самым экстравагантным из представителей театра абсурда является Жан Жене. Десятилетним мальчиком он был осужден за кражу и попал в исправительную колонию, где, по его собственным словам, с восторгом приобщался к миру порока и преступности. Позже служил в Иностранном Легионе и скитался по портам Европы. В 1942 г. попал в тюрьму, где написал книгу “Богоматерь цветов”; в 1948 г. был приговорен к пожизненной ссылке в колонию. Однако за уже известного к тому времени писателя заступились многие деятели культуры, и он был помилован. Главная задача Жене – бросить вызов буржуазному обществу, чего ему в полной мере удалось достичь талантливыми, но скандально эпатажными пьесами, к числу которых относятся “Служанки” (1947), “Балкон” (1956), “Негры” (1958) и “Ширмы” (1961). Ж.-П. Сартр поддерживал “абсурдистов”, писал рецензии на их пьесы, ему принадлежит книга о жизни и творчестве Жене. “Служанки” – один из самых известных драматургических произведений Жене. В нем рассказывается о том, как сестры Соланж и Клер, избавленные своей госпожой, решают завладеть ее имуществом, отравив хозяйку. С этой целью они оговаривают ее друга, добиваясь, чтобы он попал в тюрьму. Но Мсье неожиданно освобождается, и коварные сестры оказываются разоблаченными. Хотя сюжет “подсказывает” мелодраматическое развитие действия, “Служанки” выстроены совсем в ином, гротескном ключе. В отсутствии Мадам сестры поочередно изображают ее, настолько перевоплощаясь в свою госпожу, что забывают о себе, на время освобождаясь от той незавидной роли, которую играют в реальности. Это пьеса о жизни, в которой в уродливой форме столкнулись мечта и действительность. В драматургии Жене, как правило, предстают совершенно вымышленные, невероятные события, в которых знакомый нам реальный мир причудливо видоизменяется, искажается, что позволяет автору выразить свое к нему отношение. А
ррабаль и ПинтерФернандо Аррабаль
Испанский сценарист, драматург, кинорежиссёр, актёр, прозаик и поэт. Живёт во Франции с 1955 года. Испанский драматург Фернандо Аррабаль (род. 1932 год) в юности увлекался Кальдероном и Брехтом, испытав значительное влияние этих авторов. Первая его пьеса “Пикник” была поставлена в 1959 году в Париже. Герои пьесы Сапо и Сепо – солдаты двух воюющих между собой армий. Сапо берет Сепо в плен. Выясняется, что между солдатами много общего. Оба не хотят никого убивать, оба невежественны в военном деле, а участие в битвах не отлучило их от привычек мирной жизни: один в перерывах между перестрелками вяжет свитер, а другой делает тряпичные цветы. В конечном итоге герои приходят к мысли, что все прочие солдаты также не хотят воевать, и надо сказать об этом вслух и разойтись по домам. Воодушевленные, они танцуют под веселую музыку, но в этот момент пулеметная очередь подкашивает их, лишая возможности исполнить свой план. Абсурдность ситуации пьесы углубляется тем, что в ней действуют еще и родители Сапо, внезапно приехавшие на фронт, чтобы навестить сына. Для творчества Аррабаля характерно противопоставление нарочитой детскости его героев жестокости обстоятельства, в которых им приходится существовать. К числу наиболее известных произведений драматурга относятся “Два палача” (1956), “Первое причастие” (1966), “Сад наслаждения” (1969, “Инквизиция” (1982). Гарольд Пинтер
Английский драматург, поэт, режиссёр, актёр, общественный деятель. Один из самых влиятельных британских драматургов своего времени. Лауреат Нобелевской премии по литературе 2005 года. Художественный метод Гарольда Пинтера (1930 – 2008 гг.), автора пьес “День рождения” (1957), “Немой официант” (1957), “Сторож” (1960), “Пейзаж” (1969), близок к экспрессионизму. Его мрачные трагикомедии населены загадочными персонажами, чьи разговоры пародируют обычные формы человеческого общения. Сюжет, построение пьес находится в противоречии с их кажущимся правдоподобием. Рассматривая буржуазный мир как бы через увеличительное стекло, Пинтер своеобразно обрисовывает страдания людей, оказывающихся на обочине жизни. Источник – Большая иллюстрированная ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
Театр абсурда – Ионеско, Беккет, Жене, Аррабаль и Пинтер
обновлено: 31 августа, 2017
автором: сайт
|
Человек
и природа в цикле «Записки
охотника Тургенева
Душою России, жшой,
поэтической, оказывается в книге
Тургенева природа. По точному определению
Г. А. Вялого, это «стихия не только
автономная, но и господствующая, она
подчиняет себе человека и формирует его внутренний мир»1. Лучшие
герои Тургенева не просто изображаются
на фоне природы, они выступают, по существу,
продолжением природных стихий, человеческой
их кристаллизацией. Они не приходят, как
обычные герои литературных произведений,
они «являются», неожиданно возникая перед
взором рассказчика и читателя.
В страшный момент, когда заблудившийся охотник
«вдруг» очутился над бездной, из ночной
мглы в неверном свете костра показались
мальчики «Бежина луга»: «Я быстро отдернул
занесенную ногу и, сквозь едва прозрачный
сумрак ночи, увидел далеко под собою огромную
равнину... Под самой кручью холма красным
пламенем горели и дымились друг подле
дружки два огонька. Вокруг них копошились
люди, колебались тени, иногда ярко освещалась
передняя половина маленькой кудрявой
головы...» . Из игры света и тени в березовой
роще возникает поэтичная тургеневская
Акулина: «Вдруг глаза мои остановились
на неподвижном человеческом образе. Я
вгляделся-то была молодая крестьянская
девушка» (С, IV, 262). Окутанная тьмой, открывающаяся
лишь при фосфорическом свете молний,
как привидение, «почудилась» охотнику
загадочная фигура Бирюка. В рассказе
«Живые мощи» охотник пошел было прочь,
но вдруг послышался «голос, слабый, медленный
и сиплый, как шелест болотной осоки.
О единстве человека
и природы Тургенев сказывал своим друзьям во Франции.
Сохранилась интересная запись одного
из рассказов на эту тему в «Дневнике»
братьев Гонкур: «Он говорит затем о сладостных
чафах своей юности, о часах, когда, растянувшись
на траве, он вслушивался в шорохи земли,
о настороженной чуткости к окружающему,
когда он всем своим существом уходил
в мечтательное созерцание природы,-
это состояние не описать словами. Он рассказывает
о своей любимой собаке, которая словно
разделяла его настроение и в минуты, когда
он предавался меланхолии, неожиданно
испускала тяжкий вздох; однажды, вечером,
когда Тургенев стоял на берегу пруда
и его внезапно охватил какой-то неизъяснимый
ужас, собака кинулась ему под ноги как
будто испытывая такое же чувство» 2.
В рассказе чувствуется
поздняй Тургенев с его интересом
к таинственным и загадочным явлениям жизни. Но ощущение интимной
связи человека с природой, как видим,
родилось еще в юности. «Записки охотника»
- результат осознанной попытки уловить
ее с помощью искусства.
В сущности, предвосхищая
толстовскую прозу, Тургенев поднимается
в «Записках...» до изображения единства мировой
жизни, которое наиболее последовательно
реализуется в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Правда, есть ное различие
[между Тургеневым и Толстым: универсальное
значение во за природой, рна влечет человека
порыву, последствий которого ему знает
заранее.- Если у Толстого природа органически
включается в душевный процесс героя с
его индивидуальным сознанием, то у Тургенева
индивидуальное сознание забывает ась
к универсальным, эпическим стихиям природной
жизни.
Пейзаж в
«Записках охотника» становится
в этой связи глубоко функциональным
и универсальным. Роль его не сводится
к «обрамлению или традиционно
понимаемому «фону», оттеняющему внутренний мир
героя. Напротив, природа выступает здесь
как могучая надындивидуальная стихия.
Причем философская тема природы и человека
решается у Тургенева не в космическом
только, но и в очень конкретном, гуманистическом
варианте. Начиная с «Записок охотника»
она неотделима от русской темы. Чувство
природы, мера причастности к ней являются,
по Тургеневу, высшим выражением общенационального,
а через него и общечеловеческого чувства.
В «Малиновой воде»
пейзажный лейтмотив душного
дня и легкой прохлады повторится в самом
начале очерка: «В начале августа жары
ча:то стоят нестерпимые... Именно в такой
день случилось мне быть на охоте. Долго
противился я искушению прилечь где-нибудь
в тени... Удушливый зной принудил меня,
наконец, подумать о сбережении последних
наших сил (охотника и собаки) и способностей.
Кое-как дотащился я до речки Исты... спустился
с кручи и пошел по желтому и сырому песку
в направлении ключа, известного во всем
околотке под названием «Малиновой воды»...
Дубовые кусты разрослись по скатам оврага
около родника зеленеет короткая, бархатная
травка; солнечны: лучи почти никогда
не касаются его холодной, серебристой
шаги.
Итак, картины
природы в «Записках ним из
ведущих поэтических лейтмотивов,
единство отдельные рассказы цикла. Ив ошибался, предполагая,
что «можно было звукам, которые возникали
в листве охотника», найти живые параллели
характерах, которые создавались им, людьми
во время блуждай лес) ми». А. С. Долинин,
например, вслед заметил эстетическое
единство между образе Акулины, между
описанием осины и лакея «Свидание». Жизнь
березовод рощи с трепетной игрой солнечного
света в ее листве - это и духовное состояние
героини, то расцветающей, вспыхивающей
при малейших признаках доброго к ней
отношения, то мгновенно гаснущей при
ощущении обмана: «Она вгляделась, вспыхнула
вдруг, радостно и счастливо улыбнулась,
хотела было встать и тотчас опять поникла
вся, побледнела, смутилась - и только
тогда подняла трепещущий, почти молящий
взгляд на пришедшего человека, когда
тот остановился рядом с ней».В художественном мироощущении
И. С. Тургенева огромную роль сыграла
школа немецкой классической философии,
которую он прошел в период учебы
в Берлинском университете. Шеллинг
и Гегель дали русской молодежи 1830-х
годов целостное воззрение на жизнь природы и
общества.
На философскую мысль Западной Европы
Россия отзывалась жизнью и судьбой. Она
взваливала на себя тяжелое бремя практической
реализации самых отвлеченных мечтаний
человечества.
В согласии с русскими традициями юный
Тургенев и его друзья в Берлине, в кружке
Станкевича, говорили о преимуществах
народного представительства в государстве,
о том, что “масса русского народа остается
в крепостной зависимости и потому не
может пользоваться не только государственными,
но и общечеловеческими правами... И потому
прежде всего надлежит желать избавления
народа от крепостной зависимости и распространения
в среде его умственного развития”. При
этом Станкевич взял со всех “торжественное
обещание” в распространении образования
в России. Вероятно, это “торжественное
обещание” и вспомнил Тургенев, называя
его своей “аннибаловой клятвой”.
В январе 1847 года в журнале “Современник”
был опубликован очерк из народного быта
“Хорь и Калиныч”, который неожиданно
для автора и некоторых членов редакции
имел большой успех у читателей.
В двух крестьянских характерах Тургенев
представил главные силы нации. Практичный
Хорь и поэтичный Калиныч - крепостные,
зависимые люди, но рабство не превратило
их в рабов; духовно они богаче и свободнее
жалких полутыкиных.
Вдохновленный успехом, Тургенев пишет
другие рассказы. Вслед за “Хорем и Калинычем”
они печатаются в “Современнике”. А в
1852 году “Записки охотника” впервые выходят
отдельным изданием.
В этой книге Иван Сергеевич выступал
как зрелый мастер народного рассказа,
здесь определился своеобразный антикрепостнический
пафос книги, заключавшийся в изображении
сильных, мужественных и ярких народных
индивидуальностей, существование которых
превращало крепостное право в позор и
унижение России, в общественное явление,
несовместимое с нравственным достоинством
русского человека.
Большую роль играет тургеневский рассказчик
как объединяющее начало книги. Он - охотник,
а охотничья страсть, по Тургеневу, вообще
свойственна русскому человеку; “дайте
мужику ружье, хоть веревками связанное,
да горсточку пороху, и пойдет он бродить...
по болотам да по лесам, с утра до вечера”.
На этой общей для барина и мужика основе
и завязывается в книге Тургенева особый,
открытый характер взаимоотношений рассказчика
с людьми из народа.
Повествование от лица охотника освобождает
Тургенева от одностороннего, профессионального
взгляда на мир. В книге сохраняется непреднамеренная
простота устной речи. Авторские творческие
усилия в ней остаются незаметными, возникает
иллюзия, что это сама жизнь являет нам
яркие народные характеры, изумительные
картины природы.
В “Записках охотника” изображается
Россия провинциальная, но Тургенев занавес
провинциальной сцены широко раздвигает,
видно, что творится там, за кулисами, в
России государственной.
Первоначально книга включала в свой состав
22 очерка. В 1874 году писатель дополнил
ее тремя произведениями: “Конец Чертопханова”,
“Живые мощи” и “Стучит”, помещенными
одно за другим перед заключительным очерком
“Лес и степь”.
Постепенно, от очерка к очерку, от рассказа
к рассказу, нарастает в книге мысль о
несообразности и нелепости крепостнического
уклада. Любой иностранный выходец чувствовал
себя в России свободнее русского крестьянина.
Например, в рассказе “Однодворец Овсянников”
француз Лежень превращается в дворянина.
Особенно поражает образ Степушки из “Малиновой
воды”. Тургенев показывает в этом рассказе
драматические последствия крепостнических
отношений, их развращающее воздействие
на психологию народа. Человек привыкает
к противоестественному порядку вещей,
начинает считать его нормой жизни и перестает
возмущаться своим положением: “То под
забором Степушка сидит и редьку гложет”.
В этом же рассказе показаны барское равнодушие,
черствость, тупость по отношению к крестьянину
Власу, который, потеряв сына, пешком идет
в Москву и просит барина сбавить ему оброк.
Но вместо сочувствия барин прогнал бедного
Власа. Рассказ о бессмысленной встрече
с барином неспроста приводит Степушку
в возбужденное состояние, несмотря на
то что он очень забит, безответен и робок.
В истории Власа он нашел, по-видимому,
повторение своей горемычной судьбы. В
Степушке неожиданно прорывается чуткость
к чужому страданию.
Дружелюбие, сострадание, живой талант
взаимопонимания, острая до боли человечность,
воспитанная в народе жизнью, - эти качества
привлекают автора “Записок...” в русской
жизни. Примечателен в этом плане рассказ
“Смерть”. Русские люди умирают удивительно,
ибо и в час последнего испытания думают
не о себе, а о других, о ближних.
Максим: “Простите мне, ребята, коли в
чем...” Старушка помещица: “Она приложилась,
засунула было руку под подушку и испустила
последний вздох” (хотела дать целковый
священнику за свою собственную отходную).
В “Записках охотника” мы наблюдаем музыкальную
одаренность русского народа. Калиныч
поет, а трезвый деловитый Хорь ему подтягивает,
в “Певцах” от песни Якова веяло чем-то
родным и необозримо широким... Песня сближает
людей, сквозь отдельные судьбы она ведет
к судьбе общерусской.
Одним словом, Тургенев - реалист. Он показывает,
как пение Якова действует на души окружающих,
как этот порыв сменяется духовной депрессией.
Нельзя не заметить острой наблюдательности
писателя за тончайшими деталями человеческой
души, огромной напряженной духовной работы
в изображении человеческих судеб, характеров
в связи с любовью ко всему живому, к “Добру
и Красоте”, которая коренится не только
в природной мягкости характера Тургенева.
Художественная целостность “Записок
охотника” как единой книги поддерживается
также искусством тургеневской композиции.
Необычайно чуткий ко всему сиюминутному,
умеющий уловить прекрасный момент жизни,
Тургенев был также свободен от всего
личного и эгоистичного. “Наше время,
- говорил он, - требует уловить современность...”
Все его произведения не только попадали
в “настоящий момент” общественной жизни
России, но одновременно его опережали.
Беспристрастная, неэгоистическая любовь
к жизни позволяла ему быть пророком. В
своих произведениях он постоянно забегает
вперед.
Характер помещика Полутыкина Тургенев
набрасывает легкими штрихами. Походя,
сообщает о его пристрастии к французской
кухне и о другой праздной затее - барской
конторе. Автор говорит мимоходом о Полутыкине
неспроста: так пуст этот помещик по сравнению
с полнокровными характерами крестьян.
К сожалению, полутыкинская стихия отнюдь
не случайна и не безобидна. Французские
пристрастия Тургенев воскресит в более
значительном образе помещика Пеночкина.
Единство книги создается путем сложных
сцеплений между отдельными ее героями.
Сходны, например, портретные характеристики
поэтически одаренных героев. В изображении
живой души русского народа Тургенев идет
по восходящей лестнице добра, правды
и красоты. Художественная связь героев
сопровождается родственным им пейзажным
мотивом. Читая “Записки охотника”, ощущаем,
что Тургенев долго и пристально всматривается
в образ природы, прежде чем она “явит”
перед ним человека.
Основная мысль “Записок охотника” заключается
в тургеневской концепции русского национального
характера: недоверие к бурным страстям
и порывам, мудрое спокойствие, сдержанное
проявление духовных и физических сил.
“Трагическую судьбу племени” Тургенев
видел в гражданской незрелости народа,
рожденной веками крепостного права. России
нужны просвещенные и честные люди, исторические
деятели, призванные просветить “немую”
Русь.
Прошло 180 лет со дня рождения Ивана Сергеевича
Тургенева, но и в наше время финансовых
кризисов, проживания за чертой бедности
большей части россиян также нелегко воспитать
в народе чувство гражданского самосознания.
Жизнь нашей страны представляет сплошную
цепь драматических несообразностей.
Однако вселяют надежду слова Тургенева
о русском языке, сказанные им еще 116 лет
назад:
“Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий
о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка
и опора, о великий, могучий, правдивый
и свободный русский язык! Не будь тебя
- как не впасть в отчаяние при виде всего,
что совершается дома? Но нельзя верить,
чтобы такой язык не был дан великому народу!” Филологический факультет
Контрольная работа
на тему:
"ПЕЙЗАЖ В "ЗАПИСКАХ ОХОТНИКА" И.С.ТУРГЕНЕВА"
Выполнила: студентка
2-го курса
Зюляева Е.А.
Нижний Новгород 2001
год
План
Введение
Традиции и новаторство пейзажа
"Записок охотника" И.С.Тургенева
Палитра писателя
Некоторые особенности пейзажа
в рассказе "Бежин луг"
Заключение
Список использованной литературы Введение
Произведения Тургенева середины
40-х годов соответствовали общему
художественному уровню русской
литературы того времени. Однако их содержание
не затрагивало коренных вопросов русской
жизни крепостной эпохи. В этом отношении
ранние повести Тургенева уступали таким,
например, произведениям, как «Деревня»
Григоровича, «Бедные люди» Достоевского,
роман Герцена «Кто виноват?» Тургенев
не мог не оценивать свою деятельность
писателя в свете той высокой общественной
роли, которую все более приобретала в
условиях борьбы с крепостничеством русская
литература. Он заметил также, что и Белинский
холоднее стал отзываться о его новых
произведениях. «Не предстояло никакой
надобности продолжать подобные упражнения,
- и возымел твердое намерение вовсе оставить
литературу», - рассказывает Тургенев,
вспоминая о мучившей его творческой неудовлетворенности.
Цитируется по книге: Петров С.М. И.С.Тургенев.
Творческий путь. Издательство "Художественная
литература", М., 1979 г., стр. 64. Случай помог
ему открыть в своем таланте новые возможности.
«Только вследствие просьб И.И.Панаева,
не имевшего чем наполнить отдел смеси
в 1-м нумере «Современника», я оставил
ему очерк, озаглавленный «Хорь и Калиныч»
(слова «Из записок охотника» были придуманы
и прибавлены тем же И.И.Панаевым с целью
расположить читателя к снисхождению),
- продолжает свой рассказ Тургенев. - Успех
этого очерка побудил меня написать другие;
и я возвратился к литературе» Там же..
Это признание Тургенева некоторые
исследователи оценивали как
свидетельство того, что «Записки
охотника» представляли в его
творчестве случайно возникшее явление.
Однако сближение творчества Тургенева
с реальной действительностью,
его обращение к социальным вопросам являлось,
как мы видели, ведущей тенденцией его
развития как писателя. В середине 40-х
годов Тургенев задумывал серию очерков
с натуры из городской действительности.
Затем мысли его обратились к более знакомой
ему деревенской жизни. Очерк с натуры
Тургеневу было нетрудно написать, используя
свои охотничьи встречи и наблюдения.
Так возник очерк «Хорь и Калиныч» как
первый яркий опыт Тургенева-прозаика
в духе «натуральной школы».
Все же дело заключалось не только
в превосходном знании самого жизненного
материала, что стало к тому времени необходимым
условием творчества для всякого серьезного
писателя. Обращение Тургенева к крестьянской
теме естественно вытекало и из его антикрепостнических
настроений. Оно соответствовало и важной
тенденции общего развития передовой
русской литературы, вполне определившейся
к концу 40-х годов, - ее стремлению к художественному
познанию народной жизни.
"О записках охотника" существует
обширная литература. Но, несмотря
на это, некоторые аспекты
цикла остаются недостаточно изученными
и требуют нового исследования. Среди
них такой важнейший компонент, как особенности
тургеневского пейзажа. В представленной
работе рассматриваются следующие вопросы:
традиции и новаторство пейзажа "Записок
охотника" И.С.Тургенева; палитра писателя
и некоторые особенности пейзажа в рассказе
"Бежин луг".
1. Традиции и новаторство
пейзажа "Записок охотника"
И.С.Тургенева
В первых очерках и рассказах
«Записок охотника» картины природы
чаще всего являются или фоном
действия, или средством создания
местного колорита. При этом явления природы
Тургенев воспроизводит с чуть ли не научной
точностью естествоиспытателя. Он мастерски
использует даже различные оттенки, световые
краски: и солнечные блики, и вечерний
сумрак, и ночные тени. Советский писатель
И. А. Новиков удачно назвал это «тургеневской
светотенью». Как художник-пейзажист Тургенев
прославился первыми же очерками своего
охотничьего цикла. Он любит природу не
как дилетант, а как артист, и потому никогда
не старается изображать ее только в поэтических
ее видах, но берет ее, как она ему представляется.
Его картины всегда верны, вы всегда узнаете
в них нашу родную, русскую природу.
Своеобразие изображения природы
вытекало не только из любви к ней
писателя, но и из его, так сказать,
натурфилософии. «Человека не может не
занимать природа, он связан с ней тысячью
неразрывных нитей; он сын ее», - писал
Тургенев. Ему принадлежит сложившаяся
еще в период работы над «Записками охотника»
целая философско-эстетическая теория
искусства пейзажной живописи, изложенная
им в рецензии на «Записки ружейного охотника»
С.Т.Аксакова. Характеризуя его искусство
изображения природы, Тургенев пишет:
«Он смотрит на природу (одушевленную
и неодушевленную) не с какой-нибудь исключительной
точки зрения, а так, как на нее смотреть
должно: ясно, просто и с полным участием;
он не мудрит, не хитрит, не подкладывает
ей посторонних намерений и целей: он наблюдает
умно, добросовестно и тонко; он только
хочет узнать, увидеть. А перед таким взором
природа раскрывается и дает ему «заглянуть
в себя». «То, что он видит, видит он ясно,
и твердой рукой, сильной кистью пишет
стройную и широкую картину. Мне кажется,
что такого рода описания ближе к делу
и вернее: в самой природе нет ничего ухищренного
и мудреного, она никогда ничем не щеголяет,
не кокетничает; в самых своих прихотях
она добродушна. Все поэты с истинными
и сильными талантами не становились в
«позитуру» пред лицом природы; они не
старались, как говорится, «подслушать,
подсмотреть» ее тайны; великими и простыми
словами передавали они ее простоту и
величие: она не раздражала их, она их воспламеняла;
но в этом пламени не было ничего болезненного.
Вспомните описания Пушкина, Гоголя».
Тургеневу не нравится ни риторическая,
ни романтическая манера изображения
природы.
Пейзажная живопись Тургенева восхищала
современников. «Одно, в чем он мастер
такой, что руки отнимаются после
него касаться этого предмета, - это
природа. Две-три черты, и пахнет»,
- поражался Толстой. Там же, стр.67.
Картины природы в большинстве
рассказов Тургенева, - и эту черту он сохранит
и дальше в своем творчестве, - не безразличны
по отношению к их жизненному содержанию.
В «Малиновой воде» описание знойного,
душного, давящего августовского дня предваряет
рассказ о безысходном горе мужика Власа.
Пейзаж и событие создают единое и целостное
впечатление. В изображение самой природы
Тургенев все чаще привносит элементы
«одушевления»: «И украдкой, лукаво, начинал
сеяться и шептать по лесу мельчайший
дождь» Цитируется рассказ "Свидание".;
«ключ этот бьет из расселины берега, превратившегося
мало-помалу в небольшой глубокий овраг,
и в двадцати шагах оттуда с веселым и
болтливым шумом впадает в реку» См.: рассказ
"Малиновая гряда"..
Описание, не теряя своей объективной
точности, не становится и чисто
субъективным впечатлением художника,
что было так характерно для романтического
пейзажа. В рассказах «Свидание», «Касьян
с Красивой Мечи», «Бежин луг» природа
становится как бы участницей радостных
и горестных переживаний и раздумий человека.
Лирический пейзаж рассказа оттеняет
трагическую судьбу Акулины. Конец ее
безрадостной любви наступает в момент
осеннего увядания природы, но все кругом
сохраняет еще свою поэтическую прелесть.
Когда же после свидания горько рыдает
брошенная девушка, все вокруг как бы проникается
ощущением тревоги; «Порывистый ветер
быстро мчался мне навстречу через желтое,
высохшее жнивье; торопливо вздымаясь
перед ним, стремились мимо, через дорогу,
вдоль опушки, маленькие покоробленные
листья...» Образ «покоробленных листьев»
невольно ассоциируется с разрушенными
мечтами героини о счастье. Тургенев завершает
сцену словами самого рассказчика: «Мне
стало грустно; сквозь невеселую, хотя
свежую улыбку увядающей природы, казалось,
прокрадывался унылый страх недалекой
зимы». См. статью Е.М.Ефимовой «Пейзаж
в «Записках охотника» И.С.Тургенева».
- В сб.: «Записки охотника» И. С. Тургенева.
Статьи и материалы». Орел, 1955, с. 271-273.
Тургенев воспринимает точность и
верность Пушкина в описаниях
явлений природы; он, как и Пушкин,
отбирает самое существенное, характеризующее
данное явление. Но по сравнению с пушкинским
тургеневский пейзаж более психологичен.
Многое видел и наблюдал любознательный
и проницательный охотник, бродя
с ружьем по лесам и полям средней
русской полосы. Но из богатого запаса
своих охотничьих встреч и наблюдений
Тургенев отбирает для художественного
воплощения те, которые в своей совокупности
давали читателю широкое и целостное представление
о народном характере, о крестьянской
среде, о горестях и чаяниях народных.
Это и создает внутреннее единство всего
цикла «Записок охотника».
Оценивая «Мертвые души», Белинский
указывал, что пафос поэмы Гоголя
состоит в изображении противоречия
общественных форм жизни русского народа,
то есть крепостного строя, с его
глубоким «субстанциональным началом».
Продолжая дело Гоголя, Тургенев также
показал уродливость крепостного порядка,
порожденные им мертвые души, но он развивает
и пушкинское начало, которое Гоголю не
удалось воплотить в конкретных положительных
типах русской жизни. Тургенев стремится
к изображению живых сил нации. И многое
обнадеживающее он находит в народной
среде. Прекрасен простой русский народ,
прекрасна русская природа, и только ужасное
зло русской жизни - крепостное право,
связывает силы нации, ее исторический
прогресс - такова центральная идея «Записок
охотника».
В отдельном издании 1852 года Тургенев
завершает «Записки охотника» поэтическим
очерком «Лес и степь», проникнутым
оптимистическим, жизнеутверждающим
настроением, чувством восхищения перед
красотой родной земли. Картины бескрайней
русской степи, далеко раскинувшегося
леса Тургенев также создает как выражение
могучих непочатых сил своей родины, русского
народа, его богатырского прошлого. Рисуя
одну из таких картин в очерке «Стучит»,
Тургенев пишет: «...уж очень красивыми
местами нам приходилось ехать. То были
раздольные, пространные, поемные, травянистые
луга, со множеством небольших лужаек,
озерец, ручейков, заводей, заросших по
концам ивняком и лозами, прямо русские,
русским людом любимые места, подобные
тем, куда езживали богатыри наших древних
былин стрелять белых лебедей и серых
утиц».
Природа в очерке «Лес и степь»
неразрывно слита с жизнью человека,
рождая в нем не только чувство
красоты, но и философские размышления
о грандиозности мироздания.
Большинство
рассказов «Записок охотника» Тургенев
писал за границей, вдали от родины. И ему
были дороги даже мелкие черточки и детали,
переносившие его в родные места, воссоздававшие
национальный колорит. Его рассказы проникнуты
русским духом, в них «Русью пахнет».
2. Палитра писателя
Термин "палитра" классической филологией
не применяется. Его сферой была живопись.
Употребление его в критике началось
сравнительно недавно. Границы этого
термина, пожалуй, и до сих пор
остаются недостаточно отчетливыми. Палитра
писателя - это не тональность, не ритмо-интонационное
богатство повествования или его эмоционально-экспрессивный
диапазон (хотя отдельные критики придают
термину и такое истолкование): это в полном
смысле подобие палитры живописца - цвета,
краски, переливы света и тени, доступные
писателю и с помощью определенного круга
словесно-речевых средств воспроизводимые
им в своем творчестве. Шаталов С.Е. Проблемы
поэтики И.С.Тургенева. Издательство "Просвещение",
М., 1969, стр. 230
Анализ
свидетельствует, что цветовое восприятие
Тургенева отнюдь не страдало односторонней
избирательностью: ему в равной степени
были доступны все цвета спектра, и они
довольно равномерно представлены в его
палитре (за исключением оранжевого, почти
нигде не названного прямо и очень редко
воспроизводимого косвенно). Краски и
тени реальной действительности адекватно
воссоздаются Тургеневым - с минимальной
перегруппировкой, подчеркиванием или
выпячиванием их.
Желтое
в его палитре не уступает зеленому
и превосходит синее. Это желтые,
золотые, багряные листья берез и осин
("Свидание"), желтая, золотая, спелая
рожь ("Живые мощи"), желтые огурцы
("Малиновая вода").
С
пейзажем коричневое практически не
связано. Еще реже представлен в
палитре Тургенева фиолетовый цвет:
бледно-лиловая дымка или лиловый
туман («Бежин луг»). Самая значительная
доля среди цветообозначении в прозе Тургенева
приходится на две свето-теневые пары
-- белое со светлым и черное с тенью, темнотой
или отсутствием прозрачности: в пейзаже
они составляют более половины.
Следует
подчеркнуть, что Тургенев первым из
русских писателей стал воспроизводить
цвет в соотношении со светом: его краски
зависят от освещенности, от времени года,
суток, от погоды... Синее небо в его описании
то густо-синее, темно-сапфировое - глухой
ночью («Бежин луг»), то золотистого оттенка
или даже белесое, пыльное -- в жару («Касьян
с Красивой Мечи», «Певцы»), зимой оно приобретает
зеленый оттенок («Лес и степь»). Красный
свет зари непрерывно меняется -- в зависимости
от того, восходит ли солнце («Бежин луг»)
или надвигается ночь («Ермолай и мельничиха»).
Красное кажется багряным, золотым, алым,
малиновым или бурым. Зеленое предстает
в воспроизведении Тургенева изумрудным,
густо-зеленым (до черноты) или бледно-капустным.
Соотношение
цвета со светом придает палитре
Тургенева особое качество: его краски
обладают различной интенсивностью --
от непрозрачных, густых, плотных и как
бы материальных до просвечивающих, сквозящих
светом, прозрачных и даже как бы растворенных
в объемах воздуха, пространства. Свет
и цвет, взаимососуществуя, сменяясь и
переливаясь, в своем течении как бы опредмечивают
определенные процессы: «бледно-серое
небо светлело, холодело, синело» -- наступает
утро («Бежин луг»); «косые, румяные лучи
били вскользь по бледной траве»--приближается
зима, заморозки уже тронули землю, трава
умирает («Смерть»).
Игра
света, цвета и тени поддерживается
контрастным сочетанием красок: синее
ночное небо -- и золотые звезды; красноватый
свет костра--и тьма, высовывающиеся
из тьмы головы белых лошадей, залетевший
белый голубь («Бежин луг»); зеленый
листок березы на голубом клочке неба
(«Касьян с Красивой Мечи»), светлое летнее
небо--и белые облака, края которых на солнце
просвечивают розовым и золотым; и т. д.
Наблюдательность
Тургенева столь велика, что ему
оказываются доступными оттенки, которые
обнаруживаются только в сочетании цветов,
света и тени. Это внимание художника к
переходам света и тени, к сосуществованию
света с цветом и взаимоотношению различных
цветов обусловливает поразительное богатство
оттенков в палитре Тургенева, неизвестное
до него русской литературе. Нельзя сказать,
что он лишь следует общей моде на мягкие,
сглаженные, пастельные тона: ему не чужды
чистые, яркие, несмешиваемые цвета, но
он, по-видимому, понимал, что такие беспримесные
краски не что иное, как абстракция цвета;
полутона и непрестанные переходы цветов
несомненно более достоверно воспроизводят
окрашенность реального мира. И надо признать,
что на протяжении творческого пути Тургенева
его палитра непрерывно обогащается именно
полутонами, новыми оттенками цвета, для
которых не всегда находились соответствующие
цвето-обозначения. Это творческое затруднение
Тургенев преодолевал особым способом:
цветообозначение, цветовая иллюзия создается
с помощью цветоносителя. Там же стр. 240.
Так, в «Бурмистре» воссоздаются
различные оттенки красного, как бы минуя
их точное определение: петух с черной
грудью и красным хвостом, медведь с красным
языком. В очерках «Касьян с Красивой Мечи»,
«Лес и степь», «Смерть» воссоздаются
оттенки зеленого, не имевшие тогда точных
определений в русском языке: листья еще
зеленые, но уже мертвые; жидко-зеленые
тени; стеклянно-ясные волны; листья сквозят
изумрудами, сгущаются в золотистую, почти
черную зелень; серо-зеленая листва осин;
кошка... с зелеными глазами; зеленая конопля;
сверкающие, обагренные кусты-; зеленые
обои с розовыми разводами; трава с красноватым
стебельком; «зеленой чертой ложится след
ваших ног по росистой, побелевшей траве»;
водянисто-зеленые луга; мелкий бархатный
мох; зеленая, испещренная тенями дорожка;
зеленый цвет неба над красноватым лесом.
Но цвета, краски, их оттенки -- не самоцель
для художника: они настолько
органично срастаются с деталями
создаваемой им картины действительности,
составляя ее плоть, выражая ее эстетическое
существо, что их практически невозможно
изымать; взятые вне контекста, изолированные
от поддерживающих их косвенных средств
цветообозначения, они немедленно тускнеют,
мертвеют, лишаются той особой "текучести",
которая составляет одно из важнейших
отличий палитры Тургенева.
Изымание красок из текста, естественно,
не происходит безболезненно. Подобная
операция с «Лесом и степью» влечет
перерождение поэтического динамичного
пейзажного портрета России в отрывочные
путевые зарисовки. Тургеневым было
предусмотрено эстетическое содержание
цветов и красок - палитра последовательно
превращается им в одно средств выражения
идейно-образного замысла. Но Тургенева
как художника отличает не только богатство
доступных ему цветов и свето-теневых
оттенков: его палитре свойственна особая
гармония, выражающая, по-видимому, принципиально
иное, нежели например, у Достоевского,
мировосприятие с утверждением в мрачных
свето-цветовых контрастов.
Цвета сочетаются таким образом, чтобы
вызвать эстетически облагороженное
впечатление, в особенности когда
Тургенев изображает русскую природу.
В свое время К. М. Григорьев заметил: «Никто
не сравнится с Тургеневым в умении владеть
красками, в способности наложить на изображаемый
предмет именно тот оттенок, который характеризует
его в действительности» Там же, стр.245 .3. Некоторые
особенности пейзажа в рассказе
"Бежин луг"
Природа в "Бежине луге" дана в
богатстве ее красок, звуков и запахов.
Вот какое богатство цвета
дает Тургенев в картине раннего
утра: «Не успел я отойти двух
верст, как уже полились кругом
меня... сперва алые, потом красные, золотые
потоки молодого горячего света... Всюду
лучистыми алмазами зарделись крупные
капли росы...»
Вот какими звуками пронизана величавая
тургеневская мочь: «Кругом не слышалось
почти никакого шума... Лишь изредка
в близкой реке с внезапной звучностью
плеснет большая рыба, и прибрежный тростник
слабо зашумит, едва поколебленный набежавшей
волной... Одни огоньки тихонько потрескивали».
Или: «Вдруг, где-то в отдалении, раздался
протяжный, звенящий, почти стенящий звук,
один из тех непонятных ночных звуков,
которые возникают иногда среди глубокой
тишины, поднимаются, стоят в воздухе и
медленно разносятся, наконец, как бы замирая.
Прислушаешься -- и как будто нет ничего,
а звенит. Казалось, кто-то долго, долго
прокричал под самым небосклоном, кто-то
другой как будто отозвался ему в лесу
тонким, острым хохотом. и слабый, шипящий
свист промчался по реке».
А вот как весело и шумно пробуждается
у Тургенева ясное летнее утро:
«Все зашевелилось, проснулось, запело,
зашумело, заговорило... мне навстречу,
чистые и ясные, словно... обмытые утренней
прохладой, принеслись звуки колокола».
Любит Тургенев говорить и о запахах
изображаемой им природы. К запахам
природы писатель вообще не равнодушен.
Так, в своем очерке «Лес и степь»
он говорит о теплом запахе ночи»,
о том, что «воздух весь напоен свежей
горечью полыни, медом гречихи и кашки».
Так же, описывая летний день в «Бежином
луге», он замечает:
«В сухом и чистом воздухе
пахнет полынью, сжатой рожью, гречихой;
даже за час до ночи вы не чувствуете
сырости».
Изображая ночь, писатель говорит
и о ее особом запахе:
«Темное, чистое небо торжественно и
необъятно-высоко стояло над нами со
всем своим таинственным великолепием.
Сладко стеснялась грудь, вдыхая тот
особенный томительный и свежий
запах--запах русской летней ночи».
Природа у Тургенева изображается
в движении: в сменах и переходах
от утра к дню, ото дня к вечеру,
от вечера к ночи, с постепенным
изменением красок и звуков, запахов
и ветров, неба и солнца. Изображая
природу, Тургенев показывает постоянные
проявления ее полнокровной жизни.
|
Эпитеты в картине летнего дня
|
|
при существительных
|
при глаголах
|
|
«ПРЕКРАСНЫЙ июльский день»; «небо
ЯСНО»; «КРОТКИЙ румянец» (зари); «солнце
СВЕТЛОЕ, ПРИВЕТНО ЛУЧЕЗАРНОЕ» «МОГУЧЕЕ
светило»
| и т.д.................
|
|
Сборник И.. Тургенева «Записки охотника» состоит из двадцати пяти небольших прозаических произведений. По своей форме это очерки, рассказы и новеллы. Очерки («Хорь и Калиныч», «Однодворец Овсяников», «Малиновая вода», «Лебедянь», «Лес и степь»), как правило, не имеют разработанного сюжета, содержат в себе портрет, параллельную характеристику нескольких героев, картинки быта, пейзаж, зарисовки русской природы. Рассказы («Мой сосед Радилов», «Контора», «Гамлет Щигровского уезда» и др.) построены на определенном, иногда очень сложном сюжете. Например, в рассказе «Мой сосед Радилов» действие основывается на непонятной, замаскированной от читателя активности хищницы Ольги, рушащей семью этого «славного» помещика. Наконец, в манере обостренной по действию новеллы выдержаны «Ер- молай и мельничиха», «Бирюк» и особенно «Стучит!». В этих произведениях сюжет основан на острых и неожиданных происшествиях. Весь цикл рассказан охотником, который повествует о своих наблюдениях, встречах и приключениях. Гуманность рассказчика накладывает на повествование «Записок охотника» характерный для этого писателя мягкий оттенок.
Страстно любивший природу, Тургенев широко пользовался в «Записках охотника» описаниями природы. Тургенев относился к природе, как к стихийной силе, живущей самостоятельной жизнью. Пейзажи Тургенева поразительно конкретны и вместе с тем овеяны переживаниями рассказчика и действующих лиц, они динамичны и тесно связаны с действием.
Отличительной особенностью многих рассказов из «Записок охотника» являлась искусно развернутая в них «эзоповская манера» письма, выражавшаяся во всякого рода недомолвках и иносказаниях. Чтобы обмануть подозрительную цензуру, Тургенев пользовался двусмысленным выражением, тонко употребленным намеком, подчас даже композиционной перестановкой событий. Замечательным образцом такой «обманной» манеры является новелла «Ермолай и мельничиха», в которой история несчастной Арины намеренно «запрятана» в середину, казалось бы, обыкновенного очерка на охотничью тему. «Эзоповская манера» письма помогла «Запискам охотника» пройти сквозь преграды цензуры. Тем большим было недовольство правительства после выхода «Записок охотника» в свет. Цензор, пропустивший книгу в печать, был отефанен от должности.
«Записки охотника» возникли в атмосфере обозначившегося в ряде европейских литератур широкого движения к народу. Принято считать, что тургеневский цикл перекликается с крестьянскими рассказами «Чертова лужа», «Маленькая Фа- детта» Ж. Санд.
И.С. Тургенев в своем цикле рассказов по жанру близок физиологическому очерку. Писатель как бы пишет своих героев с натуры, но в то же время он создает особые типы характеров, которые в дальнейшем образовали как бы внутренний психологический стержень героев его прославленных идеологических романов. Это типы рационалиста, мыслителя- скептика, близкого к природе. Так, например, в рассказе «Хорь и Капиныч» решались те же задачи, которые ставились авторами «натуральной школы», но решались другими художественными средствами. С первой же страницы читатель вовлекается в, казалось бы, привычное для «физиологического очерка» рассуждение о том, чем отличается мужик Орловской губернии от мужика Калужской губернии. Автор специально сопоставляет два основных психологических типа - и именно это делает сюжетом очерка. Мужики предстают здесь как некие объекты изучения, достойные самых скрупулезных, детализированных описаний (внешность, уклад жизни и т. д.).
«На пороге избы встретил меня старик - лысый, низкого роста, плечистый и плотный - сам Хорь... Склад его лица напоминал Сократа»,- так пишет автор, подчеркнуто возвышая тем самым героя и ставя его в ряд великих характеров, достойных памяти целых поколений людей. «Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист...» - замечает далее Тургенев. Такими же смелыми, неожиданными красками, хотя и с помощью совершенно другого сравнения, обрисован Капиныч - человек мечтательный, идеалист, исполненный врожденной любви к прекрасному. Он приходит к своему Другу Хорю с пучком земляники, как «посол природы». И хотя герои рассказа - типы противоположные, тем не менее «они составляют единство, которому имя - человечество». Впервые в мировой литературе крестьяне выступают как носители лучших черт национального характера.
«Записки охотника» - эта своеобразная «энциклопедия народной жизни». В них была и тема мести угнетателям, насколько мог ее коснуться писатель при Николае I, в них был и апофеоз великого жизнелюбия и талантливости русского народа, была в них и правда о недопустимом бедственном положении, с чем нельзя было больше смиряться. Эту-то правду писатель и считал «главным героем» своих «Записок охотника».
Тургенев в своих повестях и рассказах продолжает гоголевские традиции, и в этой области писатель разоблачает крепостников как сословие духовно бедное, окруженное «мелочами жизни», запутавшееся во лжи и лицемерии. Изощренным угнетателем крестьян в «Записках охотника» выведен помещик Пеночкин. Англоман, он завел у себя заграничные порядки, содержит отличного повара, у него камердинеры ходят в ливреях и в перчатках. Но Пеночкин прикрывается своей показной цивилизованностью: он держит всех крепостных в трепете. В Пеночкине выведен помещик новейшего образца, «западник», копирующий внешние формы европейского комфорта, склонный иногда на словах полиберальничать и тем более отвратительный в своем цинизме. В духе «физиологии» выведены Тургеневым и другие персонажи помещичьего мира: отставной генерал-майор Вячеслав Илларионович Хвалын- ский и Мардарий Аполлонович Стегунов. У генерал-майора очень пышное, словно что-то обещающее имя, отчество и фамилия, а на самом деле его жизнь предельно ничтожна: вся она свелась к мундиру, «форме», спеси, распеканию нижестоящих, чисто внешнему соблюдению приличий. Сочетание имени, отчества и фамилии - Мардарий Аполлонович Стегунов - наводит на мысль, что этот человек - мастер своего «дела». Внешне он вроде бы не походил на Хвалынского, но внутреннее сходство явно: умение наводить порядки: «Чьи это куры? Чьи это куры? Чьи это куры по саду ходят?» И тут же провинившийся наказывается. Высмеяна Тургеневым и ложная значительность дворянской провинциальной образованности. Не оправдавший надежд, тупой, карикатурный Андрюша Беловзоров возвращается в имение тетушки, чтобы прожить свой век в безделье («Татьяна Борисовна и ее племянник»).
Истинным артистом выглядит рядом с этим баричем, ху- дожником-неудачником, крепостной Яков Турок. Господская безмятежная жизнь развивала праздность и апатию ума. Таков и меценат Беневоленский: человек «положительный, даже дюжинный... с коротенькими ножками и пухленькими ручками», который приятно улыбался, имел доброе сердце и «пылал бескорыстной страстью к искусству», ничего в нем не смысля. Такова и «старая девица», гостья Татьяны Борисовны, без умолку верещавшая о немецкой философии, о Гете, ничего в этом не понимая. Опошление высоких вкусов и понятий - это тоже своего рода роскошь, которую можно себе позволить в праздности. Тургенев первым заговорил об этой страшной беде, о подделке под духовность, проявившейся в самых новомодных формах в массе дворянства.
Но и в дворянской среде рождались и протестующие личности, появлялись натуры цельные и стойкие, остающиеся самими собой до конца, несмотря на драматические обстоятельства жизни. Дикий Барин из рассказа «Певцы» - загадочная, неясная фигура, но, несомненно, таящая в себе какие-то могучие стихийные силы. «В этом человеке было много загадочного; казалось, какие-то громадные силы угрюмо покоились в нем, как бы зная, что, раз поднявшись, что сорвавшись раз на волю, они должны разрушить и себя и все, до чего они коснутся...». Неслучайно Тургенев именно Дикого Барина делает судьей в состязании певцов. Этот недюжинный человек, «выломившийся» из своей среды, по душе - художник во всех смыслах этого слова. Все у Пантелея Чертопханова - слова и поступки - «дышало сумасбродной отвагой и гордостью непомерной». Чертопханов истинно благороден: он спасает от издевательств забитого Недопюскина, осаживает Ростислава Штоппеля, вздумавшего шпынять наследника-конкурента. Его безграничная привязанность к донскому коньку, романтично названному Ма-лек-Аделем (по имени благородного героя, храброго воина из романа Софи Коттен), выдает всю меру его одиночества; он напоминает Герасима из «Муму». Чертопханов гибнет, как гибли на Руси многие открытые, честные люди.
Особая тема «Записок охотника» - духовные искания развитой, думающей части дворянского сословия. Эти люди вроде бы и должны были сказать России «всемогущее слово «вперед!». Но в 40-х годах уже появились первые серьезные сомнения в способности русского вольнодумца, философа из дворян, найти правильные пути для практической деятельности. Тургенев внес важный вклад в развенчание претензий русских Гамлетов ответить на вопрос: «Быть или не быть?» Критическому рассмотрению подверглась та популярная среди студенческой молодежи конца 30-х - начала 40-х годов идеалистическая философия, на которую они опирались.
Кажется, здесь все герои порождены самой природой, ее нерушимыми законами, а не порочным обществом. «Записки охотника» начинаются с «физиологической» констатации разницы между типами мужиков соседних уездов, заканчивается же цикл своего рода типами русской природы, гимном во славу ее, символическим рассказом «Лес и степь». Для Тургенева природа - главная стихия, она подчиняет себе человека и формирует его внутренний мир. Русский лес, в котором «лепечут статные осины», «могучий дуб стоит, как боец, подле красивой липы», да необозримая степь - это главные стихии, определяющие в «Записках охотника» национальные черты русского человека. Это совершенно соответствует общей тональности цикла. Подлинным спасением для людей оказывается природа. Если в первом очерке-прологе повествователь просил обратить внимание на мужиков, то заключительный рассказ является лирическим признанием автора в любви к природе.
Образ рассказчика в «Записках охотника», очень нужный и активный, выступает в нескольких обликах. То как охотник, сталкивающийся с интересными лицами, когда вовсе не важна его принадлежность к привилегированному сословию, - это вариант «естественности» встречи и разговора (таковы его отношения с Ермолаем). То он случайный зритель или невольный свидетель встречи, разговора («Свидание», «Контора»). То чувствуется сословная дистанция: он - барин, встречающийся с господами, вспоминает о прежних встречах с лицами, проливающими свет на происходящее («Ермолай и мельничиха»). То рассказчик как бы совершенно растворяется в повествовании («Певцы»). Но он всегда симпатичен, благороден, стоит ближе к крестьянам-праведникам, чем к господам. Он даже берет сторону угнетенных: уговорил Бирюка помиловать крестьянина, брезгливо относится к Пеночкину и ему подобным. Это, несомненно,- просвещенный «друг человечества» в духе сороковых годов, проповедующий социальное равенство, видящий пороки крепостнической системы, угнетающей униженных и оскорбленных.
Вопросы по докладу:
1) Сколько рассказов вошло в цикл И.С. Тургенева «Записки охотника»?
2) На какие жанры можно условно разделить все произведения тургеневского цикла «Записки.охотника»?
3) Почему можно говорить о том, что «Записки охотника» И.С. Тургенева - ««энциклопедия народной жизни»?
4) Как изображены в тургеневском цикле помещики и дворяне?
5) Какие обличья принимает рассказчик в цикле И.С. Тургенева «Записки охотника»?
39. Записки охотника
И.С. Тургенев - потомок древнего дворянского род а. Детские года будущего писателя прошли в селе Спасское-Лутовиново Орловской губернии. Жизнь в поместье оставила тягостные воспоминания о жестоких нравах, отравлявших отношения в семье Тургеневых и господствовавших в управлении крепостными слугами и крестьянами. Особенно скорой на расправу была мать Тургенева - Варвара Петровна, женщина властная и нетерпеливая. Через много лет детские и юношеские впечатления от домашнего произвола лягут в основу рассказа «Муму», который Тургенев напишет «на съезжей» (в тюремной камере), куда его определят за публикацию некролога Гоголю в марте 1852 г. Рассказ о нравственной атмосфере барской усадьбы написан втюрьме, в условиях несвобода. Какая страшная и убедительная правда в этой скрытой психологической параллели! В1833 г. Тургенев поступает на словесный факультет Московского университета, затем переходит в Петербургский университет. Будучи студентом, пробует свои силы в лирике, жанре поэмы («Стено», 1834), начинает печататься в журналах, впрочем, без особого успеха. В Петербурге, в доме профессора Плетнева, молодой Тургенев мельком видел Пушкина, о чем будет благоговейно вспоминать всю жизнь, и оживит свои впечатления в мемуарном очерке «Литературный вечер у Плетнева». В1838 г. Тургенев уезжает за границу с намерением продолжить образование. В Берлине он слушает лекции по философии, классической филологии, переживая сильное увлечение Гегелем, Шеллингом, Фейербахом, усиленно занимается классическими языками. Период пребывания в Германии - период формирования эстетической позиции будущего писателя. В это время он много путешествует: Австрия, Италия, Швейцария. Блестяще образованным европейцем является Тургенев в Петербург. Здесь он предпринимает попытки заняться службой: намеревается сдать магистерский экзамен и получить кафедру философии, некоторое время служит под началом В.И. Даля в Министерстве внутренних дел. Публикация поэмы «Параша» (1843) и сочувственная оценка В. Белинским сыграли важную роль в его жизни: началось сближение писателя и критика, все более укреплявшееся со временем. В этом же году происходит встреча Тургенева и Полины Виардо на гастролях итальянской оперы в Петербурге. Встреча стала для Тургенева судьбой на всю оставшуюся жизнь. С 1847 г. Тургенев сотрудничает с «Современником», печатает в нем открывающий цикл «Записок охотника» рассказ «Хорь и Кали- ныч». В конце 1847 - начале 1848 г. Тургенев становится очевидцем французской революции. Зима в Париже и Куртавенеле оказалась плодотворной во многих отношениях: он знакомится с Жорж Занд, П. Мериме, Ф. Шопеном, пишет большую часть рассказов из «Записок охотника», «Дневник лишнего человека», комедии «Холостяк» и «Нахлебник», драму «Месяц в деревне». Можно сказать, что покидал Францию в 1850 г. уже писатель Тургенев, зрелый человек, переживший романтический восторг любви, познавший мощь стихии революционных потрясений. Середина 50-х годов для Тургенева - время работы над первым романом «Рудин» (1855), созданным в Спасском, в Риме задумано и частично написано «Дворянское гнездо» (1858), успех которого был безоговорочным. Шестидесятые годы отозвались в творчестве Тургенева первым «общественным» романом «Накануне» (1860), не принятым демократическим «Современником», однако ничего в критике произведений Тургенева не было равным по реакции на «Отцов и детей» (1861), где, как объяснял впоследствии сам писатель, он хотел быть просто справедливым и наблюдательным. 60-е годы - время, когда жизнь Тургенева определяется: он начинает обустраивать свой быт за границей, в Бадене. Из сложных и горьких чувств осмысления своих отношений с Россией рождается роман «Дым». В начале 70-х Тургенев практически все время живет за границей, в основном в Париже, изредка наведываясь в Россию, чтобы решать денежные вопросы. Он много занимается общественной деятельностью, помогая русским эмигрантам денежными средствами, рекомендательными письмами, устройством на лечение, чтением рукописей, учреждает первую в Париже русскую библиотеку. Это десятилетие жизни Тургенева отмечено появлением в его творчестве рассказов «Часы», «Сон», «Рассказ отца Алексея». В них отражается все растущая уверенность писателя в существовании иного мира, но не божественно прекрасного и гармоничного, а враждебного человеку, убивающего его. Чисто внешне все обстояло очень благополучно: в 1878 г. на международном литературном конгрессе в Париже Тургенева выбрали вице-президентом, как и В. Гюго. Здесь он прочел речь о русской литературе, сам факт произнесения которой поставил ее на уровень европейских литератур. В полной мере своеобразие психологического облика романтической натуры проявилось в первом значительном произведении И. Тургенева «Записки охотника». Главным героем цикла является автор-повествователь, сложность внутреннего мира которого определяет соединение двух планов рассказывания: резко отрицательного изображения крепостнической действительности и романтически непосредственного восприятия тайн природы. В одном из лучших рассказов цикла «Бежин луг» природа выступает в восприятии героев (не случайно это дети) и рассказчика как живая сила, говорящая с человеком на своем языке. Понять этот язык дано не каждому. В восприятии автора реальная деталь становится символом мистического голубок - «душа праведника», а «стенящий звук», наводящий трепет на собравшихся у костра, голос болотной птицы. Рассказчик, блуждая по лесу, сбился в темноте с пути (реальная деталь) и «вдруг очутился над страшной бездной» (романтический штрих), оказавшейся прозаическим оврагом. Способность к восприятию чудесного, стремление приобщиться к загадке природы и человека становится эмоциональным ключом рассказа, выполняя функцию характеристики рассказчика. Литературную известность Тургеневу принес рассказ «Хорь и Ка- линыч»
(1847), опубликованный в «Современнике» и высоко оцененный читателями и критикой. Успех рассказа стимулировал решение Тургенева продолжить работу, и в последующие годы он создает ряд Критический пафос изображения русского дворянства в этом произведении обусловлен негативным отношением Тургенева к нравственным основам крепостного права, к его социальной функции. Во всех очерках и рассказах «Записок» Тургенев использует некоторые общие принципы изображения: каждый очерк или рассказ строится на немногочисленных сюжетных эпизодах и описательных характеристиках действующих лиц. Писатель передает подробности поз, жестов, речи персонажей, а отбор и последовательность их появления перед читателем мотивировано фигурой рассказчика, его движением в пространстве и во времени. Поэтому основная смысловая нагрузка приходится на описательные элементы: на портретно-бытовые характеристики действующих лиц и переложение их рассказов о своей жизни в прошлом и настоящем. Комизм положений очень часто соединяется с комизмом ситуаций, раскрывающих несоответствие претензий персонажей их сущности. Часто эта форма комического проявляет себя в монологах героев, оказывающихся средством саморазоблачения персонажа. Так, в «Гамлете Щигровского уезда» герой очерка, Василий Васильевич, исповедуется ночью, в темноте переднезнакомым человеком, открывая ему сердце. Знаменитое гамлетовское «быть иль не быть, вот в чем вопрос...» в обстановке Щигровского уезда не возвышает героя над толпой, а, наоборот, становится поводом к разоблачению несостоятельности протеста «под подушкой». Предметом осмеяния оказывается вся система тепличного воспитания дворянства, порождающего никчемных идеалистов, не способных ни к чему. В рассказе «Однодворец Овсянников» перед нами предстает ряженный в кучерской кафтан помещик-славянофил, вызывающий чувство недоумения и смеха в мужиках своими потугами на «народность». А помещик Пеночкин из рассказа «Бурмистр» - утонченный европеец и «прогрессивный» хозяин - сам не порет слугу за недостаточно прогретое вино: он просто отдает приказ: «распорядиться насчет Федора». В «Записках охотника» складывается важная черта художественного метода Тургенева: развернутые характеристики быта, среды, значительные по объему описательные фрагменты повествования - путь к овладению мастерством обобщения. Антикрепостническую социально-обличительную сущность «Записок охотника» отметила не только современная Тургеневу критика. Министр просвещения А. Ширинский-Шихматов так охарактеризовал их императору Николаю I: «Значительная часть помещенных в книгестатей имеет решительное направление к унижению помещиков, которые либо представляются в смешном и карикатурном, или чаще в предосудительном для их чести виде». Выход в свет «Записок охотника» вызвал раздражение и недовольство в официальных кругах: нужен был поводдля наказания писателя. Поводдал сам Тургенев, опубликовав в «Московских ведомостях» «Письмо из Петербурга», статью в связи со смертью Гоголя, которую ранее цензура не пропустила. Тургенев был арестован и отправлен на «съезжую». Два года длилась последовавшая за арестом (без суда и следствия) ссылка в Спасское-Лутовиново, и только в 1854 г. Тургенев получает свободу. Записки охотника»
В 1847 г. Тургенев пишет и публикует в журнале «Современник» очерк «Хорь и Калиныч» – первую ласточку будущего знаменитого цикла «Записки охотника», вышедшего отдельным изданием в 1852 г. В этом цикле он предстает уже зрелым, сложившимся художником со своей оригинальной – собственно тургеневской
– поэтикой и вполне определенной идейной концепцией. К этому времени он полностью разделяет воззрения литераторов круга «Современника», большинство из которых: В. Г. Белинский, Н. А. Некрасов, А. И. Герцен, Т. Н. Грановский – являются его близкими друзьями. Идеологией этого круга единомышленников, художественным выражением которой стала эстетика натуральной школы, был так называемый западнический либерализм, предполагающий ориентацию на Западную Европу как на духовный образец подлинного политического, экономического и культурного прогресса. Россия, по мнению западников‑либералов, бесконечно отстает от Европы и для своего дальнейшего развития нуждается в значительных социальных преобразованиях. Главным тормозом на пути этих преобразований в 1840‑е годы считался институт крепостного права. Именно он становится основным объектом критики в тургеневских «Записках охотника». «Записки охотника» – такое же сознательно идейное и даже, можно сказать, социально ангажированное произведение, как и многие другие произведения натуральной школы, в которых, в соответствии с призывом ее главного идеолога Белинского, преобладал пафос социального разоблачения язв и пороков современного российского общества. Примечательной особенностью русского западнического либерализма была его постоянная переплетенность с более радикальной социалистической идеологией, будь то в ее относительно умеренном (христианский и утопический социализм М. В. Петрашевского, А. Н. Плещеева, ранних Ф. М. Достоевского и М. Е. Салтыкова‑Щедрина) или потенциально революционном, бунтарском варианте («якобинский» социализм А. И. Герцена, отчасти В. Г. Белинского, «анархический» социализм М. А. Бакунина), – идеологией, общим истоком которой была все та же руссоистская критика «порочного» иерархического общества, ущемляющего права демократических низов. Хотя по своим взглядам Тургенев был классическим либералом (подобно таким членам западнического кружка, как историк Т. Н. Грановский, критик П. В. Анненков), широта демократических требований русских социалистов‑руссоистов его по‑своему привлекала, поскольку представлялась исторически закономерной. Отсюда – отчетливо руссоистские тона всей идейной концепции «Записок охотника». Сюжетно‑композиционной основой целого ряда очерков цикла, таких как «Ермолай и мельничиха», «Малиновая вода», «Бурмистр», «Контора», «Льгов», «Петр Петрович Каратаев», становится достаточно жесткая социальная схема: грубые, деспотические помещики, развращенные властью, ломают судьбы и уродуют души крепостных крестьян, бессильных что‑либо противопоставить их тираническому произволу. Причем специально подчеркивается, что помещики нарушают элементарные права, которые даны человеку самой природой, извращая тем самым естественный ход человеческого развития. Дворовые девушки Арина в «Ермолае и мельничихе» и Матрена в «Петре Петровиче Каратаеве» по прихоти своих господ оказываются лишенными обычного человеческого счастья – счастья жить в любовном союзе с тем, кого избрало их сердце; их робкие попытки защитить себя приводят только к обострению барского гнева и в итоге к полному жизненному краху. Еще одна характерная жертва крепостнического произвола, изображаемая Тургеневым, – тип крепостного крестьянина с растоптанным чувством собственного достоинства, потерявшим свое «я», свою личность и окончательно смирившимся со своей участью. Таковы старик Сучок из «Льгова», живущий в постоянном страхе перед любым возможным барским окриком (его готовность откликаться на всякое новое имя, какое дают ему господа, лишний раз подчеркивает полное отсутствие в нем личностного начала), и буфетчик Вася из «Двух помещиков», с горячей убежденностью отвечающий на вопрос рассказчика‑охотника, за что он так жестоко по приказу барина был наказан розгами: «А поделом, батюшка, поделом. У нас по пустякам не наказывают». Эти примеры ясно показывают, насколько Тургенев привержен новоевропейскому идеалу свободной личности, воспринимающей свою зависимость от подавляющих ее структур традиционного общества как рабство. Такая позиция резко отделяет Тургенева, как и других западников‑либералов, от их основных идейных противников в среде мыслящей русской интеллигенции того времени – славянофилов, которые спасение России от ее бедственного современного положения, напротив, видели в возвращении к идеалам русского допетровского прошлого и крайне враждебно относились ко всем новейшим европейским веяниям, их главную опасность усматривая как раз в культе отдельной, независимой личности, стремящейся как можно полнее эмансипироваться от всех традиционных, прежде всего религиозных, установлений. Заканчивая «Двух помещиков» прямо обращенной к читателю фразой: «Вот она, старая‑то Русь!», Тургенев высмеивает славянофильский идеал «старой Руси» как воплощения духовного мира и общественного благополучия: для него, как для западника, все, что было в русском прошлом до преобразований Петра I, попытавшегося приобщить Россию к гуманным ценностям европейской культуры, основывалось на варварском неуважении к человеку, когда любой носитель власти и силы мог позволить себе безнаказанно издеваться над своей безропотной жертвой. Ироническое отношение Тургенева к идее славянофилов вернуть русское европеизированное дворянство к русским национальным корням и формам жизни нашло выражение в очерке «Однодворец Овсянников», где в фигуре молодого помещика Любозвонова, облачающегося на глазах своих крепостных в русский национальный костюм и предлагающего им спеть «народственную песню», узнаваемо, хотя и не без сатирического преувеличения, выведен К. С. Аксаков – самый пламенный в славянофильском кружке защитник национальных обычаев. Но тип крестьянина‑жертвы не самый характерный в крестьянском мире «Записок охотника». В отличие от Григоровича – другого заметного представителя натуральной школы 1840‑х годов, изображавшего крестьян (в получивших широкую известность повестях «Деревня» и «Антон Горемыка») исключительно как несчастных страдальцев, невольных мучеников крепостнического жизненного уклада, – Тургенев свое основное внимание сосредоточивает на изображении крестьян, которые, вопреки крайне неблагоприятным для них социальным обстоятельствам, сумели «не утратить лица», сохранив во всей его полноте и многообразии тот колоссальный потенциал духовных и творческих сил, который, как считали все западники, хорошо усвоившие идеи Руссо, живет, как в запечатанном сосуде, в народной душе и страстно ждет своего освобождения. В русской крестьянской среде, показывает Тургенев, есть люди, по богатству своего внутреннего мира не уступающие лучшим представителям русского образованного дворянства, а по силе натуры и способности к активной и продуктивной деятельности приближающиеся к носителям европейского духа новой свободы и волевого преобразования существующих форм жизни. Так, Хорь из очерка «Хорь и Калиныч» за свою практическую хватку, умение разумно и экономно вести хозяйство и неподдельный интерес к вопросам европейского государственного устройства награждается рассказчиком‑охотником такими непривычно высокими для крестьянина культурными
эпитетами, как «рационалист», «скептик», «административная голова». В хозяйственнике Хоре Тургеневу видится некий русский эквивалент представителей европейского третьего сословия – честных и предприимчивых бюргеров, преобразивших экономическое лицо Европы. Подросток Павлуша из «Бежина луга», восхищающий охотника своей исключительной смелостью и готовностью давать рационально‑трезвые объяснения тем чудесам и тайнам, о которых, крестясь и дрожа от страха, рассказывают друг другу мальчики в ночном, представлен как сильная личность нового типа, способная бросить вызов самой Судьбе, неподконтрольной человеку тайной силе, распоряжающейся его жизнью и смертью. Павлуша есть очевидная крестьянская параллель образу «необыкновенного» человека Андрея Колосова, а значит, в какой‑то мере, и байроновским героям, дерзко бросающим вызов Богу; «байроническим мальчиком» остроумно назвал Павлушу критик А. А. Григорьев. Тургенев сам нередко прибегает к такому приему возвышения своих героев, как сравнение их с великими деятелями русской или мировой культуры и истории, а также с классическими «вечными образами» европейской литературы. Интересно, что этот прием распространяется им не только на крестьян, но и на дворянских героев цикла, из которых далеко не все принадлежат к типу жестокого помещика – «тирана»: дворянские характеры в «Записках охотника» также весьма многочисленны и разнообразны. «Рационалист» Хорь сравнивается с философом Сократом и косвенно с Петром I; однодворец Овсянников из одноименного очерка – с баснописцем Иваном Крыловым; Лукерья из очерка «Живые мощи», женщина с трудной судьбой и невероятным духовным самообладанием, – с сожженной на костре Жанной д"Арк; есть в цикле и свой Гамлет – разуверившийся в романтических ценностях, но тем не менее не способный избавиться от романтического эгоцентризма молодой дворянин из очерка «Гамлет Щигровского уезда» (характер, психологически родственный Чулкатурину из «Дневника лишнего человека»), и русский Дон Кихот – полностью разоренный, но по‑прежнему рыцарски преданный высокому понятию дворянской чести, всегда готовый защитить слабого и страдающего, помещик Чертопханов, герой очерков «Чертопханов и Недопюскин» и «Конец Чертопханова». Распространение одного и того же приема на представителей разных сословий позволяет Тургеневу, с одной стороны, чисто художественными средствами высказать отстаиваемую либералами идею правового равенства всех людей независимо от их происхождения и степени богатства, а с другой – что особенно близко учению Руссо – намекнуть на существенные преимущества представителей непривилегированного крестьянского сословия перед привилегированным дворянским: при всей своей внешней непросвещенности внутренне они уже обладают всем тем, что носители просвещенного дворянского разума ошибочно считают отличительной чертой только своего круга, – духовной культурой,
причем в том ее «естественном», первозданном виде, который просвещенное сознание либо грубо исказило, либо безнадежно утратило. В очерке «Певцы» судящий состязание певцов Дикий‑Барин (и, соответственно, стоящий за ним автор) не случайно отдает пальму первенства не городскому жителю, мещанину из Жиздры, певшему по‑своему прекрасно, а простому парню из народа Яшке Турку, чье пение, не знавшее никаких внешних формальных ухищрений, словно лилось из глубины его души. Важной особенностью пения Якова, специально отмечаемой Тургеневым, является также то, что он пел без оглядки на других, на то, какое он производит впечатление, пел, забывая самого себя, – черта, открывающая в нем тип, противоположный не только типу романтика‑эгоцентрика, но во многом и тому «рациональному» крестьянскому типу, к которому принадлежат Хорь и Павлуша. Если для последних характерно сознание значительности собственной личности, основанное на уважении к своему критически мыслящему «я», что дает основание называть их крестьянскими «западниками», то основой человеческой значительности Яшки Турка, наоборот, оказывается принципиальный отказ от своего «я», который, однако, не превращает его в подобие духовно сломленного и забитого героя «Льгова», а парадоксальным образом становится условием проявления его могучей душевной силы. По контрасту с «западным» этот тип справедливо было бы назвать «восточным», и следует также заметить, что Тургеневу, как художнику и психологу, он интересен не меньше, чем первый. Многие описываемые с видимой любовью крестьянские персонажи охотничьего цикла относятся к этому «восточному» типу. Наиболее яркие его представители: Калиныч из «Хоря и Калиныча», близкий природе (в отличие от своего друга Хоря, больше занятого общественными и хозяйственными вопросами), тонко чувствующий ее красоту и, благодаря особому дару проникновения в ее тайны, обладающий чудесной способностью заговаривать кровь, ладить с пчелами, предсказывать погоду; и карлик‑горбун Касьян из очерка «Касьян с Красивой Мечи» – странный человек «не от мира сего», сочетающий в себе черты лесного «волшебника», понимающего язык птиц и растений, и природного мистика, с почти буддийской сострадательностью относящегося к каждому обреченному на гибель живому существу. Те же доверие и любовь к природным живым существам, зверям и птицам в соединении с верой и глубокой убежденностью, что спасется только тот, кто кротко, не возмущаясь и не жалуясь, претерпевает свою участь, какой бы трагической она ни была, составляют основу характера Лукерьи из очерка «Живые мощи». В очерке «Смерть» Тургенев изображает целую галерею героев – носителей «восточной» души, которых объединяет умение спокойно и легко относиться к собственной смерти, что становится возможным, как дает понять автор, только в случае, если человек не привязан к своему «я», не фиксируется на нем как на высшей ценности. Любопытно, что в «Смерти» опять выведены представители разных сословий: помимо крестьянских образов там есть образы дворянки‑помещицы и домашнего учителя, разночинца Авенира Сорокоумова, но объединяет их всех уже не «западная» идея правового равенства, а причастность «восточной» идее жертвы и отречения. Жертва своим «я» ради другого и бескорыстное служение ему, будь то человек или некая Высшая Правда, – главная черта в характере Авенира Сорокоумова, вызывающая искреннее восхищение автора. В этом герое есть что‑то от чувствительного, или «сентиментального», романтизма Жуковского – создателя поэтического образа меланхолического юноши, готового отречься от призрачных земных благ во имя соединения с идеальным миром Там.
Такой романтизм, с его пылким и жертвенным стремлением к идеалу, всегда вызывал симпатию у Тургенева и, в отличие от романтизма байронического, принимался им безоговорочно. Именно в этом – возвышенном, а не дискредитирующем – смысле Калиныч с его восторженным и предельно открытым отношением к миру и людям именуется «романтиком» и «идеалистом». Обостренное внимание Тургенева к людям «восточной» души находится в известном противоречии с его либерально‑западническими идеалами: не случайно славянофилам, всегда активно противопоставлявшим «гордый ум» атеистического Запада «кроткой душе» русского христианского Востока, многое в «Записках охотника» пришлось по вкусу, так что даже возникло мнение о Тургеневе как тайном стороннике их лагеря. Сам Тургенев с таким суждением о себе был решительно не согласен, но «восточный» уклон охотничьего цикла, тем не менее, не подлежит сомнению; то же относится и к его подспудным романтическим тенденциям. Складывается впечатление, что «Записки охотника» – это сплав или, точнее, сложное сосуществование сразу нескольких идеологических ракурсов. Сходным образом и поэтика «Записок» включает в себя различные по происхождению эстетические слои. По многочисленным внешним приметам художественного порядка тургеневский цикл – типичное произведение натуральной школы, наиболее осязаемо выразившее ее ориентацию на «научную» парадигму. По жанру «Записки охотника» – серия очерков, как и знаменитый сборник 1845 г. «Физиология Петербурга», литературный манифест «натурального» направления, в котором впервые в русской литературе были предложены образцы «физиологического» описания, восходящего к французским «Физиологиям», изначально задуманным как художественные аналоги дотошных и беспристрастных «научных» описаний подлежащего изучению природного объекта. «Физиологической» стилистике отвечает в «Записках» уже сама фигура охотника, представляемого в качестве непосредственного очевидца событий, фиксирующего их, как и положено очеркисту, с протокольной, «фотографической» точностью и минимумом авторской эмоциональной оценки. Ярко «физиологичны» у Тургенева также портретные и пейзажные описания – непременная часть общей стилевой композиции каждого очерка. Они «по‑научному» подробны, обстоятельны и мелочно детализированы, – в полном соответствии с требованиями «микроскопического» метода натуральной школы, когда описываемый объект изображался как бы увиденным сквозь микроскоп – во всех многочисленных мелких подробностях своего внешнего облика. По словам К. Аксакова, Тургенев, описывая внешность человека, «чуть не сосчитывает жилки на щеках, волоски на бровях». Действительно, тургеневский портрет едва ли не избыточно подробен: даются сведения об одежде героя, форме его тела, общей комплекции, при изображении лица детально – с точным указанием цвета, размера и формы – описываются лоб, нос, рот, глаза и т. д. В пейзаже та же утонченная детализация, призванная воссоздать «реалистически» правдивую картину природы, дополняется массой сведений специального характера. Вместе с тем в тургеневском портрете и пейзаже, несмотря на всю их бросающуюся в глаза «реалистическую» натуральность, скрыто присутствует другая – романтическая традиция изображения природы и человека. Тургенев словно потому и не может остановиться в перечислении особенностей внешнего облика персонажа, что изображает не столько разновидность порожденного «средой» определенного человеческого типа, как это было у авторов «Физиологии Петербурга», сколько то, что у романтиков называлось тайной индивидуальности.
Средства изображения – в позитивистскую эпоху – стали другими: «научными» и «реалистическими», предмет же изображения остался прежним. Герои «Записок охотника», будь то крестьяне или дворяне, «западники» или «восточники», не только типы, но и всякий раз новая и по‑новому живая и таинственная индивидуальная душа,
микрокосм, маленькая вселенная. Стремлением как можно более полно раскрыть индивидуальность каждого персонажа объясняется и такой постоянно используемый в очерках прием, как «парная композиция», отразившийся в том числе и в их названиях («Хорь и Калиныч», «Ермолай и мельничиха», «Чертопханов и Недопюскин»), и прием сравнения героя с «великой личностью». Точно так же и природа в «Записках охотника» имеет свою душу и свою тайну. Тургеневский пейзаж всегда одухотворен, природа у него живет своей особой жизнью, часто напоминающей человеческую: она тоскует и радуется, печалится и ликует. Та связь между природным и человеческим, которую открывает Тургенев, не имеет «научного» подтверждения, зато легко может быть истолкована в духе воскрешенной романтиками (прежде всего иенскими и романтиками‑шеллингианцами) архаической концепции взаимосвязи человеческого микро– и природного макрокосма, согласно которой душа каждого человека таинственными нитями связана с разлитой в природе Мировой Душой. Очевидной данью этой концепции является у Тургенева прием психологического параллелизма, когда определенное состояние, в котором оказывается «душа» природы, прямо соотносится с аналогичным по внутреннему наполнению состоянием души героя. Психологический параллелизм лежит в основе композиции таких очерков, как «Бирюк», «Свидание», отчасти «Бежин луг». Он же, можно сказать, определяет и общую композицию цикла, открывающегося человеческим
очерком «Хорь и Калиныч» и завершаемого полностью посвященным природе
очерком «Лес и степь» (с тем же принципом «парности» в названии). В поэтике «Записок охотника» очевидны знаки уже начавшейся переориентации Тургенева с гоголевской «отрицательной» стилистики на «положительную» пушкинскую. Следование Гоголю в кругах сторонников натуральной школы считалось нормой: писатель, изображающий грубую правду жизни, должен хотя бы в какой‑то мере быть обличителем. Обличительная тенденция чувствуется в откровенно «социальных» очерках тургеневского цикла, где четко распределены социальные роли персонажей и «отрицательным» даются, как правило, значимые фамилии (Зверков, Стегунов и др.). Но основная тургеневская установка все‑таки не обличительная. Ему ближе пушкинское стремление к примирению противоречий при сохранении яркой индивидуальности изображаемых характеров. Не только «научная» объективность, не только либеральная идея уважения прав личности, но и пушкинская «эстетика примирения» заставляют Тургенева с равной заинтересованностью и доброжелательным вниманием изображать жизнь крестьян и дворян, «западников» и «восточников», людей и природы.
|
|
---|