О.А. Лавренова

«ВРЕМЯ БОЛЬШЕ ПРОСТРАНСТВА...»

ИСТОРИЧЕСКОЕ И МИФОЛОГИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ В КУЛЬТУРНОМ ЛАНДШАФТЕ

Обсуждается время как универсальная категория культуры, проявляющаяся в культурном ландшафте. Пространство, время и представления о них образуют своеобразную «сетку координат», в которой строится образ мира каждой культуры. Мифологическое и историческое время - каждое из них имеет свои закономерности проявления в ландшафте и пространственные характеристики. Благодаря процессу семиозиса определенные локусы в культурном ландшафте могут становиться выразителем и таких категорий, как вечность и безвременье, ритуальное и сакральное время.

Ключевые слова: время; пространство; культурный ландшафт.

Универсальные категории культуры, которые определяют ее ментальность и бытие во всех ее проявлениях, - такие «понятия и формы восприятия действительности, как время, пространство, изменение, причина, судьба, число, отношение чувственного к сверхчувственному, отношение частей к целому» . Список этих категорий может быть расширен. В совокупности они создают устойчивое образование, которое А.Я. Гуревич определяет как «модель мира» («картину мира», «образ мира»), характерную для отдельно взятой культуры и эпохи - ту «сетку координат», которая обусловливает восприятие действительности и характер деятельности. «Эти основные категории как бы предшествуют идеям и мировоззрению, формирующимся у членов общества и его групп, и поэтому, сколь бы различными ни были идеология и убеждения этих индивидов и групп, в основе их можно найти универсальные для всего общества обязательные понятия и представления, без которых невозможно построение никаких идей, теорий, философских, эстетических, политических или религиозных концепций и систем. Названные категории образуют основной семантический «инвентарь» культуры. <...> Эти категории запечатлены в языке, а также в других знаковых системах (в языке искусства, науки, религии), и мыслить о мире, не пользуясь этими категориями, столь же невозможно, как нельзя мыслить вне категории языка» .

По мнению А. А. Ивановой, с которым мы согласимся, картина мира «выступает в роли универсального алгоритма (когнитивной матрицы), посредством которого реальные культурные ландшафты превращаются в художественные миры. При всех конкретных различиях этнические картины мира формируются на основе нескольких типовых структурных моделей. В основу каждой из них положен свой “сценарий” восприятия и концептуализации этносообществом окружающей природно-социальной среды» .

Универсальные категории, которые находят свое материализованное выражение в пространстве, формируют тем самым культурный ландшафт. Например, столь значимая для любой культуры категория «Другого» имеет свое выражение не только в метафорическом и внутриличностном пространстве, но и в ландшафте -в заборах, изгородях, в административных и естественных границах, разделяющих локальные культуры.

Современная пространственная картина мира по М.Ю. Лотману включает в себя «и мифологический универсум, и научное моделирование, и бытовой “здравый смысл”. При этом у обычного человека эти /и ряд других/ пласты образуют гетерогенную смесь, ко-

торая функционирует как нечто единое... На этот субстрат накладываются образы, создаваемые искусством или более углубленными научными представлениями, а также перекодировкой пространственных образов на язык других моделей. В результате создается сложный, находящийся в постоянном движении семиотический механизм» . Научная картина мира не находится в противоречии с мифологической, они «разведены» в разных пластах сознания, и, соответственно, восприятия.

«. С самого начала человек имеет единое пространство... Человеческое созерцание пространства и времени предшествует всем внешним ощущениям» , - пишет М. Шелер. Из них в реальной, физически ощутимой данности человек имеет только пространство, в котором на протяжении всей истории выражает время, тем самым создавая уравновешенный Универсум. Одной из культурных форм их выражения или восприятия, наряду с социальной и природной средой, культурными и религиозными практиками, часовыми механизмами и магическими шарами, становится культурный ландшафт.

Культурное наследие: копилка событий исторического времени

Настоящее мгновение может выдержать напор столетий и сохранить свою целостность, остаться тем же «сейчас». Нужно только уметь вырвать его из почвы времени, не повредив его корней, -иначе оно завянет.

О. Мандельштам. Франсуа Виллон

Описывая исторический ход времени, можно прибегнуть к метафоре и сказать, что история, как событийная материализация времени, сообщает пространству-времени еще одно измерение. «Исторический взгляд на мир открывает нам физический космос, движущийся по кругу в четырехмерном Пространстве-Времени, и Жизнь на нашей планете, эволюционирующую в пятимерной рамке Пространства-Времени-Жизни. А человеческая душа, поднимающаяся в шестое измерение посредством дара Духа, устремляется через роковое обретение духовной свободы в направлении Творца или от Него» .

Время проявляет себя в пространстве как созидатель, накапливающий культурные и духовные сокровища, и как разрушитель - безжалостно уничтожающий памятники и артефакты, которые, как вехи, закрепили в культурном ландшафте исторические события или духовные взлеты их творцов. Метафора «силы

времени» , времени-разрушителя, всегда присутствует и в ментальности и в языке. В этом контексте культурное наследие представляется как то, на чем проявляет свою силу времени, и как свидетельства, результаты исторического течения времени, запечатленные в артефактах и памятниках, находящиеся в постоянном противостоянии с его разрушительной силой.

Течение времени должно иметь свои плоды, это парадигма западной культуры, отмечаемая ее мыслителями, например А. де Сент-Экзюпери: «Время покажется тебе не продавцом песка, пускающим все прахом, -жнецом, увязывающим тугой сноп. <. > Нехорошо, если быстротечное время истирает нас в пыль и пускает по ветру, лучше, если оно нас совершенствует. Время тоже нужно обжить. <...> Я чувствую, как обтекает нас бесплодное время. Я чувствую, как оно утекает. Время не должно течь так ощутимо. Оно должно обрести форму, созреть и состариться. Оно должно стать вещью, постройкой» .

В ландшафте культурное наследие, в особенности расположение культовых сооружений, свидетельствует о том, что через пространство протянуты «нити времени». Культурная преемственность в некоторых местах проявляется как сила, сплетающая историческое и мифическое время в тугой узел, о чем размышляют современные исследования: «Храмы редко строили на пустом месте. Им всегда предшествовали святилища, через которые они подхватывали золотую нить преемственности, идущую из мифологических времен» .

Культурное пространство развивается во времени, но - улавливает, запечатлевает ход времени, событий, материализует, фиксирует в артефактах, архитектурных сооружениях и памятниках, типах природопользования, в наслаивающихся культурных пластах. Лев Гумилев рассматривал артефакты как «кристаллизованную пассионарность», напротив, полагая, что наследие выпадает из времени: «...сделанное переживает своих создателей, и тех, для кого оно было сделано, и их наследников, ибо косное вщество, заключенное в форму, - вневременно» . «В нем время отделено от пространства. Оно - памятник того, что ушло; оно - след минувшей жизни» .

Если же рассматривать артефакты и памятники в контексте их семантической нагрузки в культуре и культурном ландшафте, то материальное наследие, напротив, представляется зримым напластованием времени и стимулом к «инверсии» времени в сознании соприкасающихся с ним людей, поскольку при соприкосновении с объектами наследия, с «аурой» места, мысль человека обращается вспять, в исторические события, пытаясь уловить обычай и стиль, вкус и запах ушедшей эпохи. Происходит то самое извлечение отдельного исторического события или временного периода из недр времени, о котором писал О. Мандельштам.

Собственно время, способы его измерения тоже могут стать объектом наследия и музеефикации в ландшафте. Так, в музее-заповеднике «Томская писаница» на рубеже XX и XXI вв., когда человечество с особой остротой ощутило ход времени и задумалось о его природе и исчислении, была создана экспозиция «Время и календари», которая стала выразителем концепции

времени и его исчисления, воплощающегося в разных формах культурных традиций. Здесь собраны календарные модели и календари разных времен и культур. Возможность регистрировать ход времени увлекала человека с древнейших времен, делала его жизнь цикличной и размеренной. Первые календари каменного века, древнеегипетский, древнеримский, скандинавский, древнеславянский календари, календари сибирских народов, промысловые календари - все это собрано в единую экспозицию под открытым небом, являющуюся важным смысловым элементом культурного ландшафта музея-заповедника. Если весь культурный ландшафт Томской писаницы в контексте музеефикации посвящен течению исторического времени - от неолита к сегодняшнему дню, то данная экспозиция выводит его семантику на совершенно иной семантический уровень - в орбиту определения времени Бергсона: «Время - это изобретение, или же оно ничто» .

Мифологическое время -все возвращается на круги своя?

От врат Мгновения уходит долгий, вечный путь назад: позади нас вечность. <.>

Ибо все, что должно произойти на этом пути вперед -должно произойти еще раз! <.>

Каждый миг начинается бытие; вокруг каждого «здесь» вращается кольцеобразное «там».

Середина - повсюду. Путь вечности - кривая.

Ф. Ницше. Так говор-ил Заратустра

Я - пространство и время, где ты можешь сбыться.

А. де Сент-Экзюпери. Цитадель

Закономерно возникает вопрос о векторности семантического поля «пространство-время». Казалось бы, вектор времени неизменно направлен в будущее, но даже в современно секуляризованном обществе глубоко укоренены архетипы традиционной культуры, которые оборачивают время вспять. Из глубины времен как наследие дописьменных цивилизаций осталось стремление «сохранить сведения о порядке, а не о нарушениях, о законах, а не об эксцессах. Здесь на первый план выступает не летопись или газетный отчет, а календарь, обычай, этот порядок фиксирующий, и ритуал, позволяющий все это сохранить в коллективной памяти» .

Одно из основных свойств мифологического времени - его цикличность, возвратность, которая противостоит однонаправленности вектора исторического времени. «Циклическое сознание» настроено на типизацию (отождествление того, что есть, с тем, что уже не однажды было), а «линейное» - на индивидуализацию» . «Космологическое сознание предполагает, что в процессе времени повторяется один и тот же онтологически заданный текст. Между тем, историческое сознание, в принципе, предполагает линейное и необратимое <...> время» . «.Мифическое Время, первичное, не идентифицируемое с историческим прошлым, Время истока в том смысле, что оно возникло «сразу», что до него не было какого-либо иного Времени, потому что никакое Время не могло существовать до появления реальности, рассказанной мифом» .

Линейное время может быть связано с историческими событиями, уникальными в своей неповторимости, свидетельствующие о «поступательном» развитии общества. Векторность переживаемому времени сообщает не только история, но и концепция «конца света». Христианское сознание внесло «представление <...> об однократности, неповторимости, единичности ключевых событий в судьбах мира» , «соединило в естественном синтезе характеристики цикличности и линейности времени (с линейностью в данном случае связываются идеи необратимости, но и конечности времени...)» . По мнению Мирча Элиаде «. христианство по сравнению с другими религиями внесло новое содержание в понятие и само познание литургического времени, утверждая историчность личности Христа. Для верующего литургия разворачивается в неком Историческом Времени, освященном воплощением Сына Божьего» . Следует отметить, что и Будда, и Конфуций, и Магомет, и тем более основатели новейших конфессий (преподобный Мун, например), -личности, чья историчность также составляет неотъемлемую часть религиозной традиции и картины мира, где священное время имеет некоторые исторические аналоги. Но далеко не во всех религиозных традициях есть понятие «конца времени», составляющее важнейшую онтологическую константу христианства.

Еще одно определение линейного времени классифицирует его как отличное от исторического, это «явление новоевропейской мысли, появляется впервые у Декарта. Оно уже полностью абстрагировано как от событий, так и от истории, которая несет моральный смысл. Оно бескачественно, равномерно, необратимо, без начала и конца. Его главный атрибут, длительность, делает его измеряемым» .

Цикличность мыслится как внеисторичность, и не оперирующая такими понятиями, как направленность времени. В частности, для античного сознания исторический процесс «не имел исхода, не имел начала, в нем все повторяется, все находится в вечном круговороте, в вечном возвращении» . Во многом цикличность времени определяла не только сущность мифологического сознания, но также смена времен года, организующая деятельность человека «по кругу»: «Время-пространство традиционного человека не столь хроно-логично-линейно, как наше; оно скорее расширено - в прошлое и в будущее; даже настоящий момент бывает окружен разными слоями времени. <.> Понятие «циклическое время» приложимо к хозяйственному году-циклу. О целостном восприятии времени у традиционного лучше говорит сферическая модель. Радиус этой сферы бывает разный у разных людей и у разных культур. Общая тенденция состоит в его расширении. Сферное время смыкается со сферным пространством. <...> Когда пространство охватывает мир нижний и верхний, его сферность делается очевидной» . Интересно, что в вышеприведенной цитате для описания качеств времени современный антрополог Ян Чеснов предлагает сугубо пространственную модель, причем исключающую динамику. Если цикличность подразумевает динамическое состояние мира, то сфер-ность подразумевает стабильность. Чеснов вводит еще одно понятие - распределительное время традиции,

«беременное» взрывом. «Распределительное время можно предсказать по его топам-заменителям. <. > В его концепции, что положено делать в один момент, запрещено - вплоть до жесткой санкции - в другой. <...> Распределительное время никогда не завершено, оно всегда в становлении. Это не линейное развитие. Оно в любой момент предполагает бифуркацию, выбор, разрыв - постоянно плавающую нулевую точку культурогенеза» .

Семантическая нагрузка циклического и линейного времени гораздо глубже, чем разнонаправленность направления движения, и коренится в древнейшей дихотомии «очеловеченного» времени и пространства, которое порождается делением мира на священное и мирское. Неоднородность времени для религиозного человека - священное и мирское пространство, священное и мирское время. «... Священное Время по своей природе обратимо, в том смысле, что оно буквально является первичным мифическим Временем, преобразованным в настоящее. Всякий церковный праздник, всякое Время литургии представляют собой воспроизведение в настоящем какого-либо священного события, происходившего в мифическом прошлом, «в начале». Таким образом, Священное Время может быть возвращено и повторено бесчисленное множество раз. С некоторой точки зрения о нем можно сказать, что оно не «течет», что оно не составляет необратимой «протяженности». Это в высшей мере онтологическое «парменидово» время: оно всегда равно самому себе, не изменяется и не утекает» . «.Религиозный человек живет в двух планах времени, наиболее значимое из которых - Священное - парадоксальным образом предстает как круговое, обратимое и восстанавливаемое Время, некое мифическое вечное настоящее, которое периодически восстанавливается посредством обрядов» . Возможно, священное время представляет собой не замкнутую, а разомкнутую цикличность - спираль. При повторяемости ритуалов происходит возврат к начальному времени, но на качественно ином уровне, поскольку от эпохе к эпохе качественно меняется ментальность этноса, меняется переживание древних обрядов и особенности структуры святилища. Время спиралевидное «соединяет в себе черты циклического и линейного времени. Точных совпадений с событиями прошлого уже нет, но у каждого нынешнего события есть свой аналог в первовремени» .

Механизм «возвращения» времени - обряды, -обычно имеют в культурном ландшафте свою локализацию. Святилища, храмы, молельные камни и другие формы организации священного пространства являются вместилищами священного времени, его выразителями вовне - зримыми и ощутимыми манифестациями в обыденном, мирском пространстве.

Мирча Элиаде отмечает, что «и в отношении нерелигиозного человека можно констатировать понимание некоторой прерывности и неоднородности Времени. Для него также наряду с монотонным временем работы существует и время празднеств и представлений, т.е. «праздничное время»» . Существуют и соответствующие места - парки отдыха, клубы и т.п. Существуют и «путеводители» по таким местам - «Досуг в Москве» и подобные издания.

Вечность У8. безвременье

Невестой вашей будет Вечность,

А храмом - мир.

Н. Гумилев. Людям будущего

Усердие и тоска сродни друг другу.

Их питает одно и то же.

Бескрайность - их пространство, бесконечность времени - их пища.

А. де Сент-Экзюпери. Цитадель

Вечность - внутреннее время религиозного искусства, пространство иконы. Отсюда возникает метафора «мир как икона», когда динамическая система при определенных условиях и определенной точке зрения может выступать как семантическая сеть, отражающая структуру Вечного мира. В такой системе в сакральных центрах натянуты струны молитвенного безмолвия, соединяющие вечность с временным.

В материалистическом понимании вечность есть «бесконечность времени существования материального мира, обусловленная несотворимостью и неуничтожи-мостью материи и ее атрибутов, материальным единством мира» . В традиционной системе ценностей Вечность - не бесконечность времени, каковой ее полагают материалисты. Это иное качество «пространства-времени» и иное качество существования.

«Пребывание во времени и в вечности - два разных способа бытия, в разных мирах, которые сосуществуют как мир видимый и невидимый <. > Граница между этими мирами проницаема» . Граница в данном случае - слом структуры бытия, позволяющий выйти из одного пространства в другое, иномерное, из времени - в его отсутствие, в начальную точку творения, «протовремя», обладающее потенциальностью времени-пространства, но где ни времени, ни пространства не существовало. Помимо изначальной Вечности в большинстве культурных традиций существует понятие «иного мира», качественно иного пространства-времени, обители ангелов, праведников, богов. По мысли Бердяева, «иной» мир есть просветление и преображение нашего существования, победа над падше-стью времени» . То есть само наличие времени уже свидетельствует об ущербности нашего актуального мира, в котором проявляются неумолимые законы прошлого-настоящего-будущего и возможности исчисления времени. «В противопоставлении «количественного» времени «внеколичественной» вечности можно усмотреть аналогию с противопоставлением пространства физического нефизическому, идеальному, умозрительному (бытийному квазипространству; пространству инобытия). На последнее также не распространяются законы «количества»: протяженности, измерения. В обоих случаях в основе противопоставления лежит идея «калькуляции» (термин М. Хайдеггера) материи: времени/пространства. Количество «метит» мир физический» .

Иное понимание вечности - «созревшее» время, изжившее свои исчисляемые характеристики. «Хорошо, - говорит А. де Сент-Экзюпери устами своего героя, - когда ты становишься ближе к Господу, а Он -тишина вечности. В ней все уже высказано, все уже сделано» .

В количественном течении времени проявляет себя история - последовательная смена событий и состояний мира в целом и отдельного места, в котором совершаются исторические события разного «пространственного» (от местечкового до глобального) и разного «временного» масштаба (от памяти одного поколения до нескольких тысячелетий). Но идеал «резонанса» исторического события - вечность (можно вспомнить популярную надпись на братских могилах Великой Отечественной войны: «Ваш подвиг бессмертен». Аналогичные записи о «вечном резонансе» исторического события в разных вариантах встречаются на мемориальных плитах и памятниках разных исторических периодов). История «есть не что иное, как глубочайшее взаимодействие между вечностью и временем, непрерывное вторжение вечности во время. <. > история есть непрерывная борьба вечного с временным» . Возможно, сверхсмысл истории - в постепенном «созревании» времени, ведущем к безмолвию вечности.

Выход из тенет временного, суетного мира - цель духовного поиска в самых разных религиозных традициях. В христианском миросозерцании «земное время соотнесено с вечностью, и в определенные, решающие моменты история «прорывается» в вечность. Христианин стремится перейти из времени земной юдоли в обитель вечного блаженства Божьих избранников» . Вечность проявляется в овеществленной, «опро-странствленной» истории - на каждом ее этапе создавались культовые сооружения, символизирующие если не собственно вечность, то путь к ней - ставящие своей функциональной целью преодоление границы между вечностью и временным, суетным миром. Не только храмы, но пещеры, пустыни, горные вершины становились действенными участниками или необходимым условием «духовного делания», выводящего за рамки временного мира.

Прими меня, мать-пустыня, <...>

Научи ты меня, мать-пустыня,

Волю Божию творити!

Да избави меня, мать-пустыня,

От злыя муки от превечной!

Приведи ты меня, мать-пустыня,

В небесное царство!

говорит Иосаф-царевич в известном духовном стихе. Пустыня в данном случае выступает как путь в иное пространство-время - небесное царство, производную от Вечности. (В части христианской традиции небесное царство, рай, жизнь вечная, вечное блаженство обладают некой внутренней динамикой, соответственно, вряд ли возможно говорить, что это та Вечность, где нет времени. «Те блага, что есть на земле, на небе становятся вечными» (цит. по: ), - в подобной интерполяции земного и временного в вечное сама Вечность превращается в бесконечное дление).

Медиатором между мирами может быть и культурный ландшафт, организованный по «образу и подобию» инобытийного ландшафта. Вера в небесный Иерусалим стала одним из побудительных мотивов создания Нового Иерусалима в России - через символическое и прямое подобие элементов ландшафт становится «калькой» не только Иерусалима земного, но и небесного. Отсюда -

то благолепие, которое ощущают верующие в данном месте. Естественно, что представители иной традиции или люди недостаточно глубоко знающие традицию в таких местах-медиаторах не могут прочесть текст культурного ландшафта, его символику, превращающую участок земной поверхности в икону.

В буддийской традиции о нирване иногда говорится как о месте, точно такие же пространственные метафоры существуют в русском языке как по отношению к вечности, так и ко времени.

Семантическая противоположность вечности - безвременье не как отсутствие, а как «смерть» времени. В контексте пары «время-безвременье» время имеет этические коннотации. У Симеона Полоцкого, например, мерой времени «является дело, в нем совершающееся, и «потребно» то время, которое заполнено делом; нет дела - нет и самого времени, и торжествует бесплодное и «бездельное» безвременье, враг которого само время, это безвременье истребляющее. Но дело должно быть благим, творческим, устрояющим мир и жизнь. Пагубные «делеса» несовместимы со временем - они губят его» . То есть время человеческой жизни должно быть созидательным, здесь время обретает плоть и форму, в отличие времени, «пускающего все прахом». У времени есть собственные «лобные места» в любом городском ландшафте - про них принято говорить, что там «убивают» или «прожигают время», т.е. делают его течение бессмысленным. У этих мест нет внутреннего ритма, это своего рода постоянно дей-

ствующие «поглотители» времени - локусы безвременья.

Время больше пространства. Пространство - вещь. Время же, в сущности, мысль о вещи.

Жизнь - форма времени. Карп и лещ -Сгустки его. И товар похлеще -Сгустки. Включая волну и твердь Суши. Включая смерть.

И. Бродский. Сохрани на холодные времена...

Павел Флоренский, исследуя проблематику имени Божия, приходит к выводу о том, что трансцендентные категории могут быть выражены в культуре только через символ - он есть «такая реальность, которая больше себя самой» . Согласно современным трудам в области семиотической концепции культуры «время в структуре культуры имеет знаковую сущность. Знак -носитель временных параметров» . В диалектике отношения пространства и времени субъект рождается для символической жизни .

Время, наиболее насущная и неуловимая категория культуры, создает ощущение изначально данной жизненной субстанции, получает знаковое выражение в пространстве, улавливается им, как нейтрино специальными ловушками, опредмечивается и символизируются уже не отдельно, а как бытийная, онтологическая основа культурного ландшафта.

ЛИТЕРАТУРА

2. Иванова А.А. Фольклор как форма репрезентации и интерпретации культурного ландшафта // Культурные ландшафты России и устойчивое

развитие. Четвертый выпуск трудов семинара «Культурный ландшафт» / Под ред. Т.М. Красовской. М.: Геофак МГУ, 2009. С. 39-45.

3. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек. Текст. Семиосфера. История. М.: Языки русской культуры, 1996. 447 с.

4. ШелерМ. Избранные произведения / Пер. с нем.; сост., науч. ред., предисл. А.В. Денежкина; послесл. Л.А. Чухиной. М.: Гнозис, 1994. 490 с.

5. ТойнбиА.Дж. Постижение истории / Пер. с англ. М.: Прогресс; Культура, 1996. 608 с.

6. АрутюноваН.Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка: Язык и время. М.: Индрик, 1997. С. 51-61.

7. Сент-Экзюпери А. Сочинения в двух томах. Т. 2: Цитадель / Пер. с фр. М. Кожевниковой. М.: Согласие, 1994. 558 с.

8. Шапошникова Л.В. Великое Путешествие: В 3 кн. Кн. 2: По маршруту Мастера. М.: МЦР, Мастер-Банк, 2000. Т. 2. 544 с.

9. Вернадский В.И. Химическое строение Земли и ее окружения. М.: Наука, 1965. 374 с.

10. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Гидрометеоиздат, 1990. 528 с.

11. BergsonH. L’evolition creatrice. Paris: Presses universitaires de France, 1966.

12. Лотман Ю.М. Несколько мыслей о типологии культур // Языки культуры и проблемы переводимости. М.: Наука, 1987. С. 3-11.

13. ЯковлеваЕ.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Гнозис, 1994. 344 с.

14. Успенский Б.А. История и семиотика (восприятие времени как семиотическая проблема) // Труды по знаковым системам. XXIII. Тарту: ТГУ, 1989. С. 66-84.

15. Элиаде М. Священное и мирское: Пер. с фр., предисл., коммент. Н.К. Гарбовского. М.: Изд-во МГУ, 1994. 144 с.

16. Панова Л.Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М.: Языки славянской культуры, 2003. 808 с.

17. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 175 с.

18. ЧесновЯ.В. Лекции по исторической этнологии. М.: Гардарика, 1998. 400 с.

19. Философский энциклопедический словарь / Гл. редакция: Л.Ф. Ильичёв, П.Н. Федосеев, С.М. Ковалёв, В.Г. Панов. М.: Сов. энциклопедия, 1983. 840 с.

20. Мурьянов М. Ф. ВРЕМЯ (понятие и слово) // Вестник языкознания. 1978. № 2. С. 52-66.

21. Бердяев Н.А. Самопознание. (Опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991. 445 с.

22. Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX веков. М.: Московский рабочий, 1991. 351 с.

23. Баткин Л.М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.: РГГУ, 1995. 448 с.

24. Топоров В.Н. Из истории русской литературы: В 2 т. Т. 2: Русская литература второй половины XVIII века: Исследования, материалы, публикации. М.Н. Муравьев: Введение в творческое наследие. М.: Языки славянской культуры, 2003. Кн. II. 928 с.

25. Флоренский П.А. Об имени Божием // Studia Slavica Hung. 1988. 34/1-4.

27. Батов В.И. Подход к описанию пространства культуры // Памятники и современность. Вопросы освоения историко-культурного наследия.

М.: НИИК, 1987. С. 7-22.

28. Prieto L.J. Ipotesi sulla significazione dell’ opera d’arte // Saggi di semiotica. Parma: Sull’arte e sul soggeto, Partiche editrice, 1991. Vol. 2.

Статья представлена научной редакцией «Философия, социология, политология» 1 сентября 2010 г.

Пространство по–разному понималось философами, физиками, математиками и трактовалось ими как некое вместилище, пустота, наполняемая сгустками материи, вещами и их отношениями. В земном, чувственном мире все действительно находится в определенном трехмерном пространстве, а с учетом временной координаты – четырехмерном. И то, что мы называем культурой, тоже находится в нем. На Земле пространственность реализуется как разнообразие геокосмической и географически ландшафтной реальности, особые протяженности, объемы, площади, разнообразие. И это чрезвычайно важно по отношению к культуре, а точнее к культурам, возникающим и развивающимся в конкретных физико–географических условиях.

Многие особенности культурной жизни обусловлены рельефом местности, ландшафтом и протяженностью территории. В истории культуры известны цивилизации различного типа: речные, морские, океанические, горные, степные, лесные, пустынные. Казалось бы, все это связано лишь с природными факторами. Но от них во многом зависит организация жизни, хозяйственный уклад, тип жилищ, способы сообщения, кулинарные предпочтения и технологии, верования, т. е. характер и формы культуры в целом. Так, бескрайность просторов или, наоборот, пространственная стесненность, зажатость, в значительной степени определяют своеобразие культур, их ценности и формы выражения.

Наряду с этим в жизни общества формируется то, что именуют социальным пространством – различные сложно организованные системы отношений, в которых и протекает жизнь людей. Это социальное пространство практически всегда социокультурно. Культура, возникая и развиваясь, порождает и изменяет те пространства, которые не совпадают полностью ни с физико–космическими, ни с физико–географическими, ни даже с собственно социальными пространствами, хотя с последними они связаны теснейшим образом.

Пространство, которое мы называем культурным, имеет не только внешние контуры, оно «расположено» в духовном мире социума и личности. Этот пространственный пласт, или объем, особенно важен, так как воздействует на мотивацию поведения людей.

Культурное пространство взаимодействует с географическим, экономическим, политическим, этническим, лингвистическим и информационным пространствами. Оно, как и все перечисленные, имеет свою специфику, особую конфигурацию и архитектонику, способы трансляции и динамику изменений.

Но что же все–таки представляет собой культурное пространство в отличие от пространств, в которых находится культура и с которыми она взаимодействует?

Культурное пространство – это поле (по аналогии с физическими полями), порождаемое взаимодействиями и воздействиями ценностей культуры и их систем.

Ценности культуры как специфические отношения между людьми, воплощаются, опредмечиваются в различных носителях и создают своеобразную духовную атмосферу. Если в архитектуре, скульптуре, музыке или словесности, а главное – в поступках людей так или иначе действительно воплощены вера, любовь, честь, красота, порядочность, вкус и т. д., то появляется пространственно–эмоциональная насыщенность, аура добра и милосердия, порядочности, благородства и изящества. Другими словами, появляется атмосфера, воздействующая на людей, которые живут в ней. Например, архитектура Санкт–Петербурга – это не просто красивые дома, а ансамбли, улицы, площади, в которых сконцентрированы ценности культуры.

Разумеется, из этого не следует, что все люди или даже большинство живущих в подобной концентрированной культурной среде соответствуют ей. Но благодаря пространственной концентрации ценностей культуры возможности духовного совершенствования и культурного развития явно расширяются. И не только возможности духовного совершенствования, но и тенденции к облагораживанию среды, или, по крайней мере, к сохранению культуры.

Несмотря на то что культура может распространяться повсеместно, она все же локализуется в так называемых центрах культуры, достигая там необычайной выразительности и действенности. Существует множество примеров такой исторической локализации. Это культура и Древнего Египта, и Древней Греции, и Парижа с его уникальной ролью культурной столицы не только Франции, но и всей Европы. Места локализации культуры постоянно меняются.

Но до сих пор, несмотря на то что цивилизация обеспечила колоссальные возможности для более равномерного, чем раньше, культурного развития, в различных точках планеты все еще остаются культурные центры и провинции. Причем там, где в наибольшей мере концентрируются овеществленные ценности культуры, чаще всего обострены и антикультурные процессы. Каждый из нас живет в определенном культурном пространстве, а точнее пространствах. Это связано с тем, что разные системы ценностей (их ансамбли) создают разные культурные пространства, которые взаимодействуют друг с другом, будучи частями более или менее целостного культурного пространства региона, страны, города, места.

Пространство является жизненной и социокультурной сферой общества, «вместилищем» культурных процессов, главным фактором человеческого бытия. Культурное пространство имеет территориальную протяженность, в нем очерчены контуры культурных центров и периферии, столицы и провинции, городских и сельских поселений.

Россия – грандиозный культурный ансамбль народов, объединенных общим гражданством и территорией проживания. Культурное пространство объединяет эти народы, создавая неповторимый узор самобытных культур, сохраняя их уникальность и увеличивая притягательную силу энергетически мощной ауры. Культурное пространство включает ареал распространения национально–этнических языков, традиционные формы бытового и хозяйственного уклада. В нем сохраняются рецепты народной кухни, приемы воспитания детей, архитектурные и художественные памятники, региональные центры народного и профессионального искусства, религиозные конфессии, природные заповедники и исторические ландшафты, города–музеи и университетские комплексы науки и образования, места памятных исторических событий.

Культурное пространство России многомерно и не поддается унификации, ибо культура не может существовать как одномерная, универсальная, одинаковая для всех эпох и народов. Это противоречит ее природе и сущности, поэтому она сопротивляется всяким экспериментам, даже если их инициаторы исходят из благих побуждений.

Культура всегда существует как «дробное множество», объединенное в целостную систему, где все регионы взаимозависимы и дополняют друг друга.

Культурное пространство может выполнять собирательную функцию, т. е. способствовать объединению и сплочению нации, государства, всех социальных сил. Но возможна и другая модель, когда культурное пространство уменьшает «силы притяжения» между регионами, делая их обособленными и замкнутыми. Эта «рассеивающая» функция культуры значительно ослабляет и тормозит возможность интеграции народов и их стремление к взаимопониманию.

В России процесс социального реформирования и модернизации оказал существенное воздействие на состояние и перспективы развития культуры. Одни сферы распались, другие лишились государственной поддержки и должны были «выживать» самостоятельно, третьи приобрели новый статус и приоритет. Пока еще трудно предсказать, какими будут последствия этих перемен, их влияние на ценностные ориентации людей, особенно молодежи. Культура вышла из–под жесткого идеологического контроля, но попала в тиски финансовой зависимости.

Динамика культуры получила импульс для реализации плюралистической модели развития. Культурное пространство органично сочетает в себе историческую преемственность, непрерывность и дискретность. Оно создано многовековой деятельностью человека и напоминает «Древо Жизни», имеющее глубокие корни и разветвленную крону. В определенном смысле культурное пространство подобно природе, в которой многообразие сочетаний бесконечно.

Множественность проявляется во всех формах культуры, даже в языке, где преобладают общие понятия, словарный запас и грамматика, но при этом существует масса диалектов, сленгов, арго, особых смыслов и интонаций. Соединение всеобщего и особенного, подобного и единичного становится основой многообразия и многоликости культурного пространства.

Но было бы неправильно представлять культурное пространство в виде «лоскутного одеяла», где каждый кусочек имеет свою форму и окрашен в свой цвет. При всем разнообразии оно имеет общую конфигурацию, благодаря которой выполняет свое предназначение. Дискретность регионов вписывается в общий объем и архитектонику культурного пространства. Разнообразие отдельных местностей создает их неповторимый колорит и уникальность.

Изоляционизм так же опасен, как и унификация, стирающая своеобразие культур. Искусственное разъединение сужает сферу культурного пространства, нанося непоправимый вред духовному развитию народов и поколений. Культурные контакты – это живой диалог культур, который осуществляется повсеместно и по разным поводам, в будни и праздники, поскольку его основой является взаимный интерес к культуре и стремление людей к пониманию и взаимодействию.

Но такой диалог не всегда возникает стихийно. Он требует особого внимания, отношения и поддержки, объяснения различий между культурами и преодоления высокомерного возвеличивания одних культур и пренебрежения к другим. Иначе может начаться конфликт культур, который увеличивается в объеме, как снежный ком, и захватывает все новые и новые сферы общественной и личной жизни. Разделение культурного пространства на «своих» и «чужих» вызывает взаимную неприязнь, склоки, ссоры и ослабление сотрудничества. Отношения между народами могут стать такими, что спровоцируют социальную и психологическую агрессию.

Поэтому значение культурной политики, всемерно содействующей диалогу культур, очень велико.

В каждом регионе, будь то Север или Юг, Запад или Восток, культурное пространство имеет свои центры притяжения и ареал влияния. Это выражается в стиле застройки городов и сельских поселений, в укладе жизни, соблюдении обычаев и ритуалов, способе проведения праздников и встреч, в общении, интересах, предпочтениях и ценностях.

Исторически Санкт–Петербург сложился как многонациональный город, и каждый этнос внес свой вклад в создание общего «петербургского» стиля. Ю. М. Лотман в статье «Символика Петербурга и проблемы семиотики города» пишет о множественности образов и сравнений: русский Амстердам, русская Венеция, город А. С. Пушкина и Н. Гоголя, Ф. М. Достоевского и А. Блока;А. А. Ахматовой и И. Бродского… Петербург – это императорская резиденция и «колыбель революции», мужественный герой Блокады и центр науки, культуры, искусства. И все эти разные «города» объединены общим культурным пространством.

Ю. М. Лотман удивительно точно писал об этом:

Петербург сделался городом культурно–семиотических контрастов, и это послужило почвой для исключительно интенсивной интеллектуальной жизни. Петербург по праву может считаться уникальным явлением мировой цивилизации.

Не менее интересный подход к описанию целостного пластически–пространственного образа Петербурга предложил М. С. Каган. Он отмечает, что Петербург с самого начала развивался как взаимосвязь четырех главных подсистем: Улица-Площадь-Парк (сад, сквер) – Река (канал). В этом заключен ансамблевый принцип организации культурного пространства города.

Д. С. Лихачев обратил внимание на то, что для пространственной структуры Петербурга характерно сочетание трех уровней горизонтальной протяженности:

¦ уровня воды в реках;

¦ уровня набережных, улиц, проспектов;

¦ уровня приблизительно одинаковых по высоте крыш домов.

В поэтическом пространстве Петербурга Ю. М. Лотман отметил две особенности: призрачность и театральность. Они поддерживаются уникальным петербургским колоритом, мягкой цветовой гаммой, сочетанием водной магистрали Невы с многочисленными каналами, сезоном Белых ночей и удивительными закатами.

Театральность воплощена в архитектурных ансамблях исторического центра и кольце пригородов, органично дополняющих общее впечатление. Город воспринимается как огромная сцена, на которой разворачиваются праздничные спектакли и повседневная жизнь. Театральность требует от петербуржцев постоянного внимания к своей внешности, создает атмосферу праздничности и внутреннего протеста против неопрятности, запущенности, вульгарности и пошлости. Культурное пространство формирует тип горожанина и особый петербуржский стиль жизни: восприимчивость к классическому искусству, деликатность, веротерпимость, отсутствие национальной и социальной спеси, чувство собственного достоинства и преданная любовь к городу, к своей стране.

Культурное пространство страны – это «Дом», среда повседневного обитания людей. В нем они живут, работают, ходят за покупками, занимаются спортом, отдыхают, общаются между собой, учат детей, посещают храмы и театры.

Людям нравится, когда этот «Дом» прочный, надежный и безопасный, открытый, добрый и теплый, красивый и интересный.

Культурное пространство как «Дом» выполняет сакральную функцию защиты от невзгод, где человек может найти помощь и поддержку. Эта атмосфера соучастия и сочувствия особенно необходима человеку. Недаром многие так хорошо отзываются о приветливости петербуржцев–ленинградцев, которая стала знаком городской культуры.

Культурное пространство – это не только родные места и памятники культуры, но и чувство «родственной» близости населяющих его людей. Образы культурного пространства как «семейного гнезда», спасительного ковчега прочно укоренились в народном самосознании.

Духовная оторванность от «Дома», утрата связи и близости с ним даже при сохранении места жительства порождает чувство «бездомности».

В петербургском журнале «Ступени» были опубликованы «материалы Круглого стола», посвященного проблеме «Дома». В выступлениях обсуждалось несколько моделей, с помощью которых можно описать специфику организации жизни в культурном пространстве. Приведем некоторые из них.

«Дом–очаг». В таком доме нет места бездействию и лени, так как очаг нужно постоянно поддерживать и заботиться о нем. Он дает человеку приют и отдых, защиту и пропитание, общение и право быть самим собой.

Идея культурного пространства как домашнего очага есть у всех народов мира. И сейчас эта идея – построить «Дом» как универсальное здание нашего микро–и макрокосмоса – близка многим.

«Дом–очаг» – пока далекий идеал, но достичь его можно, хотя бы в пределах родного дома, края или города как малой родины.

«Дом–крепость». Его главным назначением является охрана культурного пространства от внешних влияний и посягательств. В его основе заложен архетип врага, который может нарушить покой, нанести вред, унизить достоинство. Поэтому главная забота обитателей такого дома – возведение крепостных стен, установка сторожевых постов, смотровых башен и пограничных полос. Идея «железного занавеса» тоже выражает архетип «Дома–крепости».

«Дом–тюрьма». Еще более отчужденная модель культурного, а скорее даже антикультурного, пространства. Его двери плотно заперты, и все обитатели живут в «запечатанном пространстве». Жизнь в этом «Доме» заторможена, труд бессмыслен, очаг не греет. Сила и диктат сторожей удерживают всех вместе. В таком пространстве все подвержены страху, постоянно ожидают коварства и предательства.

«Дом–кладбище». Также безрадостная модель. Из этого дома ушла жизнь, «отлетела» душа, погас очаг. Всюду тьма, грязь, разруха и запустение. Человек в таком пространстве чувствует бессмысленность своего существования, он одинок и бессилен. Тоска и уныние парализуют его волю и желание действовать. Покой и лень порождают равнодушие ко всему, человек влачит существование, находясь между жизнью и смертью.

«Дом–вокзал». Эта модель выражает отношение к культурному пространству как к временному пристанищу, укрытию во время скитаний.

Это «казенный дом», где лишь пользуются услугами, не внося ничего своего. Человек здесь только пребывает, а не живет полноценной жизнью. Он подчиняется заранее установленному порядку, зная, что его нарушение приведет к расплате. Ожидание перемен и желание покинуть временный приют определяют душевное состояние человека.

«Сумасшедший дом». Такой тип пространства, и вряд ли культурного, тоже заслуживает внимания. В нем есть относительный порядок, но его отличительной особенностью будет одиночество. В таком доме каждый слышит только сам себя и не способен к диалогу. В нем угасает очаг, дающий тепло, потому что никто не заботится об общем благе.

«Дом–келья». Это своеобразное одиночество и заточение. Созданное пространство намеренно отгорожено от внешнего мира. Люди довольствуются малым, все их помыслы направлены на служение идее личного духовного совершенствования и творчества. Такое пространство мало трогают бури и невзгоды, происходящие за его пределами. Больше всего ценится покой и возможность погружаться в привычные занятия и размышления.

«Дом–чаша». Воплощает стремление людей максимально насытить пространство многочисленными вещами, как полезными, так и бесполезными. Накопительство, стремление не отстать от других, «быть как все» делают дом холодным и временным пристанищем, так как никто не проявляет заботы о духовном благополучии.

«Дом как любовь». Это наиболее точное отражение самого главного назначения культурного пространства. Важен не только тот материал, из которого строится дом, но и те духовно–душевные отношения, которые дают возможность ощутить радость бытия. Такой дом начинают строить «с крыши», т. е. тех духовных ценностей, которые обеспечивают взаимное притяжение людей.

«Дом как любовь» определяет весь спектр человеческих отношений: к природе и материальному обустройству жизни, детям и старикам, историческим традициям и современному новаторству. Он выявляет духовные потенциалы человека и способствует их реализации. Культурное пространство должно быть «овеяно» любовным отношением, только тогда оно становится желанным.

Возможно, «Дом как любовь» – это и есть «дом как культура». Строят его сами люди, и от того, действительно ли этот дом – культура, зависит и мироощущение и поведение не только тех, кто его строил, но и тех, кто в этом процессе не участвовал, однако попал в это пространство. Культурное пространство – это своеобразное зеркало, которое отражает множественные модели «Дома». Некоторые из них весьма прочно укоренились в жизни, другие мелькают пунктиром, третьи вообще стали призрачными тенями прошлого.

«Дом» может быть богатым и бедным, ухоженным и запущенным, желанным и нелюбимым, добрым и злым, теплым и холодным, открытым и закрытым. Все зависит от насыщенности культурного пространства ценностями и динамики перемен.

Поверхностный прагматизм и вульгарный материализм нанесли большой ущерб культурному пространству России, вызвав распространение примитивизма и варварства. Разрушение городских и сельских храмов, осквернение исторических памятников, опрощение и засорение русского языка, беспорядочность застройки, загубленные водоемы и мертвые ландшафты, уничтожение старинных жилых кварталов, пренебрежение к русским национальным истокам и традициям народной культуры – все это нанесло колоссальный ущерб культурному пространству России. Потребуется немало сил и времени для его восстановления.

Культурное пространство – это национальное достояние России, и каждый несет ответственность за его сохранение и развитие. Преодоление социально–политических барьеров и усиление культурных контактов может стать основой процесса интеграции, постижения культурных ценностей как необходимого условия человеческого существования.

Культурное пространство и страны, и региона, и культурного центра изменяется. Будучи весьма динамичным в своем развитии, оно зависит от наших усилий, воздействий и взаимодействий.

В культурном пространстве возникают волны культурных контактов, исходящие из внешних или внутренних регионов. Византийская, татаро–монгольская, французская, германская, американская, турецкая, китайская, японская и иные волны влияний оставили заметный след в культурном пространстве России. Они могут затрагивать, казалось бы, автономные области, будь то мода на одежду, новинки техники, реклама товара, «заморские» продукты, породы собак, оформление офиса или городские вывески. Но в любом случае они меняют облик культурного пространства.

Вторжение иных культур всегда сопровождается целым комплексом перемен, то более кратковременных, то более длительных. Иногда со временем многие заимствования начинают восприниматься как собственные достижения.

В силу целостности культуры любые влияния не проходят бесследно, а влекут за собой немало изменений в других, казалось бы, отдаленных сферах культуры, изменяя образ мысли и жизни, создавая новые черты в облике человека.

Новая волна культуры, вторгаясь в традиционное культурное пространство, производит существенные перемены, меняя систему ценностей.

При контакте двух разнородных культурных пространств возможны следующие варианты перемен.

1. Утрата народом своей культуры под влиянием другой, располагающей либо большим авторитетом; либо более значительными средствами воздействия, либо особой привлекательностью, которая соответствует уже сложившимся ожиданиям и установкам. Этот процесс может протекать спокойно, постепенно меняя культурное пространство традиционной и самобытной культуры.

Но может быть и другая ситуация, когда предпочтения новых ценностей оттесняют собственную культуру на второй план. Это приводит к «отчуждению» и смене ценностей, утрате связи с историческими «корнями».

2. Под натиском новой культуры в культурном пространстве активизируются силы противодействия и защиты традиционной основы этнической самобытности, появляются призывы к борьбе с иноземным влиянием и утверждаются идеи «почвенничества». Примером могут быть идеи «западников» и «славянофилов».

3. Под влиянием культуры–донора в культурном пространстве возникают новые ориентации. Они меняют некоторые ценности, но сохраняют общий самобытный облик данной культуры. Например, такие частичные перемены произошли в культурном пространстве Японии.

4. Культурные контакты могут порождать возникновение совершенно новых культурных форм, которых не было ни в одной из взаимодействующих культур.

Процесс изменения, происходящий при контакте двух и более культур, в американской культурной антропологии был назван «аккультурацией» (Р. Линтон, М. Мид, М. Херсковиц). Этот термин широко используется в эмпирических исследованиях.

В последние годы возросло число исследований, посвященных изучению процессов «японизации», «русификации», «африканизации», «европеизации» и т. д. Причем исследовались формы заимствований и включений в европейскую или американскую культуру музыки, скульптуры, живописи других народов и постепенное расширение культурного пространства, возникновение принципиально нового культурного синтеза. Примером таких влияний могут быть распространение джаза, техники японской борьбы и индийской йоги.

Динамизм культурного пространства не исчерпывается лишь внешними влияниями и контактами. Культурное пространство постоянно меняет свои очертания, расширяется или сужается, насыщается новыми ценностями и культурными символами, освобождается от устаревшего, отжившего свой исторический срокивтожевремя реанимирует, реставрирует, возрождает «седую старину».

Оно никогда не остается пустым, и рассуждения о «вакууме» ценностей не отражают реальности, просто на смену прежним ориентирам приходят новые.

Культурное пространство «пульсирует» и «дышит», как живой организм. Оно обладает «аурой» магнетического притяжения, именно этим и объясняется паломничество к мировым культурным центрам, желание насладиться красотой памятников культуры. В этом пространстве сильны восходящие и нисходящие «токи», периоды хаоса и кризиса сменяются стабилизацией и гармонией, но эти циклы перемен всегда относительны. Иногда эти циклы растягиваются во времени, а иногда перемены совершаются и в короткие сроки. Цикличность таких изменений можно проследить по смене модных увлечений, популярности лидеров и кумиров, динамике ценностных предпочтений.

Культурное пространство обладает «пористой» структурой, т. е. очень древние, почти реликтовые пласты, артефакты способны подняться в современные слои культуры по внутренним «лифтам» и включиться в культурный процесс. Пути их подъема и движения из глубин древности трудно предсказуемы и не поддаются рациональному объяснению. Так происходит ныне с эзотерическими учениями, мистикой, астрологией, колдовством и шаманством. Они возникли в отдаленные эпохи, а теперь вновь оказались востребованными, захватив ареал в культурном пространстве современной цивилизации. Современная цивилизация породила и порождает особые разновидности пространств, в том числе и культурных.

История мировой культуры убедительно свидетельствует об освоении человеком все более обширного пространства, о создании новых миров, которые трансформируются в новый тип виртуальной реальности или «параллельного мира».

Понятие «виртуальная реальность» сравнительно недавно вошло в научный лексикон и повседневную жизнь. Оно имеет ряд значений – это особая сфера информационной деятельности; способ расширения диапазона познания, средство моделирования возможных ситуаций; сфера общения и межличностных контактов, диалог культур и способ включения в мировое культурное пространство. Все эти и многие другие аспекты виртуальной реальности могут стать предметом специального исследования.

Информационное общество, век электронных технологий, глобальная информационная сеть Интернет, виртуальная реальность, «цифровая революция» – таковы лишь некоторые признаки и новые контуры культурного пространства современной цивилизации.

Еще совсем недавно о новой эре электроники дискутировали футурологи, их прогноз многими воспринимался как далекая утопия, но скорость распространения новых информационных технологий превзошла все ожидания.

Американский социолог А. Тоффлер отмечал:

Шквал перемен не только не стихает, но все больше набирает силу. Перемены охватывают высокоразвитые индустриальные страны с неуклонно растущей скоростью. Их влияние на жизнь этих государств не имеет аналогов в истории человечества.

«Киберпространство» – новый термин, характеризующий информационные технологии. Оно включает ареалы распространения языков общения, средства передачи информации и трансляции культурного наследия на основе компьютерных технологий и сети Интернет. Киберпространство постоянно расширяется, включая в свою орбиту все новые регионы и социальные группы. Оно увеличивает интеллектуальные и эмоциональные ресурсы человека, его познавательные, творческие и коммуникативные возможности.

Киберпространство приобретает транснациональный характер, создает свободную зону в мировой культуре и цивилизации, независимую от пограничных кордонов, экономических пошлин, политических запретов и цензуры. Мощность информационных потоков стимулирует развитие культурных контактов, открывает возможность реального диалога с массовой аудиторией и одновременно создает ситуацию предельно индивидуального общения.

Поиск необходимой информации в национальных библиотеках мира, доступность архивов и фондов, ознакомление с коллекциями музеев разных стран и детальное их изучение, расширение круга личных знакомств и ускорение переписки на основе электронной почты – таковы лишь некоторые преимущества киберпространства. Моделирование виртуальной реальности средствами когнитивной графики создает новое представление о картине мира, альтернативных формах и путях развития ситуаций. Оно стимулирует художественное творчество, порождая новые ассоциации и фантастические образы, развивая воображение и проектирование.

Возможности Интернета как глобальной «паутины» иногда сравнивают с великими географическими открытиями, которые содействовали сближению народов и культур. Владение информационным пространством приобретает значение «новой собственности», влияющей на мировое признание, общественный авторитет и лидерство.

Борьба за источники информации, скорость передачи и принятия сообщений становится основой конкуренции в принятии экономических и политических решений. На этой основе создаются особые сообщества со своими правилами игры, ценностями, нормами, законами, стилем общения и символикой поведения. Информационное пространство учит человека в сжатые сроки проводить мысленный эксперимент, моделировать многообразные варианты развития ситуаций в различных сферах деятельности и принимать оптимальные решения, выбирая для этого соответствующие средства. Искусственная реальность, созданная действиями оператора, позволяет наблюдать происходящие в ней изменения, проверять гипотезы и ставить эксперименты.

Это находит применение как в естественных, так и в гуманитарных науках (экономике, финансовом деле, политике, криминалистике, дипломатии, истории культуры, рекламе и искусстве).

В сфере художественного творчества виртуальная реальность «населяет» мир фантастичными образами, которые стимулируют воображение при создании новых музыкальных и живописных композиций, танцевальных сюжетов, литературных и поэтических форм.

Все это в значительной степени активизирует интеллектуальную деятельность, заставляет искать альтернативные варианты и освобождает сознание от привычных стереотипов. Человек, погружаясь в виртуальное пространство, сохраняет при этом все признаки «живого» общения и сопереживания, подключает эмоции и имитирует реакцию среды. Нередко возникает уникальная ситуация, абсолютно новая и ни на что не похожая, а поиск решений сопровождается ответственностью и риском.

Еще предстоит более обстоятельно изучить социальные, психологические и культурные последствия взаимодействия человека и кибер–пространства. Возможно, что при этом обнаружатся как позитивные, так и негативные влияния на личность, поскольку созданный виртуальный мир имеет чрезвычайно широкий спектр действий.

Известный итальянский писатель и публицист Умберто Эко во время посещения России прочитал лекцию под названием «От Гутенберга к Интернету». На вопрос, является ли Интернет только инструментом, облегчающим работу и общение, или все же он новая метареальность, Эко ответил:

Вне всякого сомнения – это новая реальность. И сегодня мы не в состоянии предугадать, куда она нас заведет.

Не так давно Интернет объединял всего лишь 2 миллиона человек, потом – 20, теперь – уже 200 миллионов. При таких темпах развития почти невозможно давать какие–то разумные прогнозы. Абсолютно непредсказуемо, каким будет воздействие, которое Интернет окажет на страны третьего мира. Например, сегодня в Индии или Китае он играет куда более важную роль, чем в Европе, поскольку является почти единственным средством, с помощью которого осуществляется контакт между культурами.

Сейчас трудно об этом говорить, но не исключено, что развитие кибер–пространства будет иметь не только положительные, но и негативные последствия. С одной стороны, в странах, где у власти находятся диктаторские режимы, увеличение количества информации – это прямой путь к революции. С другой стороны, избыток информации не сулит ничего хорошего. Слишком много – это все равно, что ноль. Раньше я шел в библиотеку, вспоминает Эко, рылся в каталогах, выписывал себе две–три книги по интересующей меня теме, нес домой и читал. Сегодня я лезу в Интернет и с одного–единственного запроса получаю десять тысяч названий, и что прикажете с ними делать? В подобной ситуации десять тысяч книг равнозначны нулю. Однако книги никуда не денутся, заверил писатель, хотя бы потому, что Интернет пока что нельзя читать «лежа в ванной», а книги можно. Безусловно, пророчества насчет «смерти» книги сильно преувеличены. Они неоднократно возникали в истории, а книга продолжала жить и радовать людей. Дело заключается не просто в замене одного средства массовой информации другим.

Компьютер несет с собой новые культурные нормы, иные ментальные стереотипы и житейские привычки. Уже сегодня все чаще вместо привычного понятия «читатель» употребляется «пользователь» специальных программ, участник виртуального действия, которое может разворачиваться каждый раз непредсказуемо, по закону случайных чисел, как в лотерее. И это, несомненно, будет доставлять интеллектуальное удовольствие, как когда–то было наслаждением «рыться в книгах» или перебирать их на полках.

В Интернете «есть все» (горячие новости, сенсации, столичные и провинциальные газеты и журналы, котировка акций на мировых биржах и процент по займам, курс валют на данную неделю и расписание международных рейсов). Не отходя от компьютера, можно встретиться с президентом, задать ему вопрос и получить ответ. Можно назначить свидание и обсудить самые волнующие проблемы.

Компьютер меняет привычный ритм труда и отдыха, создавая особую зону то ли работы, то ли досуга. Но почти всегда «человек за компьютером» вызывает почтение и уважение. Это сродни тому священному трепету, с каким в недавнем прошлом относились к «человеку грамотному».

Споры о влиянии компьютеризации на социальную и культурную жизнь общества становятся все более напряженными и острыми, а восторженная эйфория сменяется обсуждением серьезных проблем.

Уже сейчас на первый план выдвигаются вопросы законодательного регулирования пользования Интернетом, внесения соответствующих корректив в авторское и международное право, запрета пиратства и плагиата, сбора и распространения компрометирующей информации и ложных сведений, проведения нелегальных операций.

Определенную трудность представляет исчисление экономических затрат и установление платы за услуги.

Неравномерность распространения Интернета в разных странах и районах, социальных и возрастных группах увеличит дифференциацию культурного уровня, различия между поколениями. Они будут жить в разных культурных мирах, использовать разные источники информации, иметь разные возможности для творчества. Интеллектуальные ресурсы у одних групп будут развиваться быстрее, чем у других, и это создаст неравенство на начальных этапах профессиональной деятельности.

Особенно сложно прогнозировать влияние Интернета на моральные ценности и психологические установки личности, ее эмоциональную сферу. Самодостаточность и одиночество, замена реального общения виртуальными контактами, возможность спрятаться под маской анонима или создать вымышленный образ, вступить в игру и уклониться от ответственности – все эти новые грани человеческих отношений требуют обсуждения. В этих условиях возникают эмоциональные стрессы, дисгармонии, драмы и конфликты, депрессии и неуверенность в себе, страхи и новые комплексы.

Широко обсуждаются медико–биологические проблемы охраны здоровья, режима труда и отдыха, способы психологической защиты, коррекции зрения и снятия напряжения.

Под влиянием компьютеризации меняются личные предпочтения и интересы, ценностные ориентации и жизненные позиции, настроения и взгляды. Новая среда обитания в виртуальном пространстве, расширение сферы коммуникаций, изменение интеллектуальных и эмоциональных ресурсов личности оказывают влияние на процесс возникновения новой формы ментальности, человека современной цивилизации.

Идеи В. И. Вернадского о том, что реальное время создается движением жизни, вызывают несомненный интерес. Время идет в ту сторону, в какую направлены жизненный порыв и творческая эволюция, поскольку это является основным условием существования Мира. Назад процесс идти не может, утверждает В. И. Вернадский: «Время есть проявление созидания творческого мирового процесса».

Муравьев сближает историю Земли и Космоса. Культура – это часть Вселенной и обладает космической энергией. В Мире происходят энтропийные процессы утраты и рассеяния энергии, но наряду с этим существует движение к собиранию и концентрации энергии. Именно это организующее свойство принадлежит Культуре. Разум, воплощенный в произведениях культуры и деятельности человека, выражает это всеобщее свойство, способствующее сохранению Вселенной. Творческий акт человека одушевляет материальный мир, обладает способностью «зажигать» сознание в разных местах мира, создавать индивидуальные силовые центры концентрации энергии. Этот процесс происходит во времени и напоминает «кристаллизацию насыщенного раствора».

Вселенная подвластна мощной интеллектуальной деятельности человечества. Аккумулированная энергия сообщается посредством символов, слов, числовых знаков, языка искусств и ремесел. Человеческая активность в космическом балансе сил приобретает времяобразующее значение, продлевая жизнь Вселенной и Земли как ее части. Предназначение человека состоит в том, чтобы в процессе деятельности порождать и накапливать время, тем самым спасая мир от падения в бездну, от необратимого процесса рассыпания и умирания.

Идеальные ценности, произведения, памятники культуры буквально заряжены энергией творчества. Это своеобразный конденсат энергии, накапливаемый на Земле и оказывающий воздействие на Космос. Человек «делает время» свойством действующей, активной природы. Время – свойство тех вещей и процессов, которые обладают внутренней энергией и страстью, стремлением к гармонии и совершенству. Культурно–созидающая активность, которая преобразует мир из хаоса в гармонию, есть одновременно и времяобразующая деятельность.

Преодоление смерти, конфликтов, войн создает позитивное напряжение в потоке жизни, соединяет творческий акт и организованное коллективное действие. «Времяобразование» происходит везде, где совершается активная творческая деятельность.

Это положение меняет представление о культуре как о «вторичной» сфере и придает ей значение активного фактора, способствующего обновлению жизни и творческому долголетию.

Культура постепенно преодолевает случайное, спонтанное время и открывает простор для созидания и проективной деятельности. Разные личности и социальные слои заряжены неодинаковым творческим потенциалом и потому вносят разный вклад в процесс накопления энергии. Время – это другое название для жизни, заключает В. А. Муравьев. Завоевание человеком пространства раздвигает горизонты его возможностей, создает стимул для реализации творческой энергии и овладения временем.

Новые подходы в изучении свойств времени открывает синергетика, получившая широкое признание и применение как в естественных, так и в гуманитарных науках. Одним из основателей этого направления был И. Р. Пригожин, лауреат Нобелевской премии за работы по термодинамике неравновесных систем.

Синергетика продуктивно использует многие положения теории вероятности, информационно–кибернетического подхода, структурного функционализма, взаимодействия в режиме диалога для обоснования принципов самоорганизации сложных систем, к которым относится культура.

Понятие динамической неустойчивости дает возможность нового осознания роли «хаоса», в результате которого возникают альтернативные пути развития, способные привести систему к обновлению и процветанию, а не к «тепловой смерти Вселенной». Синергетическая методология ориентирована на изучение разнообразия тенденций культурного развития, соотношения традиций и новаторства, Востока и Запада, Севера и Юга, многополярности культурного мира.

Идея рождения нового через хаос заинтересовала академика Д. С. Лихачева. Хаос – это состояние чрезвычайно неустойчивое и разнообразное, может быть ограниченным и длительным.

Но хаос не может длиться вечно. В самом хаосе существует воля к его преодолению, к установлению относительного порядка, но уже иного, чем прежде. Д. С. Лихачев подчеркивает: «Без рождающего хаоса переход к новой системе в любой области культуры совершиться не может». Разнородность и неустойчивость хаоса делает его удобным «строительным материалом» для появления новых систем.

Хаос и система связаны друг с другом, так как означают переход из одного состояния в другое, каждое из которых не является абсолютом.

Для перехода нужно время. Оно может быть кратким и длительным. Отрадно, что состояние хаоса – это временное явление, которое не может быть вечным. В хаосе может преобладать зло как несостоявшееся добро. Это убедительно показано Ф. М. Достоевским в «Братьях Карамазовых» и М. Булгаковым в «Мастере и Маргарите». Особенность хаоса заключается так же и в том, что в нем возникают одновременно несколько систем, которые могут смешиваться, наслаиваться, существовать параллельно. Это делает его «избыточным», в нем зарождаются разные стили, альтернативные возможности. Культура Серебряного века славилась своим многообразием, хаотичным нагромождением различных направлений: акмеизма и футуризма, кубизма и супрематизма. Они создавали чрезвычайно пеструю картину культуры. Искусство находилось в постоянном движении и смене форм, при этом объясняя российскую действительность, стимулируя появление новой идеологии и новых ценностей. Все это позволяет сделать вывод о том, что хаос не так страшен, как его представляют в обыденном сознании. Старение любой системы подтверждает значимость фактора времени, который дает импульс для динамичного развития культуры. Время определяет рамки и грани созревания нового, выполняя в переходный период функцию катализатора и фермента.

Представления о смысле и значении времени неоднократно менялись в истории мировой и отечественной культуры. Античный философ Платон предложил два термина для его обозначения: «эон» (греч.) – вечность, век, божественное время;«хронос» (греч.) – земное время, имеющее длительность и меру.

Эон в мифологических представлениях в эпоху Римской империи изображался в виде мощного скалящего пасть старца с львиной головой, с обвившейся вокруг его тела змеей. Таким был образ вечного времени. Хронос, или Кронос, тоже образ греческой мифологии, а в римской он известен под именем Сатурна. Эти боги персонифицировали время. Кронос изображался в виде бородатого старца, пожирающего собственных детей, поскольку, согласно предсказаниям, его собственный сын должен был лишить его власти. В этой бесконечной борьбе со временем проходит жизнь человека. Статуя Кроноса находится в Санкт–Петербурге, у входа в Летний сад, и всегда привлекает внимание детей и взрослых.

В Олимпии и Афинах были популярны кронии (в Римской империи – сатурналии) – празднества в честь бога времени. Они длились семь дней и справлялись в декабре. Во время сатурналий прекращались все общественные дела, дети освобождались от занятий, делались подарки, всюду царило веселье. Многое из таких празднеств вошло в христианские святки.

В древнеиндийской мифологии тоже есть божество, воплощающее образ времени, имя его – Кала. Он описывается как состоящий из дней и ночей, месяцев и времен года, поглощающих в своей бесконечной череде человеческие существа. Вращение колеса символизирует созидание, сохранение и уничтожение мира.

В китайской мифологии великое божество времени – Тай–Суй. Перед началом всех значительных работ в честь Тай–Суй совершаются жертвоприношения. На старинных гравюрах он изображался с секирой и кубком или с копьем и колокольчиком, улавливающим души.

В христианских теологических учениях единство прошлого, настоящего и будущего представлено в идее Троицы. Бог, сущность которого едина, но бытие представлено в трех ипостасях: Отца – безначального Первоначала, Сына – Логоса, воплощенного в Иисусе Христе;Духа Святого – животворящего начала.

Единство и равенство «трех лиц» воплощены Андреем Рублевым в иконе «Троица», признанного шедевра мировой культуры. Христианство вносит новое измерение в историческое время европейской культуры. Христианское вероучение отлично от природной мифологии, так как дает новое понимание движения человеческой истории. Ветхий и Новый завет, божественное начало Сотворения мира и человека, пришествие и воскресение Иисуса Христа – таковы главные события библейской истории. Библейское время определяется линейным вектором «от начала к концу», от сотворения мира к Апокалипсису и Страшному Суду. Связь времен приобретает финальный смысл и сопровождается надеждой на искупление грехов и покаяние. Библейская история нашла великолепное отражение в искусстве.

Регулярность, ритмичность и повторяемость течения времени оказывали влияние на традиционный характер поведения, регламентировали начало и окончание сезонных работ, чередование будней и праздников, заключение браков, регистрацию рождения и смерти, подчинение строгим ритуалам и обрядам. Сакральное время насыщено священными событиями, его нельзя перенести «на другой срок», поскольку это повлечет за собой гнев богов, вызовет опасность, которая может иметь роковое последствие для последующей жизни.

Священные места (храмы, часовни, кладбища, места ритуальных событий, памятники) находятся под особой охраной и покровительством церковной и светской власти. В этих местах время соединяется с вечностью.

Прошлое являлось «зеркалом» будущего, оно предопределяло все события, которые возникнут в жизни человека. Мифы, легенды, сказания, жития святых, генеалогия предков были своеобразными системами счета времени. Прошедшее, настоящее и будущее не были разделены четкой гранью, а были прозрачны для постижения и понимания, располагались на одной плоскости исторического времени. Это время определялось движением небесных светил, длиной пути до поселения или до берега моря, реки, до перевала через горы. Все эти сведения хранились в памяти и передавались последующим поколениям. Архаическое сознание подчинялось циклическому времени, наблюдаемому во всех природных явлениях. Периодическая смена восхода и заката, продолжительность сезонных периодов года, рост, созревание и увядание растений, рождение и смерть человека – все это имело определенную длительность, неизбежно совершалось и повторялось в установленном ритме и темпе. Поэтому цикл движения во времени есть во всех древних цивилизациях. Нередко цикличный характер истории связывали с периодами солнечной активности, движением Луны, Юпитера.

Архаичное представление о времени составляет «нижний» пласт народного сознания. Этот реликтовый слой образует фундамент всех последующих понятий о времени. Более того, он не только не исчезает как устаревший, но в том или ином виде всегда присутствует в сознании человечества на всех этапах истории. Линейное и циклическое время не противопоставлены, а дополняют друг друга. До сих пор используются приметы, пословицы и поговорки, образы «стрелы времени», «колеса Фортуны», «Ухода–Возврата».

Несмотря на весьма длинную историю познания свойств времени, оно по–прежнему остается загадочным, действует неумолимо и требует особой осмотрительности от человека.

В 1905 г. писатель Андрей Белый подметил 12–летний цикл русской истории XX в., отметив значение «года змеи», предсказав значительные события в 1917, 1929, 1941, 1953 г.

Экономист Д. Кондратьев выявил циклы истории продолжительностью примерно в 50 лет.

Циклический характер мировой истории был также подмечен и многими культурологами. Понятие цикла использовали итальянский философ Д. Вико в работе «Основания новой науки об общей природе наций»;Н. Я. Данилевский в книге «Россия и Европа»;историк А. Тойн–би, социолог П. А. Сорокин и др.

Интересный расчет циклов творческой активности человека представил исследователь А. Жабин. Рассмотрев 11 842 биографии знаменитых людей – от античности до современности, он обнаружил, что через каждые 15 лет наступает период максимальной активности. В 15, 30, 45, 60, 75 лет происходит творческий взлет человека, обновление его замыслов. В 75 лет творческая активность была присуща Гете, Леонардо да Винчи, Л. Толстому, Ч. Чаплину. Весьма оптимистическая перспектива для поддержания творческого долголетия!

Человек осваивает время и на разных жизненных этапах относится к нему неодинаково. В молодости время кажется бесконечной дистанцией, где предстоит многое сделать. В старости «часы идут быстрее», мелькают не только недели, но и годы. В разных исторических условиях человек способен обгонять время, становясь непонятным для своих современников и получая признание у будущих поколений.

Но возможна и другая ситуация – отставание от хода времени, консервация сознания и поведения, утрата чувства реальности. В политике время использовалось в качестве обоснования идеи о возможности ускорения, движения на повышенных скоростях с целью досрочного выполнения намеченных планов.

В романе В. Катаева «Время, вперед!» оно рассматривалось как фактор, способный поторапливать, заставлять работать быстрее, брать дополнительные обязательства, чтобы приблизить будущее. Время обретало идеологический смысл, оно становилось соучастником исторических событий и замыслов.

Вольное обращение со временем проявляется в практике совмещения и переноса праздничных дней, уменьшения срока службы «год за два», изменения часовых поясов, перехода на сезонное время. Индивидуальное восприятие времени связано с ритмами общества.

Субъективное восприятие времени может не соответствовать его реальному ходу. При сильной эмоциональной нагрузке и предельной сосредоточенности, концентрации внимания чувство времени обостряется. Время «летит», когда человек влюблен, увлечен или полон впечатлений. Французский философ и социолог Ж. Гурвич выделил восемь состояний времени в современном обществе: длящееся, обманчивое, неустойчивое, циклическое, замедленное, переменное, идущее вперед, взрывчатое. Культуры соревнуются между собой за выбор соответствующего типа времени. Кроме того, существуют «макро и микро» структуры времени, т. е. один и тот же человек может жить в разных временных мирах, переходя из одной системы в другую.

При всех обстоятельствах время является важным ресурсом развития общества и человека.

Итак, мы рассмотрели различные понимания культуры и ее ценностей, ценностных смыслов. Выявили ее связи с пространством и временем. Но как бы мы ни трактовали культуру в ее ценностном и семиотическом аспектах, как бы мы ни понимали ее антропологический смысл, наше понимание всего этого в известной мере удостоверяется и проверяется историческим развитием того, что называют культурой, тем или иным видением реальных процессов ее возникновения и трансформации, исторической динамики. И в этом плане культура не просто существует, а существует во времени, хотя и сама порождает некоторые особенности времени, отношений с ним, его ценности.

Естественно, наибольшую остроту все культурологические проблемы обретают в том временном периоде, который именуют современностью, как бы ни понималась ее суть и специфика.

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

“Время в культуре”

Студента I-ого курса

Факультета Истории искусства

Гурова О . Н .

Научный руководитель

Асоян Ю.А.

Москва 2004 г.

Вопрос времени в настоящее время занимает главнейшие области современного знания, начиная с философии, и заканчивая прикладной математикой, впрочем, ими не ограничиваясь. Видимо, такой интерес, в первую очередь, обусловлен страстным желанием человека свести время – то есть категорию, которую очень сложно осознать, и еще тяжелее подчинить, к реальным фактам, то есть заменить саму проблему времени вопросом об отношении вещей. В.Н.Муравьев дает следующее определение понятию “Время” - если рассматривать его как реальность, то это не что иное, как изменение и движение. Овладение временем является одной из главных среди разумных целей человека. Человек творит определенные явления и, таким образом, является властелином их времени. Все виды человеческой деятельности могут быть объединены в сложном понятии творческого труда.

Исходя из вышеизложенного можно поставить вопрос: каким общим понятием можно выразить результаты преобразования мира человеком? Такое понятие существует, но, видимо, в настоящее время его определение еще не достаточно сформулировано. Понятие это культура. Мир без культуры – это мир, в котором нет результатов человеческой деятельности. Мир, с включенной в него культурой, или даже мир, превращаемый в некую культуру, есть мир с отпечатком на нем творческого усилия человека. Таким образом, культурное преобразование является формой овладения времени.

Культура это результат созидания времени, поскольку каждый акт, меняющий мир, есть такое созидание. Образование времени совершается посредством утверждения длительности каких-либо ценностей, сопротивляющихся при этом “разъедающей” силе времени. Что интересно, нередко мы можем видеть, как исчезнувшая культура вновь возникает в тех же или новых формах (например, эпоха Возрождения).

Таким образом, отдельные культурные достижения являются островками суши в изменчивом океане времени, и учащение их появления одерживают победу над этой стихией и замену ее организованным временем, сознательно творимым человеком. Конечно, следует учитывать то что, наверное, 99.99% ценностей, создаваемыми людьми либо гибнут, либо их воздействие сводится на нет уничтожающей силе слепого потока. Тем не менее, во-первых, раз что-то имело место быть, это значит, что математическая возможность этого есть в природе в виде определенной комбинации элементов. Во-вторых, непрочность и незначительность (в реальном, практическом смысле – это не означает, что достижение имело объективную низкую ценность, имеется в виду, влияние в общечеловеческом масштабе) реальных изменений должны быть приписаны специфическому характеру бывших до сих пор в человечестве культур, включая современную. По большей части, эти культуры принадлежат к так называемым “символическим” – то есть, состоят почти исключительно в творчестве и передаче определенных записей и формул. Соответственно, эти культуры мало заботятся о претворении познанных законов в практику. Такому понятию символической культуры следует противопоставить понятие культуры реальной, в которой центр тяжести лежит в работе над осуществлением в жизни имеющихся культурных образцов.

Различие символических и реальных аспектов культуры является важным для вопроса о выполнении культурой ее основной функции образования времени. Часть культуры, несомненно, должна состоять из символов и специфическая их роль как побудителей и направителей действия, находит себе место в культуре и имеет определенную ценность. Такова роль мысли, выражающаяся в философии и науке, вообще в знании. В каждой культуре философия и наука служат скорее орудиями преодоления времени, чем самим преодолением. Аналогично, интуитивное знание, даваемое художественным восприятием, создает проекты и символы в области художественного творчества, и искусство, с этой точки зрения, является условием или орудием преодоления времени.

Что касается реальных видов деятельности человека, они меняют мир в трех основных областях: в области созидания жизни, сотворения новых живых или воскрешения умерших – условно назовем эту область генетикой; в области изменения отношений между людьми и изменений личности – область политики и этики; и, наконец, изменения мира в виде преобразования материальных вещей – область производства.

Первый вид реального и культурного “делания” включает, прежде всего, деятельность, создающую новую жизнь путем полубессознательных процессов. Имеется в виду порождение новых живых существ путем совокупления полов. Здесь созидательный акт далеко не всегда может быть назван сознательным. Сознательность вносится в него в последнее время развитием науки, активно работающим над искусственным оплодотворением и клонированием. Но, в любом случае, исследования на эту тему не только не завершены, но еще и не получили этического и политического одобрения во всем мире, поэтому пока о них нельзя говорить как о системе.

Вторая реальная наука, политика, заключает область действия, направленного непосредственно на изменение человеческой личности и отношений между людьми. Другой частью политики является деятельность общественная, где проводится изменение общественных учреждений. Сфера воздействия политики крайне ограничена – она останавливается там, где начинается иррациональная физическая природа человека. Тем не менее, и эта сфера создает условия для управления временем – существует возможность для совершенствования самого человека, равно как и человеческих отношений и учреждений.

Третьим видом реальной культурной деятельности является производство. Производство делится на деятельность, создающую орудия производства, и на деятельность, непосредственно создающую новые предметы культуры. В обоих случаях, но особенно во втором, проявляется способность производства преодолевать время, так как каждая созданная вещь, пока она существует, останавливает время, побежденное ее созданием.

Таким образом, результатом времяобразующей деятельности человека в истории является созидание культуры. Хотелось бы еще раз отметить, что основным условием овладения временем путем культурной деятельности является сочетание ее двух видов: символической и реальной. Уход искусства в область чистого эстетизма настолько же пагубен для реальной культуры, как и уход философии и науки в чистую теорию. Как производство слепо без искусства, так и искусство бессильно без производства, меняющего мир.

Следует отметить, что вышеизложенное не всегда было настолько актуально для человека, а может быть, и не было аксиомой. В ходе истории ощущение времени было разным в различные периоды развития общества. Несомненно, что человек Античности ощущал время иначе, чем это делал человек Средневековья, который видел это также по-иному, нежели чем наш современник.

Сейчас время воспринимается как чистая длительность, необратимая последовательность протекания событий из прошлого в будущее. Время объективно, его качество независимо от наполняющей его материи. Наше время – хронологическое. По мнению А.Я.Гуревича, человек не рождается с “чувством времени”, его временные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит. Для индустриального и, тем более, информационного общества характерно сознательное отношение ко времени.

И в древности, и в средние века, и в эпоху Возрождения были люди, задумывающиеся над проблемой невозвратности быстротекущего времени, однако по большому счету, никогда в предшествующие эпохи время не ценилось так высоко, как ныне, и не занимало такого места в сознании человека.

В мифологическом сознании эта категория не существует как чистая абстракция, поскольку само мышление людей на архаических ступенях развития было по преимуществу конкретным, предметно-чувственным. Их сознание охватывает мир одновременно в его синхронной целостности, и поэтому оно вневременно. Мифом о регенерации времени архаическая культура давала человеку возможность победить быстротечность и однократность его жизни. Не отчленяя себя от родового социального тела, человек обманывал смерть.

Интересно, что похожее место в обществе отводится и человеку при тоталитаризме – человек является “винтиком” в машине, загробной жизни не предусматривается, – но человек не бессмертен – он часть вечной и безымянной системы. Впрочем, основываясь на историческим опыте, можно убедиться в том, что тоталитарный строй не является устойчивым и жизнестойким.

Возвращаясь к первобытному мышлению, в его системе прошедшее, настоящее и будущее расположены как бы в одной плоскости, в определенном смысле они существуют одновременно. Древний человек видел и прошедшее и настоящее время простирающимся вокруг себя, взаимно проникающим и объясняющим одно другое. Временная ориентация в первобытном обществе распространяется лишь на ближайшее будущее, недавнее прошлое и на текущую деятельность, а все лежит за этими пределами, воспринимается расплывчато и слабо скоординировано.

Очень важным является то, что для первобытного сознания время является не нейтральной и объективной категорией, как для современного человека, а могущественными таинственными силами, управляющими всеми вещами, жизнью людей и даже Богов. Поэтому первобытное время эмоционально и ценностно насыщено – оно может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным для других, существует сакральное время, время празднества, жертвоприношения. На этом этапе линейное время не преобладает в человеческом сознании, оно подчинено циклическому восприятию жизненных явлений, потому что именно повторяющееся время лежит в основе мифологических представлений, воплощающих мировоззрение первобытного человека.

Для многих великих цивилизаций древности была характерна основополагающая идея, в соответствии с которой вечно длящееся настоящее неразрывно связано с прошлым. Древнекитайское восприятие времени – это циклическая последовательность эр, династий и царствований. В Индии символом времени является колесо, постоянно вращающийся круговорот рождений и смертей. Памятником остановившегося времени могут служить древнеегипетские пирамиды. Мир, в глазах древних египтян, вышел готовым из рук творца, прошлое и будущее присутствуют в настоящем.

Что касается временного восприятия древних греков, то и у них оно осталось под сильнейшим воздействием мифологического осмысления действительности. Мир воспринимается и переживается не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение в великом кругу. События, происходящие в мире, не уникальны, сменяющие одна другую эпохи повторяются, и некогда существовавшие люди и явления вновь возвратятся по истечении “великого года” – пифагорейской эры.

Пластические искусства Греции воплотили именно такое отношение ко времени – трактовка тела свидетельствует о том, что древние видели в настоящем моменте полноту бытия, завершенного в самом себе и не подверженного развитию. Эллинское сознание обращено к прошлому, миром правит судьба, которой подвластны не только люди, но и Боги, и, следовательно, не остается места для исторического развития. Греки кажутся людьми, которые движутся к будущему спиною вперед. Это мировосприятие, которое можно назвать статико-циклическим, претерпевает определенную трансформацию у римлян.

Римские историки гораздо более восприимчивы к линейному течению времени, и ход истории осмысливается, уже опираясь на определенные моменты действительной истории – основание Рима и т.д. однако и их мировоззрение не было готово к тому, чтобы воспринимать историю как развертывание свободной воли человека.

В древности люди были не в состоянии вырваться из круга природного бытия и противопоставить себя природе. Их зависимость от природы и неспособность осознать ее в качестве «объекта воздействия” находит в области культуры свое наглядное выражение в идее внутренней аналогии человека «микрокосма» и мира “мегакосма”, имеющих единую структуру и состоящих из одних и тех же элементов. Лишь во времена Возрождения наступил переход к другому мировоззрению и новому осознанию человеком самого себя.

Таким образом, неотвратимость времени, представляющаяся нашему сознанию естественной, более того, без нее вообще невозможно мыслить о времени, вовсе не является таковой, если выйти за пределы взглядов (исторически обусловленных и неизбежно ограниченных - как и в любую другую эпоху), присущих людям современной нам цивилизации. “Наше” линейное время восторжествовало в качестве единой системы отсчета в Европе в результате очень длительного и сложного исторического развития.

Историческим рубежом, который положил начало новому осознанию времени, наверное, можно считать позднее Средневековье, когда произошел подъем городского населения, с отличающимся от сельского и хозяйственной практикой, и стилем и ритмом жизни. По выражению Ле Гоффа происходит переход от “библейского времени” к “времени купца”. Однако это не означало конца или увядания средневековья, но влекло дифференциацию традиционной картины мира, ранее единой для всего общества.

Говоря о времени Средневековья, следует отметить, что люди узнавали время не визуально, а по звуку. Вся жизнь населения регламентировалась звоном колоколов, соразмеряясь с ритмом церковного времени.

Поскольку темп жизни и занятий зависел от природного ритма, то постоянной потребности знать точно, который час, возникнуть не могло и привычного деления на части дня было достаточно. Минута как отрезок времени и интегральная часть часа не воспринималась. Очень долго после изобретения часов на них не устанавливали минутную стрелку.

Деление природы на части дня воспринимались соответствующе – ночь была временем опасностей и страхов, демонов, других темных сил. Противоположность дня и ночи воспринимались как символы жизни и смерти. Такую же оценку получили и зима-лето. Эти оппозиции носили этическую и сакральную окрашенность.

Кроме этого, сохраняло свое значение и родовое время. Феодальные сеньоры заботились о своих генеалогиях, возводя род к далеким, часто славным легендарным предкам. Влиятельный средневековый человек – это человек, в котором сгустилось время в виде многих поколений.

Однако это касалось только знати. Что касалось простонародья, то история почти отсутствовала в сознании крестьян. Народные представления о прошлом – это, скорее всего, мифопоэтические утопии.

Вообще, земное время не воспринималось ни как единственное, ни как подлинное время. Наряду с ним существовало и сакральное время, и только оно обладало истинной реальностью. В христианском миросозерцании понятие времени было отделено от понятия вечности, которая в других мировоззренческих системах поглощала земное время. Вечность неизмерима временными отрезками. Вечность является атрибутом Бога, время же сотворено и имеет начало и конец. Кроме этого, историческое время приобретает определенную структуру, разделяясь на две эпохи – до Рождества Христова и после него. История движется от акта божественного творения к Страшному суду.

Таким образом, новое осознание времени опирается на 3 определяющих момента – начало, кульминацию и завершение жизни рода человеческого. Время становится линейным и необратимым. Историческое время в христианстве драматично, и драматизм складывается из дуалистического отношения к миру и его истории. Земная жизнь и вся история является ареной борьбы между добром и злом. И эти силы коренятся в самом человеке, и для торжества добра необходима свободная воля человека. Земная жизнь приобретает свое значение, лишь будучи включенной в сакраментальную историю спасения рода человеческого.

Идеи исторического времени осознавались в обычных для средневекового человека антропоморфных категориях. Популярной в средневековой философии была концепция всемирно-исторических эпох, понимаемых как возрасты человечества – от сотворения Адама до потопа (детство), до Авраама (детство), до Давида (отрочество), до вавилонского пленения (юность), до Рождества Христова (зрелость) и до конца света как старость. Это несло оттенок исторического пессимизма – наступил последний, шестой возраст истории, век одряхления.

Идея старения мира и близящейся катастрофы была основой мышления средневековой людей. Но именно по этой причине знание истории считалось необходимым. История выполняла воспитательную функцию, давая человеку образцы, имевшие непреходящий смысл. Но историческая логика очень отличалась от современной. Ее неотъемлемой чертой был анахронизм – прошлое рисовалась в тех же категориях, что и современность. Библейские и античные персонажи фигурируют в средневековых костюмах и в обстановке, привычной для европейца, и Мастера не волнует то, что в иные эпохи и в разных краях нравы, мораль, природа, одежда, знания были не такими, как у него на родине. Кстати говоря, есть и еще одно подтверждению анахронизму в творчестве - на картинах средневековых живописцев нередко последовательные события изображаются вместе: в картине совмещаются несколько сцен, разделенных временем.

Анахронично и само представление о природе человека: люди во всех поколениях несут ответственность за первородный грех, совершенный Адамом и Евой, и все евреи виноваты в распятии Христа. Крестоносцы были убеждены, что карают не потомков палачей Спасителя, но самих этих палачей. Протекшие века ничего не значили для них.

Такая особенность восприятия времени – слияние библейского времени со временем собственной жизни, создает условия для того, чтобы человек сознавал себя сразу в двух исторических эпохах – в современности своей локальной преходящей жизни, и, в плане общеисторических, решающих судьбы мира событий, рядом с сотворением мира, Рождеством и Страстями Христовыми. Это двойственное восприятие времени - неотъемлемое качество средневекового человека, и это дает ему возможность ощутить причастность к мировой истории, почувствовать себя личным участником борьбы между добром и злом.

Вообще, можно согласиться с мыслью о том, что в средние века отсутствовало единое представление о времени и о множественности времен как реальности. В обществе существовало разное “социальное время” в различных социально-культурных системах, то есть существовал целый спектр социальных ритмов, характерных для отдельных коллективов. Однако можно, сказать, что время находилось под контролем такого института, как церковь. Именно духовенство устанавливало и регулировало все его ритмы, начиная с запрещения труда в праздничные дни, и заканчивая установлением времени, когда половой акт допустим, а когда нет. Время индивида не являлось его индивидуальным временем, принадлежало не ему, а высшей силе, стоящей над ним. Именно поэтому и сопротивление господствующему классу выражалось зачастую в форме протеста существующему времени – в виде ожидания конца света.

Господство церковного времени длилось до тех пор, пока соответствовало медленному, размеренному ритму жизни феодального общества. В средние века не было необходимости в том, чтобы ценить и беречь время, точно измерять его и знать малые доли. Эта неторопливость соответствовала аграрной природе средневекового общества. Но в нем начал развиваться иной очаг общественной жизни, имевший более выраженный ритм и нуждавшийся в более строгом измерении времени – город. В городе человек начинает абстрагироваться от природы и становится подчиненным порядку, созданным им самим.

Город становится и носителем нового отношения ко времени. На городских башнях устанавливают механические часы, которые удовлетворяют неслыханную ранее потребность – знать точное время суток. Уже не перезвон церковных колоколов, зовущих к молитве, а бой башенных часов регламентирует жизнь горожан. Время приобретает большую ценность, превращаясь в существенный фактор производства.

Создание механизма для измерения времени породило, наконец, условия для выработки нового отношения к нему – как к однообразному потоку, который можно разделить на одинаковые бескачественные величины. В европейском городе впервые в истории начинается отчуждение времени как чистой формы от жизни, явления которой подлежат измерению. Общество постепенно перешло от созерцания мира в аспекте вечности к активному отношению к нему в аспекте времени.

Время вытянулось в прямую линию, идущую из прошлого в будущее через точку, называемую настоящим. Настоящее сделалось скоропреходящим, невозвратным и неуловимым. Человек впервые столкнулся с тем фактом, что время, ход которого он замечал, только когда случались какие-либо события, не останавливается и при отсутствии событий. Следовательно, время необходимо беречь, и стремиться использовать его с пользой.

Переход к механическому отсчету времени привел к тому, что человек перестает быть хозяином времени, так как, получив возможность протекать безотносительно к людям и событиям, время устанавливает свою тиранию, которой вынуждены подчиняться люди. Время навязывает свой ритм, заставляя спешить, действовать быстрее, не упускать момента.

Много веков отдаляет нас от Позднего Средневековья, когда начало складываться такое отношение ко времени. За это время многое стало не только неактуальным, но даже совершенно диким для современного человека. Одно из немногих, что сохранилось – это пиетет перед временем. Сейчас в еще большей степени, чем раньше, время остается Божеством, которому поклоняются. Более того, названию нашей эпохи – Эра Информации, вполне можно дать имя-синоним Век Времени.

Литература:

1. А.Я.Гуревич. Категории средневековой культуры. Москва-Санкт-Петербург, 1999.
2. В.Н. Муравьев. Овладение временем. Москва, 1998.
3. Жак Ле Гофф. Другое Средневековье. Екатеринбург, 2002.

Первые представления о времени возникли в процессе дифференциации общества из окружающего мира. Становясь все более автономным, социум приобретает собственное время развития, кᴏᴛᴏᴩое возникает как разрыв с окружающей средой. Социальное время (время синхронной деятельности больших групп людей) сначала как бы приспособляется к естественному времени, а затем становится все более ϲʙᴏбодным от него. Главным фактором, определяющим ход социального времени, будет преобразующая творческая деятельность человека, посредством кᴏᴛᴏᴩой он меняет как себя, так и окружающую среду. Социальное время может существенно отличаться от календарного. Так, по календарю XIX в. начался в 1801 г. и закончился в 1900 г. Но с позиции истории культуры, но меркам социального времени он начался в 1789 г. (с Французской революции) и закончился в 1914 г. (с началом Первой мировой войны)

В результате взаимодействия природных ритмов и социального времени постепенно возникает время культуры, во многом являющееся противоположностью естественного времени (оно обратимо, качественно неоднородно, растяжимо), в нем представлены одновременно (и целиком) прошлое, настоящее и будущее, т.е. оно синхронно обозримо. Эти особенности культурного времени позволяют говорить о нем как о пространстве человеческой духовности.

Первые представления о времени формируются скорее всего в палеолите на базе попыток осмысления процессов движения и изменения. Переход от первобытного стада к первой форме социальной общности — роду — был переходом от «природы» к «культуре», а значит, требовал замены естественных биологических связей, объединявших особи в стаде, на искусственные, надбиологические, было крайне важно создание совместного времени, т.е. жизни в едином ритме. В противном случае невозможна совместная, т.е. согласованная деятельность. Первые ритуалы создавали единый ритм, для чего использовались все подручные средства — голос человека, хлопки, притоптывания, извлечение звука из всего, что только может звучать, а также совместные телесные движения (ритуальные танцы) На ϶ᴛᴏй основе сформировался образ циклического времени, в кᴏᴛᴏᴩом нет четкого различения между прошлым, настоящим и будущим. Время считается одухотворенным, качественно разнородным (например, «счастливое» и «несчастливое»), кᴏᴛᴏᴩое не предшествует отношениям, событиям и вещам, а создается ими и не способно существовать в отрыве от них.

Цивилизации, появившиеся позднее, для преодоления ограниченности родовой жизни должны были найти такой эталон ритма, кᴏᴛᴏᴩый позволил бы согласовать жизнедеятельность людей на больших расстояниях. Первые оседлые культуры с ϶ᴛᴏй целью устанавливали связь циклов разлива рек, в долинах кᴏᴛᴏᴩых они селились, с циклами обращения небесных светил. По϶ᴛᴏму для данных цивилизаций также характерно циклическое представление о времени. Нужно помнить, такие представления остаются также локальными.

Идея единого линейного времени культуры побудет только в христианском мировоззрении. Стоит заметить, что оно создает единое время культуры посредством особых механизмов, опирающихся на смерть Иисуса Христа. Именно ϶ᴛᴏ событие обеспечило возможность ϲʙᴏбодного перемещения от одного ритма совместной жизни к другому. В христианстве время было превращено из чужой, не подвластной людям силы в средство воспитания человечества. Время должно было объединять людей и служить целям созидания.

Современные представления о времени не могли бы появиться без рождения протестантизма, впервые обосновавшего необходимость активной деятельности человека здесь, на Земле.
С одной точки зрения, ϶ᴛᴏ способствовало промышленной революции, положившей начало современной цивилизации. Новое отношение к времени оказалось экономически продуктивным, заставляло ценить каждое мгновение, не откладывать жизнь, уповая на грядущую вечность. Но с другой стороны, лозунг «время — деньги» ведет к потере ценностей и обессмысливанию мира, что стало одной из причин кризиса современной культуры.

Именно осознание данных причин привело к изменению отношения ко времени. Сегодня происходят демассификация времени (оно становится более индивидуальным) и его реструктуризация. По словам Э. Тоффлера, «третья волна» бросила вызов механической синхронизации, заменив большую часть наших основных социальных ритмов и оϲʙᴏбодив нас данным от машинной зависимости. Еше в 1970-е гг. появилось гибкое время, когда работнику разрешили выбирать часы работы.

Сейчас, в результате предельного расширения пространства культуры (глобализации) и образования общего времени образуется новая культурная идентичность. Современное человечество, наблюдающее на экранах телевизоров и мониторов события, происходящие в мире, как в реальном времени, так и в записи, демонстрирует полную независимость от природного, календарного, географического и даже социального времени. В любое время дня и ночи в любой части света человек может просмотреть любое событие независимо от того, в каком реальном времени оно произошло. Поскольку человечество все больше осознает, что оно имеет общую судьбу, само время как феномен культуры перестает быть «разным» (у каждой культуры — ϲʙᴏе), оно все больше становится общим, оно уже не разделяет людей, а объединяет их.

Культурная грамматика Э. Холла

Стоит сказать, что каждая культура содержит ряд ключевых элементов — культурных категорий, кᴏᴛᴏᴩые определяют способы общения и поведения индивидов. Важно заметить, что один из крупнейших специалистов по межкультурной коммуникации Э. Холл выделяет такие категории, как время, пространство, контекст и информационные потоки.

Время как категория во всех культурах служит важным показателем темпа жизни, ритма деятельности.
Следствием ϶ᴛᴏго будет планирование времени, без кᴏᴛᴏᴩого немыслимо функционирование современного общества, а также регулирование приоритетов и предпочтений людей. От ценности времени в культуре зависят типы и формы общения людей. Не стоит забывать, что важным показателем того, как ᴏᴛʜᴏϲᴙтся к времени в разных культурах, будет отношение людей к пунктуальности. Материал опубликован на http://сайт
К примеру, в Германии, Швейцарии и некᴏᴛᴏᴩых других странах Европы, а также в Северной Америке обычно ожидается ϲʙᴏевременное появление собеседника, причем существует определенная шкала опозданий и для каждой ступени ϶ᴛᴏй шкалы предусматривается подходящая форма извинения. Так, неписаные правила делового данныекета европейских культур позволяют опаздывать на встречу не больше чем на 7 мин. Важно знать, что большее опоздание будет демонстрацией собственной несерьезности и грозит потерей возможности получения доверия партнера. Студенты, ждущие в аудитории преподавателя, могут покинуть ее через 15 мин и будут нравы.

Другим очень важным аспектом будет основная временная перспектива, существенно разная в разных культурах. К примеру, Иран, Индия и некᴏᴛᴏᴩые страны Дальнего Востока ориентированы в прошлое, США — в настоящее и недалекое будущее; для России, скорее всего, характерна ориентация на прошлое и будущее, причем максимальное внимание уделяется будущему, а настоящему придается не столь большое значение.

Время будет показателем темпа жизни и ритма деятельности, принятых в той или иной культуре. По способу использования времени культуры принято разделять на два противоположных вида — монохронные, где время распределяется так, что в один и тот же отрезок времени возможен только один вид деятельности, по϶ᴛᴏму одно идет за другим, как звенья одной цени, и полихронные, когда в один и тот же отрезок времени возможен не один вид деятельности, а сразу несколько.

В монохронных культурах время понимается как линеарная система, наподобие длинной прямой улицы, по кᴏᴛᴏᴩой люди перемещаются вперед или остаются в прошлом. Здесь время можно экономить, терять, наверстывать, ускорять; с помощью времени поддерживается порядок в организации человеческой жизни. Исходя из того, что «монохронный» человек занимается только одним видом деятельности в определенный отрезок времени, он как бы «закрывается» в ϲʙᴏем собственном мире, куда другим людям нет доступа. Люди такого типа нелюбят,если их прерываютв процессе какой-либо деятельности. Материал опубликован на http://сайт
Именно такая система использования времени господствует во многих индустриально развитых странах — Германии, США, ряде североевропейских стран. Монохронное время побудет только на высоком уровне развития цивилизации, причем не у всех народов.

Стоит сказать - полихронное время противоположно монохронному. В культурах ϶ᴛᴏго типа большую роль играют межличностные, человеческие отношения и общение с человеком важнее, чем принятый план деятельности. Материал опубликован на http://сайт
К типичным полихронным культурам ᴏᴛʜᴏϲᴙтся Латинская Америка, Ближний Восток и государства Средиземноморья, а также Россия. В данных культурах пунктуальности и распорядку дня не придается большого значения. Именно ϶ᴛᴏт тип времени присущ изначально всем народам.

Пространство. Стоит сказать, что каждому человеку для нормального существования необходим определенный объем пространства вокруг него, кᴏᴛᴏᴩое он считает ϲʙᴏим личным пространством и вторжение в него обычно рассматривается как покушение на внутренний мир человека. Размеры ϶ᴛᴏго пространства зависят от степени близости с теми или иными людьми, принятых в данной культуре форм общения, вида деятельности и т.д.

Стоит сказать, что каждый человек подсознательно устанавливает и интуитивно поддерживает границы ϲʙᴏего личного пространства, кᴏᴛᴏᴩыетрадиционно не создают проблем для коммуникации. Эти границы зависят, в частности, от отношения к конкретному собеседнику.

Так, друзья всегда стоят ближе друг к другу, чем незнакомые люди. Исключая выше сказанное, дистанция партнеров по коммуникации зависит от таких факторов, как пол, раса, принадлежность к культуре или субкультуре, конкретные социальные обстоятельства и др. Холл по результатам ϲʙᴏих наблюдений выделил четыре зоны коммуникации:

• интимную — разделяемую достаточно близкими людьми, не желающими посвящать в ϲʙᴏю жизнь третьих лиц. Практически во всех культурах мира не принято вторгаться в чужую интимную зону. Зоны интимной дистанции зависят от той или иной культурной среды. Так, в западноевропейских культурах она составляет около 60 см; в культурах восточноевропейских народов — приблизительно 45 см, в странах Южной Европы и Средиземноморья — расстояние от кончика пальцев до локтя руки. Партнеры на ϶ᴛᴏм расстоянии не только видят, но и хорошо чувствуют друг друга;
• личную — расстояние, кᴏᴛᴏᴩое поддерживает индивид между собой и всеми другими людьми при общении; ϶ᴛᴏ личное пространство, непосредственно окружающее тело человека и составляющее 45-120 см. На таком расстоянии физический контакт не обязателен. Это оптимальное расстояние для разговора, беседы с друзьями и хорошими знакомыми;
• социальную — дистанция между людьми при формальном и светском общении, то расстояние, на кᴏᴛᴏᴩом мы держимся при общении с незнакомыми людьми или с малой группой людей. Социальная (общественная) зона составляет 120-260 см. Стоит заметить, что она наиболее удобна для формального общения, поскольку позволяет се участникам не только слышать партнера, но и видеть его. Такое расстояние принято сохранять при деловой встрече, совещании, дискуссии, пресс-конференции и проч.;
• публичную — дистанция общения на публичных мероприятиях (собраниях, в аудитории и др.), т.е. расстояние, предпочтительное при коммуникации с большой группой людей, массовой аудиторией. Кстати, эта зона предполагает такие формы общения, как собрания, презентации, лекции, доклады и речи и др. Публичная зона начинается с расстояния от 3,5 м и может простираться до бесконечности, но в пределах сохранения коммуникативного контакта. По϶ᴛᴏму публичную зону еще называют открытой.

Пространственный фактор в коммуникации может также служить для выражения отношений господства-подчинения, и в

каждой культуре приняты разные сигналы, выражающие отношения во власти. К примеру, в Германии и США верхние этажи офисов обычно предназначены для руководящих работников компании. При ϶ᴛᴏм угловые офисы с наиболее широким обзором занимаюттрадиционно главные менеджеры или владельцы компаний. В России и во Франции руководители стараются избегать верхних и вообще крайних этажей, предпочитая размещать ϲʙᴏи офисы на средних этажах здания. Это объясняют тем, что власть и контроль в данных странах обычно исходят из центра.

Контекст. Характер и результаты процесса коммуникации также определяются степенью информированности его участников. В некᴏᴛᴏᴩых культурах для полноценного общения необходима дополнительно подробная и детальная информация, так как в них практически отсутствуют неформальные сети информации и, как следствие, люди оказываются недостаточно информированными; данные культуры называются культурами с низким контекстом. В других культурах люди не нуждаются в получении детальной информации, ɥᴛᴏбы иметь ясную картину происходящего, так как в силу высокой плотности неформальных информационных сетей они всегда хорошо информированы; такие общества называются культурами с высоким контекстом.

Высокая плотность информационных сетей предполагает тесные контакты между членами семьи, постоянные контакты с друзьями, коллегами, клиентами, благодаря чему они постоянно в курсе всего того, что происходит вокруг. К странам с высоким контекстом культуры принадлежат Франция, Испания, Италия, страны Ближнего Востока, Япония и Россия. К типу низкоконтскстуаль- ных культур можно отнести Германию, Швейцарию; в культуре Северной Америки соединяются средний и низкий контексты.

Информационные потоки. Для процесса коммуникации значение информационных потоков определяется формами и скоростью распространения информации. В одних культурах информация распространяется медленно, целенаправленно, по специально предназначенным каналам и по϶ᴛᴏму носит ограниченный характер, а в других — система распространения информации действует быстро и широко.

К примеру, в североевропейских странах с монохронными культурами и низким контекстом, особенно в Германии, передаваемая информация важнее, чем та, кᴏᴛᴏᴩая уже находится в памяти, поскольку здесь люди, образно г оворя, отгораживаются от окружающего мира и им нужна внешняя информация. Это тип культуры с низкой скоростью распространения информации. В данных странах все должно иметь ϲʙᴏю структуру и порядок, все предельно точно определено правилами, а пространство для личной инициативы незначительно. Люди вовлечены в поток информации, перегруженный мельчайшими деталями. Стоит сказать, для того ɥᴛᴏбы ее переработать, требуется введение большою числа правил, регулирующих ее распространение.

В культурах с высоким контекстом, к кᴏᴛᴏᴩым принадлежат Россия, Франция и страны Южной Европы, все происходит противоположным образом. Это полихронные культуры с высокой скоростью распространения информации. Люди данных культур включены в эффективную неформальную информационную сеть итрадиционно не отгораживаются от возможных помех внешнею окружения. Информация проходит беспрепятственно, причем те данные, кᴏᴛᴏᴩые хранятся в памяти, будут более важными, чем тс, кᴏᴛᴏᴩые вновь передаются. Люди обо всем превосходно информированы, и у них нет необходимости выяснять подоплеку каждого нового события. Перегрузка информационных каналов случается нечасто, поскольку люди непрерывно контактируют друг с другом. В данных культурах не принято планировать распорядок дня и всевозможные мероприятия по ограничению ϲʙᴏего времени и пространства, так как они могут стать помехой для жизненно важных контактов между людьми.

Концепция ментальных программ

Концепция ментальных программ предложена одним из крупнейших современных ученых голландцем Гиртом Хофстеде (род. 1928), кᴏᴛᴏᴩый полагает, что поведение человека во многом зависит от его ментальных программ. Под ментальными программами Хофстеде понимает «образцы размышлений, чувств и действий». Стоит заметить, что он выделяет три уровня таких программ. На нижнем уровне находятся универсальные, схожие для всех индивидов программы; они наследуются генетически и будут неотъемлемой частью человеческой природы. Средний уровень составляют те ментальные программы, кᴏᴛᴏᴩые специфичны для конкретной группы индивидов и формируются путем социального обучения при постоянном взаимодействии внутри группы; модели ϶ᴛᴏго уровня Хофстеде называет культурой. Самому высокому уровню принадлежат ментальные программы, специфические для конкретного индивида, определяющие его индивидуальность; частично данные программы наследуются генетически, частично формируются путем обучения.

Источниками ментальных программ будут культура и социальное окружение, т.е. те условия, в кᴏᴛᴏᴩых происходят социализация и инкультурация человека. Это означает, что ментальные программы определяются так называемыми измерениями культуры, включающими в себя: дистанцию власти, коллективизм-индивидуализм, маскулинность-феминность, избегание неопределенности. Позже был введен еще один показатель — долгосрочная ориентация.

Дистанция власти показывает, какое значение в разных культурах придается властным отношениям между людьми и как варьируются культуры относительно данного признака.

В культурах с высокой дистанцией власти устанавливается сильная зависимость между начальниками и подчиненными. В ϶ᴛᴏм случае эмоциональная дистанция между начальниками и подчиненными очень велика. Последние должны либо признавать власть ϲʙᴏего начальника, либо, полностью отклони в ее, прерывать отношения, исключительно в редких случаях они могут задать вопросы ϲʙᴏему шефу, не говоря уже о том, ɥᴛᴏбы подвергнуть его критике. В семейных отношениях члены семьи, наделенные властью (родители, старшие братья и сестры и т.д.), также требуют послушания. Развитие независимости не поощряется. Главной добродетелью считается уважительное отношение к родителям и старшим членам семьи.

В культурах с низкой (малой) дистанцией власти наибольшее значение имеют такие ценности, как равенство в отношениях и индивидуальная ϲʙᴏбода. По϶ᴛᴏму коммуникация здесь менее формальна, равенство собеседников подчеркивается сильнее, а стиль общения носит более консультативный характер, чем в культурах с высокой дистанцией власти. В таких культурах эмоциональная дистанция между вышестоящими персонами и подчиненными незначительна и подчиненные всегда могут подойти к ϲʙᴏему шефу с вопросом или высказать критические замечания. Открытое несогласие или активное противоречие начальнику также рассматривается как норма. В семейных отношениях дети рассматриваются как равноправные члены семьи с того времени.

когда они начинают активно включаться в семейную жизнь. Идеальным состоянием в семье считается личная независимость, а потребность в независимости будет едва ли не самым важным элементом людей в культурах с малой дистанцией власти.

Индивидуализм — коллективизм — ϶ᴛᴏ показатель того, что предпочитают люди — заботиться только о себе и собственных семьях либо объединяться в некие группы, кᴏᴛᴏᴩые несут ответственность за человека в обмен на его лояльность.

Подавляющее большинство людей живет в коллективистских обществах, в кᴏᴛᴏᴩых интересы группы превалируют над интересами индивида; меньшая часть людей на планете живет в индивидуалистских обществах, где интересы индивида преобладают над интересами группы.

В коллективистской культуре групповые цели превалируют над индивидуальными. Здесь люди проявляют заинтересованность в сплоченных группах. Лояльность к группе — одна из важнейших ценностей, прямое противостояние не приветствуется, так как нарушает общую гармонию. При ϶ᴛᴏм между индивидом и группой изначально развиваются отношения зависимости. Группа защищает индивида, но в ответ требует от не го лояльности вот- ношении группы. В таких обществах не существует «личного мнения». Мнение человека определяется мнением группы. Коллективистский тип культуры в настоящее время распространен в таких странах, как Гватемала, Панама, Венесуэла, Колумбия, Пакистан, Корея; Россию также причисляют к коллективистскому типу культур.

Ячейкой индивидуалистских культур выступает нуклеарная семья, в кᴏᴛᴏᴩой детей приучают быть самостоятельными, полагаться на ϲʙᴏи силы. Дети, вырастающие в малых семьях индивидуалистских культур, быстро учатся воспринимать ϲʙᴏе Я отдельно от других людей. Цель воспитания в том, ɥᴛᴏбы ребенок стал самостоятельным, т.е. научить его независимости, в т.ч. от родителей. В таких обществах от физически здорового человека ожидают, что он ни в каком отношении не будет зависеть от группы. Индивидуалистскими культурами считаются культуры США, Австралии, Великобритании, Канады, Нидерландов, Новой Зеландии и других стран.

Маскулинность-феминность. Маскулинность — ϶ᴛᴏ оценка склонности людей к напористости и жесткости, сосредоточенности на материальном успехе в ущерб интересу к другим людям, тогда как феминность — ориентация на дом, семью, социальные ценности, а также мягкость, эмоциональность и чувственность.

Биологические различия между мужчинами и женщинами, одинаковые во всем мире, в малой степени объясняют их социальные роли в обществе. Многие виды поведения, кᴏᴛᴏᴩые не связаны непосредственное продолжением рода, считаются в обществе типично мужскими или типично женскими.

В обществах с повышенным показателем маскулинности социальные роли мужчин и женщин резко различаются. Здесь общепринята ориентация мужчин на материальный успех и жесткость в занимаемых позициях в противоположность женским ценностям, среди кᴏᴛᴏᴩых главное место занимают скромность и чуткость. В культурах такого типа приветствуются конкурентная борьба, соревновательность и стремление победить. В работе приоритет отдается результату, а награждают по принципу реального вклада вдело. К маскулинным культурам ᴏᴛʜᴏϲᴙтся Япония, Австрия, Венесуэла, Италия, Швейцария, Мексика, Великобритания, Германия и др.

В феминных культурах ролевым различиям между мужской и женской частями населения не придается большого значения. Более того, те и другие демонстрируют большое сходство в занимаемых позициях и во взглядах. Все члены общества уделяют особое внимание духовным ценностям, таким, как поддержание взаимоотношений между людьми, забота о ближних, внимание к человеку. Предпочтительным путем разрешения конфликтов считается поиск компромисса, а награждение за труд происходит по принципу равенства. К культурам феминного типа Хофстеде относит Швецию. Норвегию, Нидерланды, Данию, Финляндию, Чили, Португалию и другие страны. Можно предположить, что Россия также относится к ϶ᴛᴏму ряду.

Избегание неопределенности - ϶ᴛᴏ показатель того, насколько люди терпимы к неопределенным ситуациям, пытаются уклониться от них посредством выработки четких правил, веря в абсолютную истину и отказываясь терпеть девиантное поведение.

В культурах с высоким уровнем ϶ᴛᴏго показателя индивид в ситуации неизвестности испытывает стресс и чувство страха. Высокий уровень неопределенности, согласно Хофстеде, ведет не только к повышенному стрессу у индивидов, но и к выϲʙᴏбождению у них большого количества энергии. По϶ᴛᴏму в таких культурах наблюдается высокий уровень агрессивности, для выхода кᴏᴛᴏᴩой создаются особые каналы. Это пробудет в существовании многочисленных формализованных правил, регламентирующих действия, кᴏᴛᴏᴩые дают возможность людям максимально избегать неопределенности в поведении. Эти культуры больше сопротивляются любым изменениям и мало склонны к риску. К странам с высоким уровнем избегания неопределенности ᴏᴛʜᴏϲᴙтся Греция, Португалия, Гватемала, Уругвай, Бельгия, Япония, Франция, Чили, Испания и др.

В культурах с низким уровнем избегания неопределенности, напротив, принято толерантное отношение к ситуациям неопределенности. Люди в сложных ситуациях импровизируют и проявляют инициативу, характеризуются склонностью к риску. В странах с такой культурой наблюдается негативное отношение к введению строго формализованных правил, по϶ᴛᴏму они устанавливаются только при необходимости. В целом люди здесь считают, что они способны решать проблемы и без детальных формальных правил. К культурам с низким уровнем избегания неопределенности ᴏᴛʜᴏϲᴙт такие страны, как Сингапур, Ямайка, Дания, Швеция, Ирландия, Великобритания, Индия, США и др.

Долгосрочная ориентация , ранее называвшаяся конфуцианским динамизмом, показывает, насколько общество проявляет прагматизм и стратегически ориентируется на будущее в противоположность традиционализму и краткосрочной (тактической) ориентации.

В обществах с долгосрочной ориентацией люди признают важность таких ценностей, как настойчивость, статусный принцип взаимоотношений, бережливость и чувство стыда, способствующие предпринимательской активности. Так, упорство и настойчивость — ϶ᴛᴏ ключ к любой предпринимательской деятельности; гармоничная и устойчивая иерархия облегчает исполнение ролевых обязанностей; бережливость способствует накоплению капитала, кᴏᴛᴏᴩый затем можно снова инвестировать в дело, и, наконец, чувство стыда заставляет людей быть более чувствительными к социальным контактам и стремиться выполнять взятые на себя обязательства. Низкий уровень конфуцианского динамизма, или краткосрочная ориентация, наоборот, тормозит предпринимательство. Стремление к устойчивости и стабильности при превышении определенной нормы препятствует инициативе, рискованности и гибкости, кᴏᴛᴏᴩые необходимы предпринимателю в условиях постоянно меняющегося рынка. «Сохранение лица», чрезмерное уважение традиций напрямую связано с неприятием всякого рода новшеств. А взаимный обмен подарками и поздравлениями, покровительством -ритуалы, в кᴏᴛᴏᴩых больше внимания уделяется безукоризненности манер, чем решению поставленных задач.

ВРЕМЯ КУЛЬТУРЫ

ВРЕМЯ КУЛЬТУРЫ

важнейший аспект модели мира, характеристика длительности существования, ритма, темпа, последовательности, координации смены состояний культуры в целом и ее элементов, а также их смысловой наполненности для человека. Для культурологич. исследования существенны как субъективные формы восприятия времени, так и объективированные с помощью образных, словесно-знаковых, символич., понятийных средств представления о временных характеристиках бытия. Однако субъективное восприятие времени и объективированные представления о нем тесно взаимосвязаны, что проявляется не только в объективации субъективных образов времени, но и в воздействии значимых для нек-рой культуры теорий о сущности В.к. на его восприятие людьми, принадлежащими к данной культуре. Эта взаимосвязь довольно своеобразна, поскольку, скажем, учение об атомах никак не изменило восприятие вещества отдельными людьми, а теория времени Ньютона существенно определяет не только его мысленный образ, но и его понимание по типу геометрической линии. Специфика В.к. состоит в том, что оно, в отличие от материальных предметов, не может быть воспринято с помощью органов чувств, а потому его образ переплетен с опр. метафорами и обусловлен ими. Эта особенность присуща восприятию всех без исключения явлений и процессов, недоступных органам чувств. В результате, сверхчувственное заменяется чем-то наглядным, что, собственно, и позволяет сделать метафора. В. к. , принципиально не будучи дано чувственному восприятию, конституируется каждой культурой по-своему, и это не есть тривиальная “разметка” нек-рого объективно существующего В.к., а опр. рационализация процессов становления и изменения, которые только и даны органам чувств. В этом смысле научное представление о В.к. точно такая же его рационализация (возведенная на уровень теор. обобщения) , как и совр. обыденные, а также исторически зафиксированные образы В.к., присущие различным культурам. В.к., выражающее самые глубинные особенности миропонимания, - одна из категорий культуры. Поэтому же и абстрактное время математич. естествознания, и конкр. время повседневности и истории обладают опр. , хотя и разл. смысловой наполненностью для человека, и у первого нет никакого “права первородства” по отношению ко второму. Речь идет о разл. целях и уровнях осмысления феномена В.к. В соответствии с этим говорится о биол., психол., физич., геогр. и т.д. времени. Более того “абстрактное” время не предшествует “конкретному”, а, напротив, “надстраивается” над соответствующими образами и без них не может существовать. Все сущее обладает временными характеристиками, что делает невозможной дефиницию времени в ее классич. понимании как отнесение к нек-рому роду и перечисление видовых признаков. Время не может быть отнесено ни к какому “роду”, а потому все его определения тавтологичны и используют связанные с ним самим ассоциации либо стремятся выразить его суть с помощью свойств, присущих пространству. Последнее далеко не случайно, и связь с пространством принадлежит к числу наиболее существ, всеобщих свойств времени. По мере рационализации представлений о времени у него выделяются также такие всеобщие свойства, как одномерность, асимметричность и необратимость. Но именно связь времени с пространством послужила исходным пунктом последующих рационализаций временных характеристик всего сущего. Время и пространство - необходимые компоненты всего содержания человеч. восприятия (поля восприятия) , будучи способами различения предметов. При этом пространство есть восприятие сосуществующих в поле восприятия чувств, впечатлений, а время - чередование накопленных чувств, впечатлений, т.е. опр. взаимоотношение между непосредственными и полученными ранее восприятиями.

Формирование первых представлений о времени начинается, вероятнее всего, уже в палеолите на основе попыток осмысления процессов движения и изменения. Но это не могло быть проявлением простой любознательности. Переход от первобытного стада к первой форме человеч. общности, роду, как переход от “природы” к “культуре”, требовал замены биол., естественных связей, объединявших особи в стаде, надбиол., искусственными. Эти последние связи, как и все “культурное”, т.е. искусственное, не возникает само собой, т.е. “по природе”. Для этого требуется опр. человеч. усилие, и в данном случае оно было направлено на создание совместного времени. Находиться в совместном В.к. значит, прежде всего, жить в едином ритме. В противном случае невозможна никакая совместная, т.е. согласованная деятельность. Первые ритуалы должны были создавать именно единый ритм, и для этого использовались все подручные средства - голосовые связки человека, хлопки, притоптывания, извлечение звука из всего, что только может звучать, а также ограниченные рамками ритуала совместные телесные движения (ритуальные танцы) . Цель всего этого заключалась в подготовке к будущему действию за пределами ритуала, в повседневной жизни, и эмоционально, и путем выработки опр. навыков. На этой основе формируется образ циклического В.к., в к-ром нет движения “вперед”, к чему-то “новому”. Происходит повторение того, что уже было, нет четкого различения между прошлым, настоящим и будущим, к-рые слиты в конкр. опыте человека. Если нет переживания В.к., то нет и времени как такового, оно воспринимается как своего рода собственность, к-рой человек владеет вместе с др. членами данного коллектива. Представление о В.к. как о чем-то объективном, существующем независимо от людей, отсутствует. В.к. считается чем-то одухотворенным, качественно разнородным (например, “счастливое” и “несчастливое”) , не предшествующим межчело-веч. отношениям, событиям, вещам, а создаваемым ими и не способным существовать в отрыве от них. Пространство - непременная характеристика временных отношений, и всегда подразумевается единство временных и пространственных свойств происходящего. Постепенно складывается представление о “правремени”, в к-ром было создано настоящее состояние мира и к-рое именно поэтому становится сакральным. Иными словами, сакрализации подвергается прошлое.

Все последующие способы конституирования В.к. решают ту же задачу - создание совместного В.к. в качестве экзистенциального условия человеч. сооб-ва. Для преодоления ограниченности родовой жизни нужно было найти такой эталон ритма, к-рый позволил бы согласовать жизнедеятельность людей на больших расстояниях и создать саму “территорию”. Первые оседлые культуры делали это, устанавливая связь циклов разлива рек, в долинах к-рых они селились, с циклами обращения небесных светил. Если члены рода для конституирования своего В.к. слушали “голос предка”, звучащий сквозь маску шамана, то первые оседлые культуры смотрят в небо, ритм к-рого позволяет “синхронизировать” жизнь на земле на огромной площади и создать гигантский, по сравнению с родом, цикл В.к. Этот принцип конституирования совместного В.к. требовал сложных ритуальных механизмов и особых сооружений, важнейшее из к-рых - храм в качестве того места, где небо моделируется на земле. И хотя первые оседлые культуры переносят центр тяжести с прошлого на настоящее, то общее, что объединяет их с миром родов, - это циклич.характер В.к.

Чтобы разорвать этот цикл, нужно было постулировать возможность остановки, после к-рой В.к. могло бы начать свое течение заново. Это было сделано в древнеевр. культуре благодаря субботе, к-рая, будучи точкой абсолютного разрыва В.к., обеспечивала возможность такой остановки и, следовательно, освобождение от власти и прошлого, и настоящего. Доминирующим становится будущее. Происходящая из будущего “тяга” конституирует уже не циклич., а линейное В.к., что означает понимание В.к. в качестве истории, в качестве пророческого слова, становящегося плотью. Т.о., история - это не постепенное выявление того, что уже пребывало в готовом виде в к.-л. моменте цикла В.к., а именно исполнение обетованного, творение как появление нового, к-рое не повторяет старое, непредсказуемо, однократно и открывается в качестве обетования Бога. Иначе говоря, истор. В.к. становится ареной божеств. откровения, и только Бог может вывести человека из безостановочного круговоротного движения и даровать ему покой - субботу. Тогда появляется возможность посмотреть на все из конца В.к. как состояния полноты творения, и это делает все частные верования и привязанности относительными. Конец В.к. выявляет смертность этих верований и привязанностей, неизбежно заставлявшую конституировать В.к. в качестве цикла (иначе они не могли бы сохраняться как самотождественные) . Мифы “вечного возвращения”, обходящие смерть и устраняющие ее от конституирования В.к., скрывают все, предшествовавшее начальному моменту. Тем самым, на деле создавая частное отношение, они маскируют его принципиальную фрагментарность. В условиях конституирования В.к. как циклического не может быть никакой истории, а только множество “историй”, ход к-рых направлен от “золотого века” по нисходящей линии вплоть до момента восстановления первонач. “полноты”. Время истории, напротив, начинается не с частных привязанностей (напр., смерть культурного героя или основание Рима) , а находится “по ту сторону” всякого частного прошлого, начинаясь с сотворения Адама, а его внутр. напряжение создается деятельностью пророков и ожиданием Мессии. Т.о., В.к. впервые признается потенциально общим для всего человеч. рода. Для того чтобы оно стало действительно общим, нужно было выйти за пределы того отд. народа, жизнь к-рого впервые начала протекать в истор. В.к. В противном случае истор.В.к. оказывается все же частным, локальным, а не общечеловеческим. Но за пределами такого В.к. находились не только роды и первые оседлые культуры, устроенные по типу восточных деспотий. Уникальная культура Древней Греции создала еще один, четвертый и последний способ конституирования локального В.к., к-рый должен был обеспечивать общегреч. единство, т.е. согласованную жизнь на “очаговой территории” (полисы и острова) . Древние греки впервые попытались устранить принудительность В.к., введя в его состав “свободное время”, или “досуг”. Принудительность В.к. означает необходимость служения людям, духам или богам. Ритуальные танцы рода - не досуг, а обязанность, и такими же обязанностями являются -храмовое богослужение вост. деспотий, евр. суббота и даже ожидание Мессии. Напротив, свободное время - это время, в течение к-рого человек свободен от любых обязательств не только перед конкр. людьми, но и перед своим “делом”, и, следовательно, не зависит от божеств, и человеч. принуждения. Досуг - это время, к-рым “обладает” сам человек, тогда как за его пределами В.к. “владеет” им, постоянно выдвигая перед ним разл. императивы. Тем самым в культуру вводится элемент игры, а время игры обратимо, изолировано от серьезности и опасностей жизненной борьбы. Игра, в свою очередь, составляет сущность др.-греч. школы, позволявшей путем обучения вводить учеников в чужеродные общности и культуры, и создает особый тип совместного В.к. Время игры обеспечивает как самотожцественность греч. культуры, так и колонизацию, но это абстрактное время, несовместимое с историей, ее однократностью и конкретностью. Совместность В.к. покупается именно ценой превращения его в абстрактное и потому обратимое.

Единое совместное В.к. могло быть создано только путем введения всех культур в истор. В.к. Но для этого нужно было включить смыслообразующую функцию конца времени в настоящее. Др.-евр. культуру интересовали только начало времени и его конец, но следовало установить непосредств. отношение каждого момента к конечному смыслу В.к., т.е. сделать каждый момент встречей прошлого и будущего. Чтобы все локальные, частные формы В.к. открылись навстречу друг другу, нужно было показать, что смерть является точно таким же императивом будущего, как и жизнь. Христианство создает единое В.к. с помощью особых механизмов, опирающихся на смерть Иисуса Христа. Именно это событие релятивирует все предшествующие календарные системы, обеспечивая возможность свободного перемещения от одного ритма совместной жизни к другому: “...Суббота для человека, а не человек для субботы” (Мк. 2:27) . А это означает разрушение непроницаемых границ между культурами, и именно поэтому апостол Павел называет Иисуса Христа “царем веков” (1Тим. 1:17) . “Век” (эон) - это и есть ритм совместной жизни, присущий отдельной локальной культуре, а учение об эонах становится необходимым элементом христ. концепции В.к. Но эон - конечный и потому преходящий отрезок времени. Христ. летоисчисление основано не на перечислении отд. моментов В.к., а складывается из эпох, периодов, эонов, единство и осмысленность к-рых определяется, исходя из единого В.к, С др. стороны, время можно расчленять, только имея его предварительно в качестве чего-то целого, и лишь при этом условии множество эонов образуют полноту времени. Это дает ориентацию во времени, поскольку теперь все зоны открываются навстречу друг другу и подчиняются объемлющему их “зону эонов”. В рез-те, во-первых, возникает возможность свободного изменения и людей, и мира, а во-вторых, при всех изменениях сохраняется единство смысла В.к. Поэтому концепции истории Шпенглера и Тойнби, открыто противостоящие христ. концепции времени, имеют ее в качестве своего предварит, условия: анализ отд. культур, объявляемых геометрически замкнутыми, был бы невозможен без “зона эонов” в качестве полноты времени. Ведь именно принадлежность к нему неявно приписывается историку, только благодаря этому и видящему ничем не замутненный смысл каждой локальной культуры. Именно поэтому же эволюция представлений о В.к. может стать предметом детального культурологич. анализа, основанного на междисциплинарном подходе.

Однако сама христ. концепция времени, как и все элементы культуры, требует усилий для ее поддержания. Поэтому неудивительно, что сопутствующим эффектом общего процесса секуляризации стало оживление концепций циклич. В.к. - как традиционных, так и искусственно конструированных в контексте нетрадиц. религ. и квазирелиг. движений. Другой особенностью совр. представлений о времени является отождествление истории с физикалистскими моделями времени, что лежит в русле натуралистич. видения человека и его мира в качестве онтологически автономных. Лишенное божеств, и человеч. смысла время является характерным проявлением нигилизма.

Лит.: Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: Истоки, эволюция, перспективы. М., 1982; Гуревич А.Я. Категории ср.-век. культуры. М., 1984; Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по истор. поэтике // Бахтин М.М. Литературно-критич. статьи. М., 1986; Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. М., 1987; Элиаде М. Космос и история. М., 1987; Он же. Священное и мирское. М., 1994; Ясперс К. Истоки истории и ее цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991; Булгаков С. И. Апокалиптика и социализм // Булгаков С.Н. Соч. в 2 т. Т. 2. М., 1993; Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993; Бердяев Н.А. Опыт эсхатологической метафизики // Бердяев Н.А. Царство Духа и Царство Кесаря. М., 1995; Он же. Смысл истории. М., 1990;

Cassirer E. Philosophic der symbolischen Fonnen. Bd. 1-3. В., 1923-29; LoweR. Kosmos und Aion. Gutersloh, 1935; Tau-bes J. Abendlandische Eschatologie. Bern, 1947; Rosenstock-Huessy E. Soziologie. Bd. 2. Die Vollzahl der Zeiten. Stutt., 1958; Bultmann R. History and Eschatology. Edinburgh, 1957; Sorabji R. Time, Creation and the Continuum: Theories in Antiquity and the Early Middle Ages. Ithaca (N.Y.), 1983; Eliade М. Histoire des croyances et des idees religieuses. T. 1-3. P., 1976-84.

А. И. Пигалев

Культурология. XX век. Энциклопедия . 1998 .

Время культуры

важнейший аспект модели мира, характеристика длительности существования, ритма, темпа, последовательности, координации смены состояний культуры в целом и ее элементов, а также их смысловой наполненности для человека. Для культурологич. исследования существенны как субъективные формы восприятия времени, так и объективированные с помощью образных, словесно-знаковых, символич., понятийных средств представления о временных характеристиках бытия. Однако субъективное восприятие времени и объективированные представления о нем тесно взаимосвязаны, что проявляется не только в объективации субъективных образов времени, но и в воздействии значимых для нек-рой культуры теорий о сущности В.к. на его восприятие людьми, принадлежащими к данной культуре. Эта взаимосвязь довольно своеобразна, поскольку, скажем, учение об атомах никак не изменило восприятие вещества отдельными людьми, а теория времени Ньютона существенно определяет не только его мысленный образ, но и его понимание по типу геометрической линии. Специфика В.к. состоит в том, что оно, в отличие от материальных предметов, не может быть воспринято с помощью органов чувств, а потому его образ переплетен с опр. метафорами и обусловлен ими. Эта особенность присуща восприятию всех без исключения явлений и процессов, недоступных органам чувств. В результате, сверхчувственное заменяется чем-то наглядным, что, собственно, и позволяет сделать метафора. В. к., принципиально не будучи дано чувственному восприятию, конституируется каждой культурой по-своему, и это не есть тривиальная “разметка” нек-рого объективно существующего В.к., а опр. рационализация процессов становления и изменения, которые только и даны органам чувств. В этом смысле научное представление о В.к. точно такая же его рационализация (возведенная на уровень теор. обобщения), как и совр. обыденные, а также исторически зафиксированные образы В.к., присущие различным культурам. В.к., выражающее самые глубинные особенности миропонимания, - одна из категорий культуры. Поэтому же и абстрактное время математич. естествознания, и конкр. время повседневности и истории обладают опр., хотя и разл. смысловой наполненностью для человека, и у первого нет никакого “права первородства” по отношению ко второму. Речь идет о разл. целях и уровнях осмысления феномена В.к. В соответствии с этим говорится о биол., психол., физич., геогр. и т.д. времени. Более того “абстрактное” время не предшествует “конкретному”, а, напротив, “надстраивается” над соответствующими образами и без них не может существовать. Все сущее обладает временными характеристиками, что делает невозможной дефиницию времени в ее классич. понимании как отнесение к нек-рому роду и перечисление видовых признаков. Время не может быть отнесено ни к какому “роду”, а потому все его определения тавтологичны и используют связанные с ним самим ассоциации либо стремятся выразить его суть с помощью свойств, присущих пространству. Последнее далеко не случайно, и связь с пространством принадлежит к числу наиболее существ. всеобщих свойств времени. По мере рационализации представлений о времени у него выделяются также такие всеобщие свойства, как одномерность, асимметричность и необратимость. Но именно связь времени с пространством послужила исходным пунктом последующих рационализаций временных характеристик всего сущего. Время и пространство - необходимые компоненты всего содержания человеч. восприятия (поля восприятия), будучи способами различения предметов. При этом пространство есть восприятие сосуществующих в поле восприятия чувств. впечатлений, а время - чередование накопленных чувств. впечатлений, т.е. опр. взаимоотношение между непосредственными и полученными ранее восприятиями.

Формирование первых представлений о времени начинается, вероятнее всего, уже в палеолите на основе попыток осмысления процессов движения и изменения. Но это не могло быть проявлением простой любознательности. Переход от первобытного стада к первой форме человеч. общности, роду, как переход от “природы” к “культуре”, требовал замены биол., естественных связей, объединявших особи в стаде, надбиол., искусственными. Эти последние связи, как и все “культурное”, т.е. искусственное, не возникает само собой, т.е. “по природе”. Для этого требуется опр. человеч. усилие, и в данном случае оно было направлено на создание совместного времени. Находиться в совместном В.к. значит, прежде всего, жить в едином ритме. В противном случае невозможна никакая совместная, т.е. согласованная деятельность. Первые ритуалы должны были создавать именно единый ритм, и для этого использовались все подручные средства - голосовые связки человека, хлопки, притоптывания, извлечение звука из всего, что только может звучать, а также ограниченные рамками ритуала совместные телесные движения (ритуальные танцы). Цель всего этого заключалась в подготовке к будущему действию за пределами ритуала, в повседневной жизни, и эмоционально, и путем выработки опр. навыков. На этой основе формируется образ циклического В.к., в к-ром нет движения “вперед”, к чему-то “новому”. Происходит повторение того, что уже было, нет четкого различения между прошлым, настоящим и будущим, к-рые слиты в конкр. опыте человека. Если нет переживания В.к., то нет и времени как такового, оно воспринимается как своего рода собственность, к-рой человек владеет вместе с др. членами данного коллектива. Представление о В.к. как о чем-то объективном, существующем независимо от людей, отсутствует. В.к. считается чем-то одухотворенным, качественно разнородным (например, “счастливое” и “несчастливое”), не предшествующим межчеловеч. отношениям, событиям, вещам, а создаваемым ими и не способным существовать в отрыве от них. Пространство - непременная характеристика временных отношений, и всегда подразумевается единство временных и пространственных свойств происходящего. Постепенно складывается представление о “правремени”, в к-ром было создано настоящее состояние мира и к-рое именно поэтому становится сакральным. Иными словами, сакрализации подвергается прошлое.

Все последующие способы конституирования В.к. решают ту же задачу - создание совместного В.к. в качестве экзистенциального условия человеч. сооб-ва. Для преодоления ограниченности родовой жизни нужно было найти такой эталон ритма, к-рый позволил бы согласовать жизнедеятельность людей на больших расстояниях и создать саму “территорию”. Первые оседлые культуры делали это, устанавливая связь циклов разлива рек, в долинах к-рых они селились, с циклами обращения небесных светил. Если члены рода для конституирования своего В.к. слушали “голос предка”, звучащий сквозь маску шамана, то первые оседлые культуры смотрят в небо, ритм к-рого позволяет “синхронизировать” жизнь на земле на огромной площади и создать гигантский, по сравнению с родом, цикл В.к. Этот принцип конституирования совместного В.к. требовал сложных ритуальных механизмов и особых сооружений, важнейшее из к-рых - храм в качестве того места, где небо моделируется на земле. И хотя первые оседлые культуры переносят центр тяжести с прошлого на настоящее, то общее, что объединяет их с миром родов, - это циклич.характер В.к.

Чтобы разорвать этот цикл, нужно было постулировать возможность остановки, после к-рой В.к. могло бы начать свое течение заново. Это было сделано в древнеевр. культуре благодаря субботе, к-рая, будучи точкой абсолютного разрыва В.к., обеспечивала возможность такой остановки и, следовательно, освобождение от власти и прошлого, и настоящего. Доминирующим становится будущее. Происходящая из будущего “тяга” конституирует уже не циклич., а линейное В.к., что означает понимание В.к. в качестве истории, в качестве пророческого слова, становящегося плотью. Т.о., история - это не постепенное выявление того, что уже пребывало в готовом виде в к.-л. моменте цикла В.к., а именно исполнение обетованного, творение как появление нового, к-рое не повторяет старое, непредсказуемо, однократно и открывается в качестве обетования Бога. Иначе говоря, истор. В.к. становится ареной божеств. откровения, и только Бог может вывести человека из безостановочного круговоротного движения и даровать ему покой - субботу. Тогда появляется возможность посмотреть на все из конца В.к. как состояния полноты творения, и это делает все частные верования и привязанности относительными. Конец В.к. выявляет смертность этих верований и привязанностей, неизбежно заставлявшую конституировать В.к. в качестве цикла (иначе они не могли бы сохраняться как самотождественные). Мифы “вечного возвращения”, обходящие смерть и устраняющие ее от конституирования В.к., скрывают все, предшествовавшее начальному моменту. Тем самым, на деле создавая частное отношение, они маскируют его принципиальную фрагментарность. В условиях конституирования В.к. как циклического не может быть никакой истории, а только множество “историй”, ход к-рых направлен от “золотого века” по нисходящей линии вплоть до момента восстановления первонач. “полноты”. Время истории, напротив, начинается не с частных привязанностей (напр., смерть культурного героя или основание Рима), а находится “по ту сторону” всякого частного прошлого, начинаясь с сотворения Адама, а его внутр. напряжение создается деятельностью пророков и ожиданием Мессии. Т.о., В.к. впервые признается потенциально общим для всего человеч. рода. Для того чтобы оно стало действительно общим, нужно было выйти за пределы того отд. народа, жизнь к-рого впервые начала протекать в истор. В.к. В противном случае истор.В.к. оказывается все же частным, локальным, а не общечеловеческим. Но за пределами такого В.к. находились не только роды и первые оседлые культуры, устроенные по типу восточных деспотий. Уникальная культура Древней Греции создала еще один, четвертый и последний способ конституирования локального В.к., к-рый должен был обеспечивать общегреч. единство, т.е. согласованную жизнь на “очаговой территории” (полисы и острова). Древние греки впервые попытались устранить принудительность В.к., введя в его состав “свободное время”, или “досуг”. Принудительность В.к. означает необходимость служения людям, духам или богам. Ритуальные танцы рода - не досуг, а обязанность, и такими же обязанностями являются храмовое богослужение вост. деспотий, евр. суббота и даже ожидание Мессии. Напротив, свободное время - это время, в течение к-рого человек свободен от любых обязательств не только перед конкр. людьми, но и перед своим “делом”, и, следовательно, не зависит от божеств. и человеч. принуждения. Досуг - это время, к-рым “обладает” сам человек, тогда как за его пределами В.к. “владеет” им, постоянно выдвигая перед ним разл. императивы. Тем самым в культуру вводится элемент игры, а время игры обратимо, изолировано от серьезности и опасностей жизненной борьбы. Игра, в свою очередь, составляет сущность др.-греч. школы, позволявшей путем обучения вводить учеников в чужеродные общности и культуры, и создает особый тип совместного В.к. Время игры обеспечивает как самотождественность греч. культуры, так и колонизацию, но это абстрактное время, несовместимое с историей, ее однократностью и конкретностью. Совместность В.к. покупается именно ценой превращения его в абстрактное и потому обратимое.

Единое совместное В.к. могло быть создано только путем введения всех культур в истор. В.к. Но для этого нужно было включить смыслообразующую функцию конца времени в настоящее. Др.-евр. культуру интересовали только начало времени и его конец, но следовало установить непосредств. отношение каждого момента к конечному смыслу В.к., т.е. сделать каждый момент встречей прошлого и будущего. Чтобы все локальные, частные формы В.к. открылись навстречу друг другу, нужно было показать, что смерть является точно таким же императивом будущего, как и жизнь. Христианство создает единое В.к. с помощью особых механизмов, опирающихся на смерть Иисуса Христа. Именно это событие релятивирует все предшествующие календарные системы, обеспечивая возможность свободного перемещения от одного ритма совместной жизни к другому: “...Суббота для человека, а не человек для субботы” (Мк. 2:27). А это означает разрушение непроницаемых границ между культурами, и именно поэтому апостол Павел называет Иисуса Христа “царем веков” (1Тим. 1:17). “Век” (эон) - это и есть ритм совместной жизни, присущий отдельной локальной культуре, а учение об эонах становится необходимым элементом христ. концепции В.к. Но эон - конечный и потому преходящий отрезок времени. Христ. летоисчисление основано не на перечислении отд. моментов В.к., а складывается из эпох, периодов, эонов, единство и осмысленность к-рых определяется, исходя из единого В.к, С др. стороны, время можно расчленять, только имея его предварительно в качестве чего-то целого, и лишь при этом условии множество эонов образуют полноту времени. Это дает ориентацию во времени, поскольку теперь все зоны открываются навстречу друг другу и подчиняются объемлющему их “зону эонов”. В рез-те, во-первых, возникает возможность свободного изменения и людей, и мира, а во-вторых, при всех изменениях сохраняется единство смысла В.к. Поэтому концепции истории Шпенглер а и Тойнби , открыто противостоящие христ. концепции времени, имеют ее в качестве своего предварит. условия: анализ отд. культур, объявляемых геометрически замкнутыми, был бы невозможен без “эона эонов” в качестве полноты времени. Ведь именно принадлежность к нему неявно приписывается историку, только благодаря этому и видящему ничем не замутненный смысл каждой локальной культуры. Именно поэтому же эволюция представлений о В.к. может стать предметом детального культурологич. анализа, основанного на междисциплинарном подходе.

Однако сама христ. концепция времени, как и все элементы культуры, требует усилий для ее поддержания. Поэтому неудивительно, что сопутствующим эффектом общего процесса секуляризации стало оживление концепций циклич. В.к. - как традиционных, так и искусственно конструированных в контексте нетрадиц. религ. и квазирелиг. движений. Другой особенностью совр. представлений о времени является отождествление истории с физикалистскими моделями времени, что лежит в русле натуралистич. видения человека и его мира в качестве онтологически автономных. Лишенное божеств. и человеч. смысла время является характерным проявлением нигилизма.