Нашу повседневную жизнь и не. Повседневная жизнь

Данный материал прислал нам наш постоянный читатель Айрат Ялаев.

В повседневной рутине наша жизнь превращается в череду одинаковых дней.

Чем это грозит? Наш мозг пластичен, поэтому не используемые части мозга поглощаются теми, которыми мы часто пользуемся. Например раньше (начальные классы) мы примерно одинаково знали все предметы, но потом в университете получили узкую специализацию и использовали только ту информацию которая нужна была нам для выполнения прямых обязанностей. И получили специалиста, который лучше считает чем в школе, но меньше знает о развитии эмбриона или вообще забыл о том, что самая прочная ткань в организме человека – зубная эмаль. Да это и не важная информация кто-то подумает. Кому какая разница, что наша кожа – крутейшей самовосстанавливающийся инструмент выживания или то, насколько совершенен наш организм. Но также мы едем на работу той же дорогой, которой ехали неделю назад, завтрак и ужин отличаются лишь содержанием. В некоторых случаях это приводит к ухудшению темпов и качества работы, апатии, грусти и творческому упадку.

Какой выход?

1. Читать. Читая мы узнаем о том как люди жили и чего этим достигли. А так же получаем плоды трудов ученых посвятивших десятилетия на изучение тех тем, на изучение которых у нас не хватило бы жизни. Грех не воспользоваться возможностью стать просвещенным интеллектуалом в нашем то информационном веке. Когда труды многих признанных ученых мы можем без особого труда найти на прилавках книжных магазинов.

2. Пить воду за пару часов перед сном. Как-то раз я прочитал об этом в одной статье и решил попробовать, как раз в этот период утренняя тяжесть порядком поднадоела. И о чудо – один стакан воды за два часа до сна явилось причиной исчезновения тяжести утром.

3. Активно отдыхать. И те, кто много времени проводит в онлайне с коллегами и друзьями, и те, кто в оффлайне (работают дома и т.п.) нуждаются в отдыхе. Хоть раз поиграв в теннис, футбол, волейбол, съездив на горнолыжную базу, станет ясно, как нужно расслабляться с друзьями и коллегами.

4. Не переедать и питаться здоровой пищей. Как бы это банально не звучало, но мы то - что мы едим. И этого не должно быть в излишке, ведь на самом деле чтобы насытиться нам нужно очень мало. И скорее всего не зря нам дано чувство насыщения и голода?

5. Связаться с родственниками. Благо у некоторых из нас есть родственники, так может нужно быть благодарным этому? Ведь многие из них внесли свою лепту в становлении нашей личности. К тому же звонок от дальнего родственника порадует многих, так давайте мы начнем с себя и будем инициаторами «хорошего настроения».

6. Делать обыденные дела, только иначе. Попробуйте завтра выехать раньше и поехать на работу другой дорогой. Если завтракали за столом, в этот раз попробуйте поесть на ковре, постелив скатерть. Если по пути к рабочему месту вы не обращали внимание на окружающих, то в этот раз улыбнитесь и поздоровайтесь.

А как вы предлагаете разнообразить нашу с вами жизнь?

Бывают в жизни моменты, когда хочется просто взять и все поменять. Но что «все» - не понятно, и как это сделать – тем более. Поэтому многие остаются в рутине и продолжают суетливый бег по жизни.

Есть 11 отличных способов, чтобы перемены в жизни начали происходить прямо сейчас. Благодаря им, в твоих буднях станет больше красок и позитива. А это уже начало масштабных изменений!

Измени привычные маршруты

Те дороги, которыми мы ходим изо дня в день, становятся автоматическими. Ты механически спешишь по делам, думая о чем-то своем, не замечая ни пейзажа, ни красоты, ни людей вокруг. Попробуй каждый раз привносить в свой маршрут что-то новенькое: вид транспорта, дорогу, угол, поворот.

Если на работу ты постоянно спешишь, и продумывать новый маршрут – проблематично, то просто начни возвращаться домой другим путем. Наверняка, в том месте, где ты живешь, есть места, в которых ты до сих пор не был, или бываешь очень редко. Посети их уже на этой неделе!

Пробуй каждую неделю новый вкус

Ты когда-нибудь пробовал блюда въетнамской кухни? Или итальянскую паэлью? А может тебя удивит вкус мексиканского гвакамоле?

Возьми себе за правило - пробовать хотя бы одно новое блюдо в неделю. Хватит каждый день кушать одно и то же! Удиви себя на этой неделе походом в милое местечко, где ты попробуешь то, что не ел никогда в жизни! У тебя появится новый опыт и незабываемые ощущения!

Делай сюрпризы

Доставлять радость близким - это прекрасно! Приносит море положительных эмоций! Маленькие и необычные знаки внимания сближают людей и обновляют отношения. Попробуй!

Также помни, что есть духовный закон сеяния и жатвы, который гласит «что ты посеешь, то и пожнешь». Делая сюрпризы другим, ожидай сюрпризы в своей жизни!

Путешествуй по городам своей страны

Это не дорого, не требует долгого оформления виз и приготовлений. Просто на выходные купи билет до какого-то городка и погуляй в нем до вечера.

Дорога и прогулки помогут тебе разобраться в мыслях и чувствах и вернуться домой обновленным и отдохнувшим.

Поменяй имидж

Не обязательно перекрашивать волосы в красный цвет или делать пирсинг в носу. Не нужно глобальных изменений. Это может быть приятная мелочь, но обязательно раз в месяц.

Обнови стрижку, похулигань с челкой и макияжем. Если всегда одеваешься в джинсы – купи себе красивое платье. А если ты любитель официального делового стиля - позволь себе яркие краски. Добавь позитива себе и окружающим!

Сделай то, что тебе обычно не свойственно

Но всегда очень хотелось. Ты закрыт и скромен в общении с коллегами? Приди с утра, пожелай всем хорошего дня, и, улыбаясь, сделай комплимент каждому человеку в кабинете. Ты по жизни жадина? Пригласи друзей на кофе и угости десертами. Ходишь хмурый? Попробуй улыбнуться каждому, с кем зрительно встретишься на улице. Вообщем, делай то, чего от тебя не ожидают.

Перешагни зону привычного комфорта, и смени модель поведения. Это не просто, но поверь, ощущения тебя порадуют!

Пройди курсы

Найди недорогие мастер-классы в каком-то деле «для души». Научись танцевать, петь, играть на балалайке, круто резать овощи, изучи основные фразы китайского языка или мастерство расслабляющего массажа. Выбор разнообразен, как и твои таланты!

Цель, чтобы ты отдыхал душой на занятиях, не думал о работе и проблемах, а заряжался новыми знаниями и позитивом.

Обучение чему-то новому

Это уже касается твоего профессионального и личностного роста. Обучение всегда приносит новые эмоции и новые результаты. Подумай, какой навык поможет тебе выйти на новый уровень в работе или бизнесе и действуй!

Перестановка в доме и на рабочем месте

Небольшие (или очень большие!) внешние изменения заставят твой мозг думать по-новому. У тебя обязательно появятся новые идеи, радость и состояние созидания (это когда даже в мелочах ты сможешь черпать удовольствие и вдохновение).

Возьми отгул посреди рабочей недели

И проведи его как тебе хочется. Работа – это важно, но иногда стоит вырваться из привычного круга. Почувствуй себя школьником, который прогуливает урок и наслаждается свободой.

Погуляй по городу, съешь мороженое, сходи в зоопарк или просто почитай книжку в парке. Главное – нельзя этот день проводить дома или в бытовых вопросах. Это день твоей свободы!

Организуй фотосессию

Только пусть фотограф и стилист сами выберут тебе образ. Так ты сможешь увидеть себя совершенно с новой стороны, а красивые фото соберут много лайков и комментариев на твоих страничках. Это вдохновит тебя!

Попроси Бога о чуде

Главное отличие Бога от человека в том, что мы – естественные, а Он – СВЕРХъестественный! Поэтому и может сделать для человека СВЕРХ того, что мы можем сделать для себя сами.

Искренне попроси Его о явном чуде в твоей жизни и ожидай. Поверь, это действует! В своей жизни я постоянно вижу чудное проявление Божьей любви и силы просто потому, что позволяю Ему это делать.

Верь и получай чудеса!

Конечно, это не полный список того, как можно сделать жизнь удивительной, разнообразной и гармоничной. У каждого человека найдется свой уникальный способ. Поделись со мной в комментариях своим советом!

Много позитива, мотивации и эйфории ты получишь на легендарном живом тренинге Ицхака Пинтосевича « »! Приходи и перезагрузи свою жизнь!

С чего начинается ваш день? Может быть с пробежки по утру? А может быть с кофе? А что потом? Работа? Или, если вы студент, то колледж, либо институт, университет? Много вопросов, которые следует не просто иметь, а развивать их. Украшать, как предложение прилагательными, как новогоднюю ёлку игрушками. Я представляю вам кисточку, а акварель вы сами выберете.

Когда начать? Когда собраться и… и раскрасить ваше утро, ваш день, вечер? Любым способом. Какой вам именно понравится?

Музыка

Какую вы слушаете музыку? Какой жанр вам нравится? Или даже темп? Не хотели бы вы научиться не только слушать, но и создавать творчество? Попробуйте себя. Нужно пробовать, нужно стараться. Взгляните в интернет. Как творить музыку? Вдохновение, широкий кругозор. Вот то, что поможет вам. Гитара, пианино, это те инструменты, на которых я могу играть. Я играю, я оживаю за счёт этого. Сердце тонет в гармонии. Кто не пробовал, тот не поймёт. Если нет интернета или он у вас плох, тогда что же делать? Многие люди, сталкивающие с этой проблемой, всегда выходят из этой ситуации. Музыку можно найти повсюду. Только услышьте её. Кто-то скажет, что я пишу пустые слова. И эти кто-то просто не верят, вера отсутствует, и от этого музыка не будет вас находить, и вы её не найдёте. Музыка меняется со временем. Новые жанры путают людям мозги. Но конечно, смотря какие жанры. И я не отрицаю мнения других. Просто я преподнёс свою точку зрения. Не забывайте тех ощущений, испытывающие вами. Покупайте инструмент. Учитесь с помощью книг, видео уроков по интернету. Сделайте свою жизнь разнообразнее. И представьте себе. Вы просыпаетесь, делаете, как обычно все утренние дела: завтрак, зарядка или что-нибудь другое. После, перед тем как уйти туда, куда вам нужно спешить, вы садитесь за гитару и играете самую любимую музыку, которая вас утешает и окутывает одеялом спокойствия и настроя на весь день.

Книги

Когда-нибудь читали книги? Или ваш разум уже потонул в виртуальном мире? Я, бывало, начинал читать книгу, но прочитав только половину, я начал заниматься другими делами, а после и забыл про ту книгу, книгу, недочитанную мною. Вскоре я начал читать книгу с меньшим объёмом. И дочитал до конца. И сделал вывод, что книга интересна не только по объёму, но и по содержанию. Вскоре нашёл книгу по больше, называется “Человек, который смеётся” (Виктор Гюго). Очень интересная книга, только с немного нудным началом. В свободное время я читаю её. Запомните! Книга не открывает вам будущее, она только показывает ваш настоящий внутренний мир. Это помогает разобраться в себе!

Спорт

Кто хотел бы знать, сколько он проживёт? Большинство ответили, что не желают знать этого. Ну а остальные признались, что не против. Допустим вы узнали. Хотели бы это изменить? Наверное каждому хотелось пожить по дольше. А чтобы это сделать нужно что? Нужно меняться. К тому же в лучшую сторону. Не просиживаться в социальной сети весь ваш день, всю учёбу и даже весь уикенд, а поднять свои задницы и бежать. Бежать до тех пор, пока легкие вам не дадут понять, что устали. Продлить жизнь и тем более её разнообразить можно с тем, с кем вы должны познакомиться. Это будет ваш новый друг - СПОРТ. Если вы одиноки, то спорт развеет ваше одиночество. Если вы обижены на кого-то или злитесь, то спорт снимет стресс, как и друг. Всегда поможет. И снова пример с утром. Просыпаясь, вы чувствуете себя сонным, не выжитым лимоном. Идёте под душ. Хоть он и помогает взбодриться, но кости помогает разогреть и размять не душ, а пробежка поутру. Только представьте себе, вы бежите по городу. Город спит. Тишина. Ветерок при беге ласкает вам ваше сонное лицо. Глаза слезятся от ветра. Солнце встаёт вместе с вами. Музыка сопровождает ваш темп, ваше биение сердца, ваше дыхание.

Организм говорит вам СПАСИБО.

Эти три способа помогли сделать мою повседневную и одинаковую жизнь просто светлее, просто ярче и просто лучше.

Словом «повседневность » обозначают само собой разумеющуюся реальность, фактичность, мир обыденной жизни, где люди рождаются и умирают, радуются и страдают.

Повседневность также должна рассматриваться как деятельность, регулируемая нормами и институтами.

Важнейшим признаком повседневности является повторяемость . Повседневностью становится то, что повторяется каждый день — неизбежное, обязательное, привычное, если оно оценивается как рутинное, тривиальное. В этом качестве повседневность противостоит праздникам, выходным дням , а также ритуалам, с которыми связаны важнейшие моменты в жизни человека. Поэтому не все события, происходящие ежедневно, относятся к повседневности. Таковы, например, сон (сновидения), молитва, досуг.

Уровень повседневности в жизни человека

Основной единицей времени повседневности являются сутки , которые можно охарактеризовать на основе как временной шкалы — темпоральное измерение повседневности, так и событийного ряда — распорядок дня, приуроченность определенных событий к определенному времени суток. Обычно сутки делят на четыре части:

• время дня удовлетворения телесных потребностей (сон, питание, секс, гигиенические и косметические процедуры) и духовных ( , получение информации, психологическая поддержка);
• время для ведения ;
• время для работы, обеспечивающей средства к существованию, или учебы;
• свободное время для дружеского общения, любительских занятий и просто ничегонеделанья.

Выделяют также пространственное измерение повседневности — места, где протекает повседневная жизнь, представляют собой систему пространств, включающую пространства тела человека, его жилища и поселения.

В пространстве тела выделяют телесный верх — голова и руки, и телесный низ, с которым связана физиология (выделения, секс). Традиционно высокую культурную ценность придавали верху, а низкую ценность — низу, считавшемуся «нечистым». Лишь в конце XX в. началась реабилитация телесности человека и его телесного низа.

В пространстве жилища расположен ряд функциональных зон — зона питания (очаг, печь, кухня, кладовые, погреба, стол), зона сна (кровать, спальня), зона ухода за телом (ванная, туалет, умывальник). В традиционных культурах также всегда выделялись зоны сакрального, священного («красный угол») и мирского (печь). В XX в. наблюдаются тенденция десакрализации пространства жилища и в то же время — все большая дифференциация его внутреннего пространства — появляются новые зоны личного пространства.

В пространстве поселения (города) выделяются места для (рынки, магазины), общественного питания (кафе, бары, закусочные), транспортные артерии (реки, улицы, дороги), рабочие зоны, места получения питьевой воды (реки, водоемы, колодцы, водопровод). В городе зоны власти, отдыха и сакральные зоны противостоят пространству повседневности, хотя территориально они могут пересекаться и сосуществовать.

Пространство повседневности заполнено многочисленными вещами — отдельными, автономными частями культуры. В каждой зоне они свои и оцениваются в первую очередь по их утилитарному назначению. Но любая бытовая вещь полифункциональна. Она может выполнять функции мемориальную, сакральную, престижную, эстетическую, социально-статусную. Актуализация этих функций определяется как конкретно-исторической, так и сиюминутной ситуацией.

Повседневность: краткая история понятия

Несмотря на то, что повседневность уже два века находится под прицелом художников, теория искусства не предложила ее последовательной интерпретации. Обращаясь к наследию психоанализа, социологии и критической теории, Никос Папастериадис предлагает новый взгляд на повседневную жизнь современного мира. Сегодня именно повседневность дает ключ к противодействию гомогенизации культуры и подавлению человеческой индивидуальности. T&P публикуют перевод главы из книги «Пространственная эстетика: искусство, место и повседневность», переведенной фондом V-A-C в рамках совместного проекта.

На протяжении большей части XX века понятие «повседневности» редко выходило на поверхность, считаясь маловажным компонентом социологической традиции. Оно было популяризировано в 1980-е годы в рамках полемики в области исследований культуры и вошло в дискурс современного искусства в середине-конце 1990-х годов. За выходом понятия повседневности на авансцену последовал период замешательства и неопределенности в сфере теории. После десятилетий насыщенных споров об отношениях между искусством, властью и дискурсом последовало затишье, и новых работ о значении социального контекста искусства не появлялось. Казалось, что введение в оборот понятия повседневности было нейтральным обозначением самых разных форм художественной практики. Если отношения между искусством, политикой и теорией зашли в тупик, то, как предполагалось, концепция повседневности поможет обнаружить особые формы жизненного опыта, которые направляют работу художника и взаимодейстуют с политикой, не ориентируясь при этом на какую-либо теорию с предвзятыми идеологическими установками.

Хотя эта популярная трактовка понятия повседневности и могла поспособствовать признанию специфического положения искусства и его соотношения с другой общественно значимой деятельностью, история идей недооценила эту концепцию. Понятие повседневности может оставаться нейтральным только до тех пор, пока его используют в самом прямом и привычном смысле. На протяжении XX века оно периодически смещалось: от простого обозначения обыденных элементов общественной жизни до критической категории, которая не только противопоставлялась материальности и тотальности современной культуры, но также служила средством для переопределения действительности с целью вызвать социальные преобразования.

Русские формалисты были одними из первых художников, переосмысливших отношения между искусством и повседневностью. Признав, что искусство всегда состоит в диалектических отношениях с другими культурными событиями, они изобрели новые художественные практики, которые были напрямую вовлечены в материальность производства и разные формы средств массовой информации. Смещение в восприятии повседневности не ограничивалось художниками, потому что, как заметил Джон Робертс, на ранних стадиях Русской революции и Ленин, и Троцкий признавали значимость критического изображения повседневности. Они верили, что литература, кино и театр могут выстраивать «пролетарскую культуру» с новой универсалистской позиции:

«Повседневность должна была создаваться не на основе узкого культурного опыта рабочего класса, а на базисе всей мировой культуры, особенно богатый вклад в которую внесли формы европейской буржуазной культуры, а также мировой культуры в целом, которую унаследовал пролетариат как авангард всего человечества».

В феврале 2015 года фонд V-A-C запустил новую программу по реализации художественных проектов в городской среде Москвы «Расширение пространства. Художественные практики в городской среде» , направленную на распознавание точек взаимного интереса искусства и города, а также исследование способов их взаимодействия, адекватных социальной и культурной жизни Москвы. Одна из важнейших задач проекта - стимулирование общественной и профессиональной дискуссии о роли и возможностях паблик-арта в современной московской среде. В рамках совместного сотрудничества с фондом V-A-C «Теории и практики» подготовили серию теоретических текстов о паблик-арте и интервью с ведущими специалистами в сфере искусства в городской среде, которые делятся с читателями своими идеями о будущем паблик-арта.

Соотнесенная с историей авангарда, концепция повседневности также позволяет заново оценить художественные практики, которые культура мейнстрима могла счесть банальными или маргинальными. От дадаистов и сюрреалистов до ситуационизма и движения Флуксус художники экспериментировали, подрывая конвенциональное использование повседневных предметов и привычные ассоциативные ряды искусства модернизма. В центре этих экспериментов стояла не просто документация артефактов и обычаев современного мира, но также соединение художественной практики с новыми промышленными техниками, чтобы выпустить на свободу тот творческий потенциал современной жизни. Эти художественные союзы воспринимались как витальная сила противодействия гомогенизации культуры и подавлению индивидуальности в современном мире. Привычки восприятия, которые вырабатываются в городе, понимались как «проблемы». Немецкий социолог начала XX века Георг Зиммель описал это притупление критической способности как следствие пресыщенности жизнью в современном городе. Морис Бланшо подчеркнул это открытие, когда определил основное свойство современной культуры как «скуку» - форму сознания, где образы утрачивают свою форму и «гражданин внутри нас» погружается в сон:

Посредством тактики шока, сопоставления и взаимодействия модернистские художники пытались пробудить «гражданина внутри нас».

Для Бланшо повседневная жизнь была одета сразу в несколько интеллектуальных, политических и культурных смирительных рубашек. Искусство воспринималось как средство обнажения тоталитарной изнанки социальных иллюзий и стимулирования критического восприятия реальности. Внимание к роли произвольного и подсознательного в нашей повседневной жизни наделялось политическим и психологическим измерением. Чтобы сломать преграду условностей, функции искусства расширились: от передачи конкретного сообщения авангард должен был привести к трансформации повседневного сознания. Представляя знакомые объекты с неожиданных точек зрения, художники не только стремились открыть их скрытую поэтичность, но высвободить новое, революционное понимание реальности. Эти амбиции должны были поддержать полемику о роли художника. Однако, несмотря на долгую традицию авангардных экспериментов и неоднократные попытки разрушить границы между популярной культурой и высоким искусством, понятие повседневности по-прежнему не получало должного теоретического осмысления в рамках дискурса современного искусства. Большинство теоретических работ, посвященных концепции повседневности, принадлежат областям социологии, философии и психоанализа.

Dora Maurer, Time , 1972

В рамках социологии категория повседневности четко противопоставлена другим концепциям, делающим упор на структурные, трансцендентные или внеисторические силы. Концепция повседневности не была способом уйти от социальной проблематики или вовсе избежать ее, а средством переосмысления отношений между частным и общим или того,как внимание к деталям обыденной жизни помогает выявить сущность более широкой системы. Однако применительно к искусству понятие повседневности получило иную трактовку: считалось, что от более ранних теоретических моделей она отличается тем, что не пытается ни сузить значение искусства до априорных категорий данной политической идеологии, ни объяснить его содержание исходя из предустановленных психоаналитических и философских категорий.

Рассматривать искусство в свете понятия повседневности значит подчеркивать, что критерий для его оценки не стоит заимствовать у других дискурсов, но скорее из его выражения в обыденной жизни. Однако эта цель проникнуть прямиком в жизненный мир, не прибегая к помощи других дискурсов, не может быть достигнута в чистом виде. Прямого доступа к репрезентации повседневности нет. Теории языка, культуры и психики так тесно сплетаются друг с другом при каждой нашей попытке представить детали обыденности. Хотя концепция повседневности и может показаться новым способом выражения контекста художественной практики, нельзя забывать, что она укоренена в продолжительной социологической и философской полемике о практике. В дискурсе истории искусств вроде «искусство и повседневность» можно проследить переход от искусства жизни к политике социальных преобразований.

Критический ответ на реализм в конце XIX века и связанные с ним попытки расширить тематику изобразительного искусства были отчасти вызваны пересмотром буржуазных различий между благородным и заурядным, прекрасным и безобразным, изящным и обыденным. Главные борцы за модернизм вроде Бодлера должны были уделять особое внимание витальной репрезентации «повседневности». Я не ставлю перед собой цели проиллюстрировать, как художники либо боролись с этим процессом, либо пытались покрепче завязать узлы между искусством и повседневностью, скорее, я намерен контекстуализировать это понятие. Как отметил Скотт Маккуайер:

«В то время как коннотации термина «повседневное» имеют противоречивую историю, идущую от марксистской социологии (особенно работы Анри Лефевра 1947 года «Критика повседневной жизни»), а затем, проходящую через феноменологию и Ситуационистский интернационал («Революция повседневной жизни» Рауля Ванейгема, опубликованная в 1967 году, была приложением к «Обществу спектакля» Ги Дебора), к тому, что он стал доксой современных исследований культуры, его значение претерпели существенные изменения».

Генеалогия концепции повседневности может быть прослежена в гораздо более далеком прошлом, и сеть может быть расставлена шире. Майк Фезерстоун находит отголоски этой концепции в античности и опирается в своем исследовании не только на марксистскую, но и на феноменологическую традицию. Древнегреческие философы пристально рассматривали и активно обсуждали вопрос о том, что составляет «хорошую жизнь». В феноменологической традиции термин «жизненный мир» играл центральную роль, и когда Альфред Шюц ввел его в социологию, он определял его в отношении гетерогенности позиций в действии и мышлении, которые вступали в противоречие с господствующими, институционализированными действиями и рационализированными формами мышления. Попытка Агнеш Хеллер синтезировать феноменологическую и марксистскую традиции повседневности привела к характеризации ее как «охватывающей разные отношения, в том числе и рефлексивные отношения». Эти отношения включают не только определяющие место «я» и помогающие постичь окружающий мир, но также и те отношения, которые обладают критическим потенциалом и могут предложить видение «лучшего мира». В ее трактовке повседневная жизнь рассматривается как составная часть «я» и общества. Это совокупность и отношений, формирующих «я», и процессов, формирующих мир.

Хотя концепция повседневности напоминает амебу, чей состав и контуры меняются в зависимости от того, с чем она вступает в контакт и какие смыслы вбирает в себя, необходимо подчеркнуть, что она все-таки не внеположена теории и политике. Концепция повседневности не безгранична. Несмотря на то, что она определяется вопреки однонаправленным или редукционистским теориям социальных преобразований, она не выдвигалась с целью доказать, что существовали некоторые места, которые были абсолютно открытыми и свободными от любых институциональных ограничений. Параметры повседневности можно заострить, сопоставив ее с противоположным понятием - не-повседневностью.

Nam June Paik, Zen for TV , 1963/78

В социологии - особенно в этнометодологической традиции - понятие повседневности использовалась для того, чтобы проверить, может ли теория противостоять либо моделированию миру, устанавливающему обязательные правила, либо тотализирующей абстракции, устанавливающей точную последовательность причин и следствий. Концепция повседневности также играла важную роль в переосмыслении «места» теории. Если мы понимаем теорию как действующую внутри, а не выше или за пределами конкретного контекста, то эта позиция, подразумевающая, что в самих структурах и институциях причастности идет процесс репрезентации, откроет нам такой уровень критики, создаст нам такой угол обзора, откуда мы сможем следить за точной конфигурацией течений и столкновений в общественных отношениях.

Таким образом, теория повседневности оказалась расположенной в пробелах, в промежутках, на окраинах и в пограничных зонах социального. Место и проявление повседневности было установлено, например, в том, когда рабочие уличают те мгновения, которые прерывают монотонный ход работы; или когда мы неожиданным образом получаем удовольствие от продуктов массовой культуры, или когда присваиваем чужое пространство и именуем его домом, или даже когда поп-песня так совпадает с нашим внутренним состоянием, что становится нашим гимном. Повседневность была призвана показать, что существуют такие очаги сопротивления, тактики адаптации и рефлексивные формы субъектности (agency), которые эссенциализирующие и структуралистские модели социальной теории не приняли во внимание.

Учитывая неугомонную и подрывную динамику современности, эта модальность лучше всего подходит для постижения столь симптоматичного для нашего времени чувства смещения и разрыва. Концепция повседневности в критической теории была тесно связана с конфликтом между свободой и отчуждением в современности. Более пессимистичные ответвления марксистской теории - особенно теоретики, находившиеся под влиянием работ Адорно о негативности культуры, - считали, что в лучшем случае повседневность вторит силам принуждения, свойственным современности, или, еще хуже, что она является проявлением того ложного политического перемирия, которое возможно при капитализме. Анри Лефевр, напротив, был одним из первых, кто заявил, что концепция повседневной жизни представляет собой позитивное дополнение к понятию отчуждения Маркса.

Признавая, что капитализм создает такие социальные отношения, которые отчуждают людей от их «родовой сущности» и друг друга, Лефевр также подчеркивал, что концепция повседневности может пролить свет на те сложные способы, которыми субъекты проявляют свой эмансипаторный и критический потенциал. Таким образом Лефевр обозначил новое место в рамках марксистской теории. Для Лефевра значимость понятия повседневности состоит в том, что она указывает на путь преодоления отчужденности. Лефевр был убежден, что отчужденность нельзя преодолеть за счет одних только политических преобразований. Напротив, он отмечал, что при сталинском режиме она только усугубилась. Лефевр считал, что энергия, заключенная в повседневности, исполнена светом. В отличие от идеалистов, относившихся к повседневности с высокомерным презрением, Лефевр верил, что творческое осмысление обыденной жизни может вызвать желание трансформировать общество. Он подчеркивал, что такие популярные формы искусства, как кино и фотография, имеют радикальное содержание и дают смутную надежду на обновление марксистской теории культуры.

René Magritte, "Ceci n"est pas une pipe"

Однако концепция повседневности Лефевра была ограничена из-за того, что он воспроизвел два изъяна марксистской теории отчуждения. Во-первых, теория собственного «я», которая служила контрапунктом отчужденной субъективности, предполагала существование некой целостной личности. Во-вторых, упор на товаризации труда в определении отчуждения, упускал из виду сферу неэкономического труда. Отчуждение таким образом сводилось к формам односторонних отношений между личностью и ее трудом. Согласно Марксу, если ценность сосредотачивается в объекте труда и если рабочий воспринимается как очередной товар в цепи производства, то начинается процесс отчуждения рабочего от продукта его труда, который умаляет чувство собственной значимости и приводит к овеществлению всех социальных отношений на рабочем месте. В конце концов, рабочий чувствует себя отчужденным от своей природы, собственной сущности и сознания тотальности всех человеческих взаимоотношений. Поэтому Маркс утверждал, что последствием отчуждения является потеря им своей родовой сущности.
В диалектике Маркса пространство повседневности определялось как обратная сторона отчуждения. Именно в нем, как утверждал Маркс, рабочий высвобождается из-под давления трудовых отношений и испытывает подлинное чувство собственной значимости. В этом пространстве, по мнению Маркса, возможно объединение фрагментов социальной реальности с сущностью идентичности. Хеллер тоже продолжила эту линию аргументации, подчеркнув, что марксистская теория «я» подразумевает обязательный союз между личностью и сферой деятельностью, образующей общество. Такое целостное «я» способно как осознавать течение и фрагментацию социальной реальности, так и предлагать критику, основанную на синтезе субъективности и повседневности.

Лефевр развивает свою теорию, для которой характерна логика интеграции, подразумевая под повседневностью все те сферы и институции, которые в своей совокупности и тотальности «определяют конкретного индивидуума». Рассматривая разные аспекты обыденности - от выбора досуга до устройства домашнего хозяйства - Лефевр обращает наше внимание на то, какими сложным способами социальные структуры проникают в нашу жизнь. Этот процесс интернализации не пассивен и не нейтрален. По мере того, как внешние социальные структуры проникают в повседневную жизнь индивида, он их активно трансформирует. Такой процесс интернализации имеет двойной эффект. Она преобразует внутреннее личное пространство, привнося в него элементы внешних структур, но одновременно и вызывает мощную ответную реакцию на поверхности социального. Двусторонние отношения между частью и целым - критический аспект теории Лефевра. Он считает, что «непримечательные события повседневной жизни имеют две стороны»: они отмечены произвольностью конкретного и и содержат в себе суть социального. Лефевр полагал, что проследив воспроизводство целого в практике частичного, он сумел отойти от модели «базиса-надстройка», которая делала марксистскую полемику о культуре бессмысленной. Однако эта двойная связь между частным и общим, где первое рассматривалось и как противоположность, и как изоморф последнего, привела, в свою очередь, к тому, что повседневность оказалась во власти другой формы идеализма.

Понятие повседневности у Мишеля де Серто идет еще дальше и предлагает такое понимание повседневности, которое обходится без идеализации интегративной логики, лежащего в основе марксистской традиции. Проводя аналогию между частью и целым, де Серто также предлагает эффект смещения. Он оказывается более чутким к тем тихим подвижкам, которые происходят при любом акте интернализации:

«Наличие и использование в обиходе некоторой репрезентации... никак не указывает на то, чем она является для использующих ее. Необходимо сперва проанализировать, как манипулируют этой репрезентацией те, кто прибегает к ней, не будучи ее производителями. Только тогда можно оценить разрыв и близость, существующую между производством образа и вторичным производством, которое скрывается в процессе его использования».

Именно это стремление постичь разницу между законами, ритуалами и репрезентациями, навязываемыми господствующим порядком, и субверсивными практиками согласия, адаптации и интерпретации со стороны лишенных власти, поддерживает исследование общественных отношений, предпринятое Мишелем де Серто. В фокусе его внимания находятся не запланированные эффекты социальной системы, а то, как она используется людьми, составляющими эту систему. Для де Серто политика повседневности нацелена на те микро-способы, которыми люди подрывают господствующий порядок. Де Серто прослеживает два уровня ответных реакций на то подавляющее и гомогенизирующее воздействие, которое оказывает современнос ть. Первый - это реакция этического характера, позволяющая людям в рамках того или иного общественного строя гуманизировать отношения друг с другом. Второй - это отмеченные де Серто техники противодействия, которые, в условиях строя, который конституирует народное большинство на своей периферии, дают слабым возможность лицемерно и изобретательно использовать сильных. Де Серто утверждает, что эти ответные тактики необходимы, так как человек все чаще оказывается в ситуации, когда социальные структуры нестабильны, границы подвижны, а обстоятельства слишком сложны и пространны, чтобы можно было их контролировать или вырваться из них.

С этой точки зрения, понятие повседневности де Серто значительно отличается от взглядов Лефевра. Учитывая сложность и разнообразие социального поля повседневности, де Серто не берется утверждать, что часть может передать сущность целого. Посредством изменения форм производства, перемещения главных центров управления, стремительного роста международной финансовой и спекулятивной торговли, все более активного проникновения медиа-индустрии в местные культуры и появления новых маршрутов миграции, глобализация усложнила и фрагментировала общественное устройство. Идентичность социального «целого» уже невозможно репрезентировать при помощи однозначных категорий и четко заданных границ. Этот пересмотр идентичности целого также усложняет репрезентативный статус части. К примеру, может ли искусство повседневности представить жизненный мир всей страны? Или должны ли мы делать менее обширные и более конкретные выводы о связи между частным, которое всегда представляет собой ответную тактику на целый ряд противоречивых требований, и целым, которое стало слишком сложным и фрагметированным, что вряд ли уже может выглядеть единым? Теперь каждый человек на микро-уровне своей повседневной жизни вынужден проявлять ум, хитрость и изворотливость как для того, чтобы выжить, так и для того, чтобы доставить себе удовольствие. «Эти изменения делают текст обитаемым, наподобие съемной квартиры».

Метафора дома очень удачно передает суть этой изгнаннической эпохи. По мнению де Серто, наше пребывание в современном мире, т. е. наше умение проникнуть в настоящее и делать смысл нашего времени запоминающимся и позитивным, уподобляется аренде квартиры. Пространство нам не принадлежит, структуры уже заданы, и обитать мы будем здесь невечно. Однако практика проживания не ограничена и не предопределена архитектурой здания. Мы въезжаем в квартиру со своим багажом, обставляем ее своими воспоминаниями и надеждами и привносим изменения, которые придают форму нашим желаниям и потребностям. Тот порядок, согласно которому устанавливается наша принадлежность чему-то, подобны отпечаткам пальцев нашей социальной идентичности.

Fluxus

Дом полон эмотивных ассоциаций и социальных смыслов, но в отличие от своих исторических предшественников, современный дом обретает свою идентичность в колебании между прибытием и отъездом, интеграцией и фрагментацией. Зигмунт Бауман описал наши современные взаимоотношения с домом не столько как смену места (displacement), сколько как отсутствие постоянного места (unplacement). Помимо того, что сейчас больше людей живет в далеких и незнакомых им местах, даже те, кто никуда не уехал, все острее чувствуют утрату ощущения места. Представление о доме необходимо объединить с чувством причастности. «Дом более не подразумевает жилище - теперь это невыразимая история проживания жизни». Слово «дом» (home) должно выступать и как глагол, а не только как существительное. Потому как дом более не сводится к какому-то месту из прошлого, где наше представление о собственном происхождении имеет географическую определенность; он также предстает как некий предел, кото рый избегает настоящего, но влечет нас на поиск новых и новых «пунктов назначения». Как и все, связанное с предназначением, дом вызывает в нас бесконечное стремление достичь его, но испытать полное и окончательное чувство прибытия нам теперь никогда не удается. Значение понятия «дом» сегодня сочетает в себе место происхождения и наши попытки реализовать свое предназначение. Чтобы рассказать историю жизни, проведенной в доме, мы должны сделать то, что Джон Берджер называет «бриколажем души». Когда Гастон Башляр применил инструменты психоанализа к структуре дома, назвав чердак Сверх-Я, первый этаж – Я, а подвал – Оно и тем самым выдвинув метод топоанализа, он позволил нам впервые заглянуть в душу архитектуры. А может он угадал архитектуру души? Обращаясь к таким фигуративным техникам, Башляр показал, как можно установить смысл через ассамбляж фрагментов, составляющими наш дом.

Психоанализ, который Фрейд направлял на то, чтобы раскрыть тайные смыслы банального и незначительного в повседневных привычках, был извлечен Башляром из своего чисто терапевтического контекста и перенесен в область критической поэтики. Психоанализ углубляет наше понимание повседневности, если его применение не сводится к диагностическим и медицинским нуждам, а расширяется до исследования психических импульсов в конституировании социального. Хотя психоанализ и не способен избавить нас от всех беспорядочных желаний и невротических привычек повседневности, просто «проработав» их происхождение из «первичных сцен», он подвел нас к пониманию вытесненного в повседневном, обеспечил нам эпистемологическое проникновение в устройство психики и обнажил уровни бессознательного, скрытые за общепринятым различием правды и лжи. В одной из своих ранних работ, «Психопатология обыденной жизни», Фрейд указал, что что-то всегда уходит из вида, что-то остается недоговоренным, даже если человек искренне излагает свои взгляды и напрягает память. По мнению Фрейда, это неуловимое «что-то» находится в сфере бессознательного. Несмотря на настойчивые попытки Фрейда утвердить психоанализ в статусе науки, сегодня он представляет наибольшую ценность как творческий метод, позволяющий выудить из нашего молчаливого отрицания осколки истины и распознать те следы, которые они оставили в нашем опыте повседневности.

Опираясь на теории психоанализа и марксизма, франкфуртская школа отыскала еще больше «путей желаний» (itinerary of desire) в повседневной жизни. Адорно и Хоркхаймер осознавали, что в области политики произошло два существенных сдвига. В отличие от классических марксистов, они больше не считали, что пролетариат можно рассматривать как авангард общества, кроме того, они утратили веру в то, что внутренняя историческая динамика неизбежно приведет к краху капиталистической системы. Адорно и Хоркхаймер искали в психоанализе новые подсказки, которые помогут объяснить культуру выживания. Определяющей для их критики, направленной против доминирования и власти, была теория искупительного потенциала памяти. Функция памяти не сводилась к ностальгическому возврату в прошлое - она была призвана стать частью эмансипаторного проекта по вскрытию элементов субъективности и усилению рефлексивного начала, подавленного инструментальным рационализмом современного мира.

С этой точки зрения, в которой объединились теория отчуждения Маркса и теория вытеснения Фрейда, можно утверждать, что динамика культуры и роль субъектности (agency) никогда не может быть сведена до одного только негативного или позитивного проявления материальных форм производства. Если огромным вкладом Маркса в социальную теорию стало то, что он вывел интеллигенцию на поле сражения, то равноценным эпистемологическим достижением Фрейда можно назвать идею, что аналитик обязан посредством акта переноса предоставить собственное тело в качестве модели для вскрытия значений прошлого и преобразования повседневности. После Маркса и Фрейда критическая дистанция между субъектом и объектом была переосмыслена. Эти теории вдохнули надежду в наше понимание уровней свободы в повседневности. Это породило новое представление о том, насколько мы способны распознать те возможности, которые нам даны в рамках судьбы.

Агенты не могут восприниматься как всего-навсего «марионетки» всеобъемлющей идеологии. Привлекая внимание к сложным двусторонним отношениям между агентом и структурой, теории повседневности оспаривали мнение, будто перемены могут быть только навязаны сверху или вызваны исключительно внешними силами. Повседневность стала той концепцией, которая позволила понять, что стратегии сопротивления в практике жизни не всегда открыто оппозиционны. Геройство и этика повседневности не предстают перед нами в обличье ни титана, ни святого, вместо этого, они проявляются в едва различимых актах причастности и утраты места. Дух сопротивления не всегда спускается сверху или приходит извне - иногда он зарождается внутри.

Важно подчеркнуть ограниченность индивидуального действия. Выбор часто путают со свободой, тем самым преувеличивая масштабы повседневности. Социологическая полемика о субъектности и повседневности пыталась проследить ту радиальную сеть и механизмы критического ответа, которые связывают индивидуальный выбор и социальные структуры. Способность личности сделать выбор всегда ограничена более широким контекстом, но эти внутренние практики всегда оказывают воздействие на внешние структуры. Поэтому поток рассматривался не только как снисходящий сверху, но как хаотично циркулирующий и бегущий в разных направлениях. Так как люди сознательно используют господствующие структуры, создается эффект двойного смещения: на микро-уровне аффектируется их субъективность, а на макро-уровне границы системы сдвигаются в соответствии с со специфическими формами использования. Внешние силы трансформируются в процессе их интернализации субъективностью индивида, что оказывает дестабилизирующее воздействие на социальные структуры и вызывает сдвиг в изначальном состоянии идентичности. Таким образом, понятие повседневности является частью традиции обнаружения потенциала для критической практики и для выдвижения альтернативных мнений о том, что составляет «хорошую жизнь».

Ключевым преимуществом концепции повседневности было то, что она подчеркнула потенциал трансформации на уровне индивидуального опыта. Она показала, что радикальные жесты наблюдаются и в незначительных поступках, совершаемых людьми в ходе их обыденной жизни. Однако, как заметила Лоис Макнэй, теоретики культуры начали растягивать эмансипационный потенциал повседневности и фетишизировать микро-революционные жесты индивидуальных практик. По мнению Макнэй, критические измерения культурной теории была непропорционально направлена на незначительные поступки индивидуума. Гибридные идентичности, собранные из противоречивых сил повседневной жизни, рассматривались как идеальная форма выживания, а не как критика общих структур. Делая упор на свободах и удовольствиях, находимых в «контр-культурной» деятельности, теоретики начали размывать политический процесс противоборства. Они повысили значимость субъектности индивидуального и оставили без внимания дискуссию о структурных пределах в коллективном присвоении власти.