Александр Архангельский: «Я не из интеллектуальной семьи. Александр Архангельский

Александр Архангельсикй.

Геннадий Авраменко

Александр Архангельский: «Я не из интеллектуальной семьи»

Он известен прежде всего как ведущий аналитической программы «Тем временем». Однако, анализируя жизнь страны, он предпочитает оставлять собственную за кадром.

— Александр Николаевич, может быть, вы просто не считаете свою личную историю такой уж значительной в масштабах страны?
— Кто его знает. Сохранить в наше время почти анонимность — дорогого стоит. Просто есть ощущение, что люди приторговывают самым дорогим для того, чтобы присутствовать во второстепенном. Вот этого делать не хочется. Иногда я что-то вытаскиваю, какие-то абсолютно интимные вещи. Например, у меня есть книжка «1962», адресованная сыну, и там я описываю отчасти придуманные, отчасти правдивые, довольно интимные факты биографии: о моей маме, семейные истории. Но делаю это очень осторожно. Во времена, когда все на публику и на продажу — у человека должно оставаться что-то свое.

— Тем не менее ваше мнение считается авторитетным, к вам часто обращаются за комментариями и по политическим, и по историческим вопросам. Потому и о вас интересно узнать поподробнее. Я из вашей краткой биографии сделала вывод, что вы как-то сразу определились со своей будущей судьбой. После школы выбрали факультет русского языка и литературы, и после этого ваша карьера стала постепенно развиваться именно в этом направлении. Наверное, это особенный талант — найти себя вот так сразу?
— У Пришвина есть замечательное выражение: надо найти хомут по шее. Мне повезло: я его нашел почти сразу. В школе я блестяще учился по всем предметам, связанным с литературой. И очень быстро бросил заниматься математикой, которая поначалу у меня хорошо шла. Не потому, что у меня не было способностей, а потому, что я не умею делать то, что мне неинтересно. Со словом же мне работать интересно. И что бы я ни делал, все, так или иначе, с ним связано. И телевидение, и литература. Сфера, где я мог бы себя реализовать еще — это, пожалуй, бизнес. Но мне это неинтересно. Не потому, что я не люблю деньги. (Я не против денег, но они должны быть на своем месте в жизни.) А потому, что точно знаю, что тогда я не буду счастливым человеком или хотя бы не буду доволен своей судьбой. Озолоти меня, но отбери то, что мне интересно, — мне это не нужно.

— Такая любовь к литературе — она же должна как-то воспитываться? Вы, наверное, росли в читающей семье?
— Нет. Я был у мамы один, она была не замужем, работала машинисткой на радио. Мамины родители очень рано умерли, и она воспитывала меня вместе с моей прабабушкой, своей бабушкой, которая дожила до глубокой старости. Она работала учительницей начальных классов. То есть у нас была обычная советская семья. Я рос на окраине Москвы, «жизнь на обочине». Но в какой-то момент жизни мне сказочно повезло. Я пошел во Дворец пионеров записываться в кружок рисования. И по пути случайно, за компанию, записался еще и в литературный кружок. Как и положено подростку, я писал абсолютно графоманские стихи, но вот книги не читал. И там во Дворце пионеров была женщина, которая фактически сделала из меня литературного человека. Зинаида Николаевна Новлянская — слава богу, она жива-здорова. Она была молодым психологом и фактически подавала нам целый ряд примеров. Чего стоит один факт того, что работа во Дворце пионеров — это зарплата в 17 рублей за одну группу. То есть она делала это точно не для денег, а для чего-то поважнее. И вот она нас повела, причем не делая из нас, слава богу, писателей, это не был рассадник будущих творцов. Но это было эстетическое воспитание, когда человек входит в мир литературы и в нем открываются какие-то внутренние миры, которые были закрыты до сих пор. И там же я понял, что попал в абсолютно свою среду. В школе у меня не складывались отношения с одноклассниками, у нас не было душевной и умственной близости. А с теми ребятами, с которыми я познакомился в кружке в 1976 году, мы общаемся до сих пор. Я помню наши дружеские шествия после кружка от Ленинских гор по набережной, и от Петровского монастыря до парка культуры, когда наши бедные родители рвали на себе волосы, потому что никому из нас не приходило в голову взять «двушку» и позвонить им. Как мне сказала средняя дочь: «Конечно, у вас не было мобильных телефонов, но были гонцы». Нет, гонцов у нас тоже не было. (Смеется.)

— На каких произведениях вы росли?
— Как поэт я погиб на Пастернаке. Говорят, что величие писателя измеряется тем, насколько он затормозил развитие литературы и скольких писателей он погубил. Так вот меня погубил Пастернак. Я ушел в него с головой. Еще одним везением была моя встреча с великим чтецом (тогда была такая профессия, и люди ходили на концерты, где актеры читали стихи и прозу) Дмитрием Николаевичем Журавлевым. У него были рукописи, подаренные ему Пастернаком. Представляете, что это такое? Видеть, как он писал, этот летящий почерк, какие он подбирал варианты. Пастернак не зачеркивал слова, а заклеивал их бумажками так, чтобы можно было отогнуть и посмотреть, какой был предыдущий. Так что я вырос на Пастернаке, потом уже в институте для меня открылся Пушкин, а за ним пошла и вся мировая литература. Я в этом смысле всеяден.

— Сегодня вы постоянно делаете обзоры выходящих книг. Каким образом выбираете произведения, которые нужно прочитать из массы печатающихся?
— Тут два вопроса в одном. Я — как читатель, и я — как обозреватель. Как обозреватель я обязан брать новинки, которые либо вот-вот выйдут, либо только что появились. Они должны быть очень разными. А как читатель я поступаю совершенно по-другому. Если мы говорим про бумажную книгу, то их я покупаю, как правило, два раза в год. Беру большую сумку, иду на Московскую книжную ярмарку, набираю, потом выкладываю стопками, беру сверху, что попало, и читаю. Пошло — продолжаю, не пошло — откладываю. С тех пор как я перестал заниматься литературной критикой, мои отношения с литературой стали гораздо лучше: я не обязан дочитывать. Это большое преимущество: есть ведь совсем лабуда — и жалко тратить на нее время. А так это может быть любая литература — сюжетная, не сюжетная, интеллектуальная, детективная, переводная, родная, постмодернистская, реалистическая.

— А книги все-таки предпочитаете бумажные?
— По-разному. У меня есть несколько ридеров. Я много езжу, а в него фактически можно загрузить целую библиотеку и возить с собою. Это удобно. А бумажная книга — это эстетское чувство. Но она не является условием существования литературы, это лишь одна из ее случайных форм. И поскольку я уже к ней привык, с какой стати я должен от этого удовольствия отказываться?

— Насколько большая у вас библиотека?
— Тысячи три книг — вся мировая классика от древневосточной и античной до сиюминутной. Она прямо по хронологии стоит, по фамилиям. В какой-то момент я себя ограничил правилом: одну внес — одну вынес. Оставляю только те книжки, которые буду перечитывать. Поэтому я отказался строить второй ряд полок, чтобы нельзя было соблазняться и бесконечно наслаивать их друг на друга. Книги, которые стоят в два ряда, уже погибшие. Но, видимо, придется отступить от своего принципа, потому что теперь тома уже начинают гнездиться у меня на полу.

— Был Дом пионеров, литературный кружок… И дальше после пединститута вы решили не идти в учителя, а заняться литературой?
— Честно говоря, почему я пошел в педагогический? У мамы не было возможности оплачивать мою подготовку к университету. На экзаменах я гарантированно провалил бы как минимум язык, а скорее всего, не только его. А в армию мне совершенно не хотелось: это был 1979 год, когда до Афганистана оставались считанные месяцы. Поэтому я пошел в педагогический, как наименее рискованное: во-первых, там нужны мальчики, а во-вторых — конкурс поменьше. Но учителем я быть не собирался никогда. Я вообще не люблю школу, не люблю подчиняться. И уже на первом курсе я пошел работать во Дворец пионеров, то есть трудовая книжка у меня открыта с 18 лет, как у руководителя кружка литературы. Учтите, что в наше время после института было еще и распределение. Но поскольку в школу я не хотел идти работать, то просто подделал медицинское заключение о том, что в силу астмы мне нельзя преподавать. Приписал что-то там внаглую, и от меня отстали. Хотя могли посадить, конечно. (Смеется.)

— А дальше начались журналы?
— Сначала радио. После Дворца пионеров, где я, повторюсь, работал за 17 рублей в месяц (для сравнения, студенческая стипендия была 40 рублей), я в первый и последний раз в жизни по блату устроился на радио. Мама, которая работала в детской редакции, пошла за меня молить, и я получил работу. Но зря я туда пошел. Это был излет советской власти, и я успел застать всю прелесть того времени. Поэтому, когда мне рассказывают, что при советской власти была высокая культура — я точно знаю, что это — бред сивой кобылы. На радио сидели тетки пенсионного возраста, а моя главная редакторша работала там с 1953 года, то есть со смерти Сталина. И выпускала передачи для детей, пока не пришел Горбачев. Через девять месяцев я оттуда сбежал, и потом меня взяли в журнал «Дружба народов», началась перестройка. В 24 года я стал старшим редактором и хорошо помню, как пришел домой к жене (а я был к тому времени уже женат) и сказал ей: «Можешь меня поздравить, я достиг пика карьеры». Потому что было понятно, что если я не вступаю в партию (а это в мои планы не входило), то это — потолок. Дальше мне оставалось несколько путей, ни один из которых меня не устраивал. Первый — в диссиденты. Но я не хотел быть диссидентом, глубоко уважаю их, но — не мое. Второй — уехать. Не хочу. С какой стати? И третье — спиться. Еще лучше. К счастью, пронесло, потому что потом все поломалось. А дальше — в журнале было весело. Мы как раз напечатали «Дети Арбата», начались все эти перипетии с республиками. Это же была «дружба народов». Половину срока я проводил в командировках — Азербайджан, Армения, Казахстан. В Казахстане в 1986 году видел первое выступление молодежи с национальными лозунгами. Почувствовал, как все меняется, из чего устроена история. Это был невероятный шанс, и, к счастью, я им воспользовался.

— Вы очень внимательно относитесь к политическим процессам, как и положено заботливому многодетному отцу. Разведка донесла, что у вас четверо детей…
— Да. Не буду никого называть по именам, не знаю, будут ли они довольны. Это дети от двух браков, и росли они практически вперемешку. Старшему — 25, он закончил мехмат, но защищался по лингвистике, сейчас уже преподает в Высшей школе экономики. Средняя училась на экономическом факультете МГУ, а сейчас заканчивает магистратуру в Высшей школе экономики по политической истории. Работает в агентстве новостей. Средняя дочь еще учится в школе, ей 14 со дня на день, а младшему в этом году — 11. Кем они будут и где захотят жить — это их дело. Какой хомут подойдет, тот и наденут. На меня моя мама не давила в выборе профессии, и я на них давить не буду.

— Кстати, о месте жительства. Вы ведь очень много проводите времени во Франции. Ваша любимая зарубежная страна?
— Моя нежно любимая страна — Швейцария, где я работал в 90-е годы. Это были счастливые месяцы, у меня были летние триместры. Я получал три месяца швейцарскую зарплату, а оставшийся год жил на нее здесь. И это, кстати, мне давало возможность еще и преподавать — я был профессором Московской консерватории на гуманитарной кафедре. Это был мой лучший в жизни контракт, где было написано, что я имею право отсутствовать одну треть учебного года в связи с обширной концертной деятельностью. (Смеется.) А сейчас — да, я провожу какое-то время во Франции. Так получилось. Я по маме — южанин и по некоторым медицинским показателям должен иногда где-то пересиживать короткие климатические периоды. Вот во Франции я их и пересиживаю. А поскольку жилье там дешевле, чем в Москве, то любой получающий белую зарплату человек может позволить себе взять кредит и купить там не очень дорогую квартирку. Я не имею в виду Париж.

— Но на иностранных языках вы не говорите?
— Нет. К сожалению, у меня нет дарования к языкам. Зато мои дети все говорят очень хорошо и надо мною смеются. Но это очень приятно, потому что ты понимаешь — дети тебя превзошли.

— Тогда, может быть, расскажете и об их мамах?
— Моей первой женою была Юля. Она занимается деятельностью, близкой к церковной. Вторая — Мария, работает журналистом. Мы живем в районе Арбата. Опять же нам сказочно повезло: в свое время мы рискнули взять кредит и купили квартиру в центре по цене, в которую сегодня трудно поверить.

— Гуляете по Арбату, наверное, когда свободны.
— Ни гулять, ни заниматься спортом у меня в последние год-полтора не получается. Что очень плохо. Надеюсь, что когда я раскидаю свои планы, хотя бы к спорту вернусь. А так планирую дней на десять раз в два месяца улетать, отключаться и работать на себя. Москва — слишком плотный город. Здесь хорошо ходить на службу, но совершенно невозможно писать и что-то придумывать. Поэтому лучше на какое-то время уплотниться, переработать, но потом уйти в себя.

— В прошлом году вам исполнилось 50 лет. Значительная дата. Как вы считаете, ваше основное произведение уже написано или все еще впереди?
— Это вопрос неправильный по формулировке. Его многие себе задают, но он не имеет ответа. Я надеюсь, что каждая моя следующая книжка будет лучше предыдущей, что каждый снятый мною документальный фильм будет лучше предыдущего. Господь подарил мне возможность попробовать себя в одном направлении, но в разных формах. И прожить вместе с моими героями, будь то киношными или литературными, какое-то другое количество жизней. Я просто делаю свою работу, и мне все равно, заплатят мне за нее, провалится ли она в продаже, сколько займет времени. Важен процесс. Кто-то спрашивает: ты доволен или счастлив? Вот когда книжка выходит — я доволен. А когда я ее пишу — скорее счастлив.

То, что происходит в/на Украине - настоящая гражданская война. Мы никогда не сойдемся в том, кто первый начал и кто больше виноват. Хотя я остаюсь при своем - мы обязаны сохранить рациональность, наш долг анализировать источники, сверять картинки, проверять факты и не вестись на пропаганду с любой стороны.

Но совершенно очевидно, что кто бы ни начал, и кто бы ни раздул огонь, и кто бы ни провоцировал толпу, виноватыми и перед человеческим, и перед Божьим судом ПОМИМО них будут те, кто вел себя по-зверски. Неважно, под какими лозунгами. Майдановскими или антимайдановскими. Пророссийскими или русофобскими. И те, кто ликовал при виде горящих людей в Одессе. И те, кто из-за спин протестующих стрелял в футбольных фанатов. И те, кто брал заложников в Славянске.

В гражданской войне, даже если принимаешь чью-то сторону, нужно до последнего оставаться человеком. И для меня героями будущих романов об украинской трагедии будут не политики, игравшие на смерти, не твердокаменные бойцы, не пламенные идеологи, обличители, гневливые пустобрехи, а те, кто прятал и спасал врагов. Кто, находясь по одну сторону баррикад, вытаскивал из огня и из-под пуль тех, кто был - по другую.

Бывают времена, когда безыдейность, она же следование заповеди - вопреки государству, народу, коммуне, становится высшей идеей. Счет идет на одного человека, а не на человеческие массы.

«Белая гвардия», а не «Разгром».

В связи с происходящим стало окончательно ясно, что вместо бессмысленного предмета ОБЖ нужно в школе вводить уроки медиаграмотности. Как отличить пропаганду/контпропаганду от информации, как сличать источники, как накладывать искренние, но эмоционально окрашенные версии событий с двух сторон, чтобы получать объемную картинку, как не вестись на взаимные фейки, как не впадать в истерию и в депрессию.

Собственно, это и есть современные ОБЖ.

В жизнь нашего поколения она вошла в ореоле анекдотов - по-другому в стране, лишенной чувства истории и погруженной в сонный миф, и быть не может; анекдот - это жалкий отголосок мифологии, последний ее выплеск, опивки. «Уважаемая Маргарэт Татчэр… Леонид Ильич, это Фидель Кастро!!!... Да, но написано - Татчэр».

Потом как будто протерли стекло, и Маргарет Тэтчер оказалась очень близко: во время визита Горбачева (еще не генсека, еще молодого секретаря по безнадежному сельскому хозяйству) в Великобританию, вдруг стало ясно, что ему - симпатизируют, что в нем проблескивает что-то человеческое, что ему и Раисе нравится за пределами СССР, и Тэтчер опекает молодого 55-летнего политика. В народе потом говорили, что она подарила ему клетчатый шарф из мохера, всеобщую тогдашнюю мечту; впрочем, шарф у Горбачева и впрямь появился, он его гордо носил.

А вслед за шарфом появилась и сама Маргарет - уже после избрания М. С. генсеком; ее интервью советским политическим обозревателям, первое прямое телеинтервью иностранного политика несоветского разлива, взорвало телевизионную аудиторию. То, к чему сейчас давно привыкли - что западный лидер отвечает резко, независимо и весело, казалось чем-то лунным или марсианским; она не злилась на глупые вопросы, не сучила ножками, не комплексовала - а уважительно клала пропагандистов на обе лопатки. И это значило, что в информационном пространстве началась настоящая революция.

Революция, как полагается, отбушевала, приливы сменились отливами, пролетели два десятилетия - и вот я оказываюсь в Лондоне, на приеме с ее участием. Маленькая несгибаемая старушка проходит вдоль рядов и перебрасывается словом - с каждым. «Ты чем занимаешься?» - спрашивает она Володю Рыжкова. Тот победительно отвечает: «Я политик». «А еще что ты умеешь?» - вдруг ехидно интересуется она. «А еще я учитель истории, в школе могу преподавать» - не растерявшись, возражает Рыжков. «Тогда здравствуй».

Не слышал, что она спросила Ходорковского, Роберта Скидельски, и о чем поговорила с Леной Немировской. Но меня она поддела замечательно.

Я был замом главного в тогдашних Известиях. «Ты кто?» - задала она свой коронный вопрос. «Редактор в газете». «Что же, и редакционные статьи печатаешь?» «Случается». «Всегда удивлялась - ничего не происходит, а наутро в каждой газете редакционная статья».

А теперь вот ее больше нет.

Умер Борис Березовский. Что бы мы про него ни думали (а в день смерти либо хорошо, либо никак), он был ключевой фигурой ушедшей эпохи. Эпохи исторической, авантюрной, смелой, подлой, масштабной, мелочной и безоглядной. Про таких людей при жизни говорят раздраженно, а после смерти пишут книги и снимают кино.

Грандиозный плутовской роман окончен.

К разговорам о Сталине и объективности, в частности, к последним статьям и высказываниям уважаемого мною М. Ю. Соколова. (Именно «к», а не «против».) Можно ли выделить в деятельности Сталина собственно злодейства по умыслу и исполнению, полузлодейства - только по исполнению, недозлодейства - в духе того странного времени, и совсем не злодейства? Разумеется, можно. Только необходимо заранее определить, для чего мы это делаем. Для получения объемной картины эпохи, полноценного исторического знания? Тогда - да, обязательно. Для общей оценки личности и деятельности вождя?

Если речь об академической оценке, тоже следует согласиться и даже приветствовать такой подход. А если о моральной, религиозной и (на более низком уровне) политической, то оценка должна быть суммарной и итоговой - зло это в конечном счете, или не зло. В конечном - зло, причем вполне себе сатанинского масштаба. Когда придет Антихрист, он ведь тоже будет делать много чего хорошего, и честный исторический анализ обяжет нас это признать, но итог будет один - «Детушки, Антихрист!».

Алексей Герман-старший умер.

Упрямый, мучительно великий, не считавшийся с раскладами тусовки и правилами киношной эстетики, шедший напролом, доверявший чутью больше, чем уму и расчету, создавший свой кинематограф, одинаково далекий от голливудского целлулоида и от мелочного артхауса…

Как нам повезло, что он был.
Царствие ему Небесное.

Как сообщил журнал «Отечественные записки», скончался Григорий Померанц - как определить его профессию? философ? не вполне? богослов? не очень? религиозный писатель? да и не писатель… глубоко верующий рассуждатель о смысле жизни. Родился он в 1918 году, прошел войну, именно там, рядом со смертью, пережил встречу с вечностью, и больше ни о чем думать, ни о чем говорить, ни о чем писать не хотел, да и не мог. Только о главном… Царствие Небесное человеку, который спокойно, тихо и светло прошел тот путь, какой считал единственно правильным.
оригинал

Вы и сами уже об этом знаете. Важно, что это не просто личное решение старого и много болеющего человека (ухожу, потому что не могу остаться), а ответственный поступок настоящего понтифика (ухожу, потому что Церкви будет трудно со мной - таким, каким я становлюсь по физической немощи). Но, может быть, еще важнее, что это поступок, связанный с современным представлением о жизни, ответственности и воле; древность не видела духовной силы в отказе от пожизненной власти. Чтобы такой поступок стал возможен, нужно было твердо для себя решить - кое-что из опыта путаной, расхристанной, истерической современности прошло испытание вечностью. И прежде всего отношение к власти как инструменту, который лучше передать, пока инструмент не выпал из рук.

Католики могут испытывать негорделивую гордость за такого папу, а мы - глубокое уважение.

Илью Колмановского, прекрасного учителя и руководителя «Карманного ученого», директор школы уволил из-за того, что Илья публично пикировался возле Госдумы со сторонниками закона о гомосексуализме. Закон совершенно дурацкий и вредный - среди прочего потому, что рано или поздно из-за таких законов маятник пойдет в обратную сторону; формы протеста против него в виде целующихся однополых пар мне глубоко чужды.

Но то, что случилось с Ильей важнее и закона, и реакции на закон. Один из лучших учителей в Москве уволен не за то, что делал в школе (ничего, кроме хорошего, он там делать не мог), а за то, что делал за пределами школы - причем, не нарушая порядка. Это катастрофический прецедент; правильно было бы немедленно уволить обезумевшего от страха директора - за действия, несовместимые с профессией, а Илью с извинениями вернуть.

«Архангельский прислушивался к тем таинственным глаголам,
которые звучат в душе человека, обуреваемой волнами житейского моря.
В своих лучших произведениях он вводит нас в тайники души страдающей
и ищущей смирения в Боге».

Александр Андреевич Архангель-ский - выдающийся русский духов-ный композитор и хоровой дирижер. Хоть он прожил более 20 лет в XX в., все же он остается ярким представителем Петер-бургской композиторской школы конца XIX в.

В сочинениях Архангельского проявляется знание возможностей сочетания отдельных голосов и хоровых групп, нередко встречаются полифонические эпизоды. Александр Андре-евич одним из первых русских композиторов трактовал песнопения Литургии и всенощного бдения как единый цикл, имеющий гармо-нические и интонационные связи. Мелодика его сочинений близка обиходным распевам и народной песне. Переложения древних рас-певов выполнены в строгом диатоническом стиле гармонии с ограничением диссонансов.

По оценкам исследователей, составить пол-ную «картину» жизнедеятельности Александра Андреевича не удастся уже, видимо, никогда: к великому сожалению, часть архива Архангельского была утеряна при разграблении его петербургской квартиры в 1924 г.

«Мне редко приходилось встречать людей, так радостно, до конца своих дней воспри-нимавших жизнь. Тот, кто, как я, видел нежный свет в глазах Александра Андреевича в нерадостную пору бо-лезни, поймет, почему он никогда не заканчивал музыкальную мысль на печальном стихе псалма, а всегда приводил ее к успокаивающему разреше-нию. Поэтому не кажется случайностью, что многие из своих сочинений Александр Андреевич начинал простой и умилительной молитвой: "Господи, воззвах к Тебе, услыши мя"» (из воспоминаний современников).

Александр Андреевич Архангельский родился 11 (23) октября 1846 г. в селе Старое Тезиково Наровчатского уезда Пензенской гу-бернии, в семье священника Андрея Иванови-ча Архангельского. Мать, Елизавета Федоровна, устраивала дома в минуты отдыха домашние концерты. Кроме младшего Александра в семье было еще двое детей.

Крестьянский быт и внезапная потеря отца с раннего детства приучили будущего регента и композитора к постоянной упорной работе. В детстве и начал проявляться главный интерес Александра - к музыке.

В возрасте десяти лет мальчик поступил на обучение в Краснослободское духовное училище. К концу первого года обучения в училище прибыл епи-скоп Пензенский и Саранский Варлаам (Успен-ский). Певческие способности юного Алексан-дра привлекли внимание Владыки - осенью 1859 г. талантливого юношу перевели сразу во II класс Пензенского губернского духовного училища и зачислили его певцом-солистом в архиерейский хор. А после успешного оконча-ния училища в 1862 г. Архангельского перевели в Пензенскую духовную семинарию. Архангельский быстро приобрел необ-ходимые профессиональные навыки и уже в шестнадцать лет успешно заменял заболевше-го регента, но, несмотря на это, остро ощущал недостаток знаний. Для того чтобы восполнить пробелы, он активно занимался самообразованием и тратил свой скромный заработок на уроки по теории музыки, композиции и гармонии; в течение семи лет учился играть на скрипке у концертмейстера оперного театра Рубиновича. В это же время он познакомился с известным пензенским музыкальным деятелем и композитором духовной музыки Николаем Михайловичем Потуловым. Летом 1870 г., на 24-м году жизни, молодой регент отправился в Петербург и осенью этого же года стал вольнослушателем хирургическо-го отделения Военно-медицинской академии. Но не забывал и о музыке, параллельно нака-пливая и углубляя свои музыкально-профессиональные знания. Он брал частные уроки по фортепиано и сольному пению. Архангельский считал, что регент-дирижер должен сам петь профессионально, знать правила постановки голоса, дабы «не портить» голоса певчих. Не проучившись и года в Медицинской академии, Александр Архангельский перешел в Техно-логический институт. Но и тут он понял, что такая жизнь не соответствовала его духовным интересам и физическим возможностям. И тогда 26-летний студент подал прошение ди-ректору Певческой капеллы Николаю Ивано-вичу Бахметеву о сдаче экстерном экзамена на звание регента. После получения аттестата повышенного разряда Архангельский устроился на должность регента Саперного батальона, потом - Конногвардейского полка и наконец - Придворно-конюшенной церкви. В связи со сложными материальными условиями регент-ство приходилось сочетать с государственной службой бухгалтера при Контрольной палате Министерства путей сообщения.

С середины 1870-х гг. Архангельский думал об организации собственного хора. Благодаря помощи своего земляка, министра путей сооб-щения Ф. Неронова, Архангельский в 1880 г. соз-дает собственный хор из 16-ти человек 4 , и уже через три года впервые состоялось публичное его вы-ступление, которое сразу привлекло к себе вни-мание публики и музыкальных деятелей.

В 1885 г. Александр Андреевич воплотил давно задуманное решение - произвел пере-мены в хоре, заменив мальчиков женским со-ставом, что явилось нововведением в практике исполнения хоровых произведений. Это позво-лило иметь постоянный состав хора и достигать вершин исполнительского мастерства.

С началом концертной деятельности хора связаны и успехи Архангельского как компо-зитора. В его творчестве духовные сочинения занимали значительное место. Исследователи его жизненного пути отмечают, что он, наряду с такими авторами, как Дмитрий Бортнянский, Алексей Львов, Николай Римский-Корсаков, сделал «крупный шаг вперед» по пути создания своей русской самобытной церковной музыки. Духовные сочинения Архангельского (а это и есть основное в его творчестве - около ста) от-личались высоким профессиональным уров-нем.

Концертная деятельность хора Архан-гельского стала яркой страницей в истории мирового музыкального искусства. Лучшие образцы песнопений Православной Церкви были открыты широкой публике. Благодаря таланту и организаторским способностям Ар-хангельский руководил хором 43 года - явле-ние уникальное в истории русского искусства. Александр Андреевич много внимания уделял регентам церковных хоров, помогая им расши-рять и обогащать репертуар.

Хор Архангельского совершал поездки как по России, так и за рубежом, его популярность была необычайной. Александра Андреевича называли лучшим хоровым дирижером мира. Из рецензий того времени можно прочитать: «Господин Архангельский не только серьезный музыкант, но и замечательный знаток того дела, которому он служит с любовью и редкой энергией... Вся Россия любит молиться под музыку А.А. Архангельского».

Революционные события Александр Андре-евич принял как православный христианин - со смирением, разделяя скорбный удел своего народа. В 1918 г. небольшое имение композито-ра в костромском селе Каликино было разгра-блено. «Народная» власть объявила, что музыкант лишен прав на свое имущество. Репертуар хора теперь утверждал Наркомат просвещения, изгнав всю православную музыку, а сам хор переименовали в Государственный хоровой коллектив. Несмотря ни на что, Архангельский продолжил работать и зимой 1921 г., во время празднования 50-летия хоровой деятельности Архангельского, ему - первому из хоровых ди-рижеров - присвоили звание заслуженного ар-тиста республики.

О своей жизни в Петрограде ничего осо-бенного не могу сказать; хор мой (в уменьшен-ном составе) функционирует, но все окружа-ющее до того тяготит... А что делать? Разруха полная и общая...»

В связи с переименованием Петербургской придворно-певческой капеллы в Государствен-ную академическую капеллу было сочтено «не-совместимым» существование в одном городе двух государственных хоров, Архангельскому предложили организовать Государственную ка-пеллу в Москве. Однако от этого предложения Архангельский отказался, ссылаясь на болезнь и преклонный возраст.

В 1923 г. через Александра Гречанинова ком-позитор получил приглашение поработать в Праге. Вместе с супругой Пелагеей Андреевной переехал он в Чехословакию. Здесь Александр Андреевич успешно работал с Общестуденче-ским русским хором7. Репетиции вновь создан-ного коллектива прерывались в связи с болез-нью руководителя. Летом 1924 г. Архангельского пригласили на лечение в Италию. Почувствовав улучшение, он возвратился в Прагу. Вместе с тем последствия октябрьского переворота на родине оставили тяжелый след в душе компо-зитора. 16 ноября 1924 г. он назначил очередную спевку хора, однако за час до ее начала сердце великого композитора навсегда остановилось...

В октябре 1925 г. прах Александра Анд-реевича, согласно высказанной им воле, был перевезен его женой в Ленинград, и там после соборно совершенной заупокойной Литургии в Казанском соборе, при пении «бывшего» хора любимого регента России, его предали по-гребению на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. На надгробии начертаны слова: «Внуши, Боже, молитву мою».

Наталия Кузина, руководитель таллинн-ского хора «Радуга», следующими словами охарактеризовала творчество Александра Анд-реевича Архангельского: «Музыкальный язык Архангельского естественен, как естественна и выразительна речь человека. Его сочинения отличаются необыкновенной мягкостью, ясно-стью, теплотой в музыке, молитвенностью».

По наблюдению одного из современников Александра Архангельского, «молящийся оча-ровывается не только красотой голосоведения, но, что самое главное, загорается под влиянием музыки Архангельского еще более сильным ре-лигиозным чувством. Причина этого влияния в глубоком религиозном чувстве самого автора...»

Бася ГРИНБЕРГ

В телепередаче “Тем временем” он размышляет о высоком, то бишь о культуре и просвещении. На “Эхе Москвы” – спускается на грешную землю, анализируя события политические. Он ученый муж, о чем свидетельствует соответствующая степень, и отец четверых детей. - Александр, сколько вам лет? - Сорок четыре. - В свои сорок четыре вы занимаетесь наукой, пишете учебники и книжки, ведете радио- и телепередачу… Как удается везде поспевать? - Строго говоря, наукой я уже не занимаюсь. Ею нужно либо заниматься постоянно, либо не заниматься вовсе. У меня есть определенные академические навыки, которые пригождаются в жизни, только и всего. Но вы правы, я защитил диссертацию на филфаке в Педагогическом институте имени Ленина и преподавал довольно долго, почти двадцать лет. Сначала в том же Ленинском, потом в консерватории на гуманитарной кафедре… Но я никогда не зарабатывал преподаванием. Кроме, конечно, того периода, когда читал лекции на Западе, в Женевском университете. Я преподавал там историю русской цивилизации. - Получается, вы пожертвовали наукой ради журналистики? - Нет-нет. Есть ученые по призванию. Я все же таким никогда не был. Даже когда занимался научной деятельностью, это скорее можно было назвать просвещением. А сегодня у меня колонка в «Известиях», в журнале «Профиль», в «РИА-Новостях», еженедельная телепередача «Тем временем» на канале «Культура» и еще раз в неделю эфир на радиостанции «Эхо Москвы». Если бы я совершенно не нуждался в деньгах, наверное, от чего-то лишнего отказался бы, но только не от публичных лекций, этим бы продолжал заниматься даже бесплатно. Хотя я достаточно хорошо получаю за свои лекции в регионах. - Неужели в регионах настолько ценят науку, что готовы за нее прилично платить? - Во-первых, в регионах есть деньги, во-вторых, не удовлетворен интеллектуальный интерес. По крайней мере, у молодых бизнесменов. Спросом пользуется и общественная тематика, и культурная. - Ваша передача на канале «Культура» («Тем временем») рассчитана на какого зрителя? - Зритель менялся вместе с нами. Я думаю, на сегодняшний день наша аудитория - традиционная интеллигенция, причем возрастная, старше сорока. Кроме того, молодые бизнесмены. А еще нас стали смотреть студенты. То есть мы работаем для образованных людей. Серьезные люди, работающие в финансовой сфере, - тоже наша аудитория. - Но все же в большей степени передачу смотрят люди почтенного возраста? - Думаю, две трети точно. Но это канал такой. Знаете, когда-то Михаил Швыдкой сказал: «Канал «Культура» смотрят старые коммунисты и молодые правые». - А почему тогда практически всем приглашенным гостям, как правило, за шестьдесят? - Во-первых, не всем; большей части от сорока до пятидесяти - можете сами подсчитать. Во-вторых, представьте себе, что в студию приходит молодой эксперт. В двух случаях из трех ему еще просто нечего сказать. Кстати сказать, мы живем в стране, где даже у передачи такого узконаправленного телеканала, как «Культура», аудитория в миллион зрителей. А что такое миллион зрителей? Это ведь десять стадионов. Да и вообще судить о передаче по возрастному принципу не совсем верно. Пообщайтесь с Юрием Петровичем Любимовым, который родился 30 сентября 1917 года. Еще октябрьский переворот не произошел, а он уже на свет появился! Ясный, светлый ум, и какая разница сколько ему лет? - На ТВ у вас передача о культуре, а на радио - о политике. У вас такие разносторонние знания? - А вы представляете себе, как это можно заниматься культурой и не заниматься политикой? Можно заниматься политикой и при этом не заниматься культурой, но не наоборот. - Ну а вам-то что ближе? - Мне ближе сама жизнь, то есть все, что нас окружает: и культура и политика. * * * - Александр, вы счастливый отец четверых детей. В наше время это сродни подвигу. - По-моему, дети - это очень даже хорошо. Они же не только забирают, но и отдают. К тому же я достаточно зарабатываю, и мои проблемы с деньгами не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывает в этом отношении среднестатистический россиянин. Я воспитываю двух мальчиков и двух девочек: Тимофею в этом году 19 лет, Лизе - 16, Софье - 7, а Тихону - 4 годика. По двое в каждом браке. - Удается проводить с ними достаточно времени? - Вот только не ждите от меня родительских стонов: мол, я бы хотел уделять детям как можно больше внимания и так далее. Знаете, был такой замечательный советский педагог Симон Соловейчик. Так у него была следующая формула: свет, пробивающийся под дверью отцовского кабинета, воспитывает лучше, чем все нотации на свете. Поэтому я считаю, что мой образ жизни воспитывает моих детей лучше, чем если бы я читал им нотации. У меня доверительные, хорошие отношения со всеми детьми. - У ведущего телеканала «Культура», наверное, и досуг культурный? - Ничего элитарного, все как у всех. В кино иногда хожу с детьми. Завтра, например, со средней дочкой поеду на дачу, и завтра же мой старший сын сдаст экзамен в институте и присоединится к нам. Погуляем, съедим окрошку, а ночью обратно поедем. - Вы строгий отец? - Скорее, да. Я считаю, что родители в глазах детей должны чувствовать авторитет. Когда выступал на выпускном вечере старшего сына, сказал учителям спасибо за то, что они не мешали мне заниматься своим делом. Я проверял дневник не больше трех раз за все 11 лет обучения сына. Думаю, у детей должен быть сформирован запрос на информацию, на образование. Если дети видят, как родители читают книги, а гости семьи в беседах приводят цитаты из хороших произведений, - это же откладывается на подкорку и формирует жизненную установку. Мой сын учится на мехмате, и там, скажу я вам, наркотиков нет вообще. Там учатся дети из простых семей, что хорошо. Ведь где лишние деньги, ничего доброго не происходит. Да и школа, в которой учился Тимофей, была самой обычной. Ведь что главное в школе? Хорошая атмосфера, дети должны адаптироваться к социуму. Им жить здесь, в России, поэтому и среда обитания должна быть нормальная - та, в которой потом придется существовать, а не элитарная. Ну, разумеется, в десятом и одиннадцатом классах образование необходимо наращивать за счет частных учителей… - Александр, вы живете недалеко от Старого Арбата. Детство прошло там же? - Да нет. Эту квартиру купил не так давно, а родился в Сокольниках. Жил в Матвеевке, потом около метро Планерная, Октябрьское Поле, Баррикадная… Хорошо жить в центре. Я работаю допоздна, и когда нужно возвращаться домой, нет беспокойства, что на дорогу придется потратить много времени. - А кто ваши родители? - Маму зовут Людмила Тихоновна, она меня одна растила. С отцом разошлась, когда я был совсем маленький. Мама работала машинисткой на радио в том самом здании, где сейчас расположен телеканал «Культура». Кстати, мне это место памятно еще и тем, что там находилась редакция «Пионерской зорьки» советского детского радио, где я и начинал свой трудовой путь. Это было ужасно. - А это еще почему? - Я всегда готов идти на компромисс, но всему есть предел. Меня просто тошнило от самого способа производства передачи, от ложного какого-то барабанно-пионерского задора, от того, что в редакции работали люди с 50-х годов, и снять их никто не мог. Представляете, на столе главной редакторши лежал список писателей, напротив каждой фамилии прописан эпитет, который можно было употреблять только в отношении него. Например, Пушкин Александр Сергеевич - гениальный, Толстой Лев Николаевич - великий и так далее. Я проработал там всего девять месяцев, не выдержал и уволился. Но, как видите, окончательно с радио не ушел… * * * - Александр, а в вашей дружной семье сохранились какие-нибудь традиции - например, Новый год встречать вместе или отмечать дни рождения. - Новый год не всегда удается. Ведь двое моих старших детей встречают его со своей мамой, то есть с моей первой женой. А насчет дней рождения… Знаете, вот уж лет пять точно я свои отмечаю в командировках. - Хорошо, ну а как насчет национальных еврейских традиций? - Я вас разочарую: я не еврей. Моя внешность - в греческую родню со стороны мамы. Правда, греческой крови во мне всего-то одна восьмая. А вот у моей второй жены - да, есть еврейские корни. Фамилия ее дедушки - Бронштейн… Правда, и я успел пострадать за великий еврейский народ. Помню, когда пришел поступать в аспирантуру Ленинского педагогического, начальница отдела посмотрела на меня внимательно и заявила: «А вам лучше не поступать». Я удивился: «Почему?» Она подумала и ответила: «А потому…» - Но, судя по передаче «Тем временем», вам и по работе приходится общаться с представителями, как вы говорите, великого еврейского народа. - Конечно, это ведь интеллектуальная передача. Евреи на протяжении всей истории определяли свою идентичность посредствам интеллекта. Интеллект нельзя потерять, это то, что всегда остается с тобой. В интеллектуальных сферах почти все представители именно этой национальности. У них с одной стороны аналитический склад ума, а с другой - эмоциональность. - В Израиле бывали? - Да. Ну что тут скажешь - великая, фантастическая страна. Кстати, я немножко занимался историей Палестины, читал описания путешественников XIX века. Конечно, то, что можно увидеть сегодня в Израиле, совсем не похоже на картинки из жизни прошлого. В наши дни это зеленая, обжитая страна… Еврейские кварталы от арабских легко отличить по наличию зелени и отсутствию грязи. Странно, вроде бы одни и те же исторические корни и природно-географические условия, а жизнь совершенно иная. Что до политики, думаю, евреев губит упрямство. Последние двадцать лет на политической сцене просто сплошная череда ошибок. С арабами нужно было договариваться раньше: давать в 70-е годы даже больше, чем они хотели, автономию, либо уже потом не отдавать ничего. В истории нельзя демонстрировать слабость. И то, что происходит сейчас, - очень большая ошибка. Боюсь, дело может кончиться потерей Восточного Иерусалима. Но за этим может последовать гибель Израиля. Надеюсь, до этого не дойдет… * * * - В вашей телепередаче существуют запретные темы? - Конечно. Никогда не буду обсуждать корпорацию, где работаю, не стану говорить о телевизионной деятельности своих коллег. Вот когда закончу заниматься телевидением, тогда пожалуйста. Ты не можешь быть судьей тех, с кем работаешь на одном поле. - А как насчет запретных тем в политике? - Думаю, не стану обсуждать личность Владимира Владимировича Путина. Я все же работаю на государственном канале, и у меня есть определенные ограничения. Да и вообще, его личность мне не очень интересна - отличие от деятельности. Что касается политики в целом - се, что происходит после 25 октября 2003-го, я считаю ошибкой. В тот день задержали Ходорковского, и как бы кто ни относился к этому бизнесмену, но именно его арест повлек за собой цепочку последствий, которые, с моей точки зрения, ведут нас к тупику. Понимаете, когда Путин в послании к Федеральному собранию говорит об усыновлении, - я его поддерживаю, а вот когда только два раза употребляет слово «демократия» и то с негативным оттенком, - я резко против. И уверен, что это не то будущее для страны, где живут и мои дети.

Архангельский Александр Николаевич - российский писатель и поэт, литературовед, публицист, представитель современной интеллигенции, кандидат филологических наук, известный телеведущий, знакомый зрителям по информационно-аналитической программе «Тем временем», посвященной экономическим и политическим темам, а также основным культурным событиям недели.

Александр Архангельский: биография

Коренной москвич родился 27 апреля 1962 года, рос и воспитывался в обыкновенной семье с мамой и прабабушкой. Жили на окраине столицы, небогато; мама работала машинисткой на радио. В школе учился блестяще по всем предметам, связанным с литературой. Очень быстро бросил заниматься математикой, не по причине отсутствия способностей, а потому что не любил тратить время на вещи, не вызывающие интереса.

В какой-то момент жизни ему сказочно повезло: мальчик пошел во Дворец пионеров записываться в кружок рисования и случайно, за компанию с некоторыми ребятами, стал участником литературного кружка. Именно там на него огромное влияние оказала молодой психолог и преподаватель Зинаида Николаевна Новлянская. Для этой молодой женщины, работавшей за мизерную зарплату, профессия являлась чем-то большим - призванием; она сделала из своих подопечных литературно подкованных людей, подав советским школьникам множество ярких и добрых примеров. И сегодня Александр Архангельский тесно общается с уже выросшими ребятами - участниками кружка далекого 1976 года.

Жизненная цель поставлена

После школы Александр, четко понимавший, чего хочет от жизни, определился сразу и поступил в педагогический институт на факультет русского языка и литературы. Годы студенчества совпали с работой во Дворце пионеров, куда Александр устроился руководителем литературного кружка. Так как преподавательская деятельность не интересовала Александра, и он совершенно не собирался реализовать себя в данном направлении, то подделал медицинское заключение в том, что не может преподавать по причине астмы.

Дальнейшей ступенью в судьбе молодого литератора была работа на радио, где коллегами являлись женщины пенсионного возраста. Долго терпеть такого соседства Александр не смог: через 9 месяцев сбежал оттуда. Затем устроился старшим редактором журнала «Дружба народов»; причем на тот момент Архангельскому казалось, что это потолок карьеры - дальше уже расти было некуда. Работа в журнале пришлась ему по душе: интересная, со множеством командировок. В тот период Александр посетил Армению, Азербайджан и Казахстан, где впервые стал свидетелем выступления молодежи с национальными лозунгами и почувствовал себя участником исторического процесса, направленного на изменение обстановки в стране.

Достижения автора

В 90-е годы литератор работал в Швейцарии и очень полюбил эту страну. Там он читал лекции в Женевском университете, а зарабатываемых за три месяца денег ему хватало для того, чтобы прожить год в Москве, не бедствуя. В столице Архангельский преподавал на гуманитарной кафедре Московской консерватории.

В газете «Известия» Александр Архангельский прошел все ступени: работал сначала обозревателем, затем заместителем главного редактора и колумнистом. С 1992 по 1993 год вел на РТР программу «Против течения», в 2002 году - «Хронограф», является членом Союза российских писателей, Членом жюри за 1995 год. Академик-учредитель и президент Академии русской современной словесности.

В семейной жизни Александр был два раза женат и имеет от двух браков четверых детей. Нынешняя супруга Мария работает журналистом.

Телевизионный опыт Архангельского

Большое количество разных мнений вызывает «Жара» - фильм-размышление, повествующий об уникальном периоде истории страны и Церкви, периоде трагическом, осмысленном и глубоком.

Просмотр фильма, автором которого является Архангельский, вызывает очень противоречивые чувства. С одной стороны, автор знакомит аудиторию с религиозными поисками 70-80-х годов 20-го века, с другой - фильм показывает лишь малую часть того, что происходило в те годы вокруг православной церкви, и старается убедить зрителя в том, что в СССР настоящая церковь существовала тайно, а подлинными христианами были ученые и интеллигенты. Остальные жители страны советов просто выживали в созданных условиях.

Литература в жизни Александра Архангельского

Архангельский как литератор рос на произведениях многих авторов, но огромное влияние на него оказал Пастернак, в творчество которого будущий писатель окунулся с головой. Сильно запомнилась литератору встреча с Дмитрием Николаевичем Журавлевым, у которого были рукописи этого великого писателя, подаренные автором самолично. Далее в институте для Архангельского открылся Пушкин, а после и вся мировая литература. Александр Архангельский имеет шикарную библиотеку, насчитывающую более 3000 книг. Это вся мировая классика, причем книги стоят по принципу хронологии (от древневосточной и античной до современной) и по принципу наличия желания перечитать каждую еще раз.

Александр Архангельский: книги автора

Что есть для Александра Архангельского литература? Это единственный предмет, позволяющий с познавательного и практического уровня подниматься на эмоциональный.

Ведь литература о сердце, об уме, тайне жизни и смерти, испытаниях, о прошлом и том, что людей окружает. Именно в ней оживает все: от бытовых предметов до животных. Литература - это важный школьный предмет, поэтому Архангельский написал учебник по данному предмету для десятого класса. Цель преподавания этого школьного предмета - научить детей искать и находить в человеке человеческое. Также Архангельский является автором и ведущим цикла документальных кинолент «Фабрики памяти: Библиотеки мира». На его счету такие опубликованные произведения, как «Послание к Тимофею», «Цена отсечения» и прочие.