Восточнославянский союз племен, обитавших в бассейне верхнего и среднего течения Оки и по реке Москва. Расселение вятичей происходило с территории Днепровского левобережья или с верховьев Днестра. Субстратом вятичей являлось местное балтское население. Вятичи дольше других славянских племен сохраняли языческие верования и сопротивлялись влиянию киевских князей. Непокорность и воинственность - визитная карточка племени вятичи.
Племенной союз восточных славян 6-11 веков. Проживали на территориях нынешних Витебской, Могилёвской, Псковской, Брянской и Смоленской областей, а также восточной Латвии. Сформировались на основе пришлого славянского и местного балтского населения - Тушемлинская культура. В этногенезе кривичей участвовали остатки местных финно-угорских и балтских - эсты, ливы, латгалы - племен, которые смешались с многочисленным пришлым славянским населением. Кривичей подразделяют на две большие группы: псковскую и полоцко-смоленскую. В культуре полоцко-смоленских кривичей наряду со славянскими элементами украшений, присутствуют элементы балтского типа.
Словене ильменские - племенной союз восточных славян на территории Новгородской земли, в основном в землях около озера Ильмень, по соседству с кривичами. По свидетельству "Повести временных лет", словене ильменские вместе с кривичами, чудью и мерей участвовали в призвании варягов, которые были родственны словенам - выходцам с Балтийского Поморья. Ряд историков считает прародино словен Поднепровье, другие выводят предков ильменских словен из Балтийского Поморья, поскольку предания, верования и обычаи, тип жилищ новгородцев и полабских славян очень близки.
Дулебы - племенной союз восточных славян. Населяли территории бассейна реки Буг и правых притоков Припяти. В 10 в. объединение дулебов распалось, а их земли вошли в состав Киевской Руси.
Волыняне - восточнославянский союз племен, проживавший на территории по обоим берегам Западного Буга и у истока р. Припять. В русских летописях волыняне впервые упоминаются в 907 году. В 10 веке на землях волынян образовалось Владимиро-Волынское княжество.
Древляне - восточнославянский племенной союз, занимавший в 6-10 вв. территорию Полесья, Правобережье Днепра, западнее полян, по течению рек Тетерев, Уж, Уборт, Ствига. Ареал проживания древлян соответствует ареалу лука-райковецкой культуры. Имя древляне дано им потому, что они жили в лесах.
Дреговичи - племенной союз восточных славян. Точные границы обитания дреговичей до сих пор не установлены. По мнению ряда исследователей, в 6-9 веках дреговичи занимали территорию в срединной части бассейна реки Припять, в 11 - 12 веках южная граница их расселения проходила южнее Припяти, северо-западная - в водоразделе рек Друть и Березина, западная - в верховьях реки Неман. При заселении Беларуси, дреговичи двигались с юга на север к реке Неман, что указывает на их южное происхождение.
Полочане
- славянское племя, часть племенного союза кривичей, которые жили по берегам реки Двина и ее притока Полота, от которого и получили свое название.
Центром земли полочан был город Полоцк.
Поляне - племенной союз восточных славян, обитавший на Днепре, в районе современного Киева. Само происхождение полян остается неясным, так как территория их расселения находилась на стыке нескольких археологических культур.
Радимичи - восточнославянский союз племен, обитавший в восточной части Верхнего Поднепровья, по реке Сож и ее притокам в 8-9 веках. Через земли радимичей проходили удобные речные пути, связывавшие их с Киевом. У радимичей и вятичей был схожий обряд погребения - прах хоронился в срубе - и схожие височные женские украшения (височные кольца) - семилучевые (у вятичей - семило-пастные). Археологи и лингвисты предполагают, что в создании материальной культуры радимичей участвовали и племена балтов, жившие в верховьях Днепра.
Северяне - восточнославянский союз племен, обитавших в 9-10 веках по pекам Десна, Сейм и Сула. Происхождение названия северяне имеет скифско-сарматское происхождение и возводится к иранскому слову «чёрный», что подтверждается названием города северян - Чернигов. Основным занятием северян было земледелие.
Тиверцы - восточнославянское племя, расселившееся в 9 веке в междуречье Днестра и Прута, а также Дуная, в том числе у Буджакского побережья Чёрного моря на территории современных Молдавии и Украины.
Уличи - восточнославянский союз племен, существовавший в 9 - 10 веках. Уличи жили в нижних течениях Днепра, Буга и на берегу Черного моря. Центром племенного союза был г. Пересечен. Уличи долгое время противостояли попыткам киевских князей подчинить их своей власти.
(Калининградская область , часть Смоленской , Брянской и некоторых близлежащих областей) .
Письменные упоминания
Первые письменные упоминания племён, проживавших на прилегающих к южному побережью Венедского (ныне Балтийского) моря территориях, обнаруживаются в сочинении «О происхождении германцев и местоположении Германии » римского историка Публия Корнелия Тацита (), где они названы эстиями (лат. aestiorum gentes ). Кроме того, Геродот упоминает народ будины , обитавший в верховьях Дона между Волгой и Днепром. Позднее эти племена эстиев под разными именами описывались в сочинениях римско-остготского историка Кассиодора (), готского историка Иордана (), англосаксонского путешественника Вульфстана (), северогерманского хрониста архиепископа Адама Бременского ().
Нынешнее название древних племён, проживавших на прилегающих к южному побережью Балтийского моря территориях - балты (нем. Balten ) и балтийский язык (нем. baltische Sprache ) как научные термины были предложены в немецким языковедом Георгом Нессельманом ( -), профессором университета в Кёнигсберге , вместо термина летто-литовцы , название образовано по аналогии с Mare Balticum (белое море) .
Историческое расселение
Вятичи и радимичи
Считается, что балты приняли участие в этногенезе вятичей и радимичей . Об этом говорят характерные украшения - шейные гривны , которые не принадлежат к числу распространенных украшений в восточнославянском мире -XII веков . Только у двух племён (радимичей и вятичей) они получили относительно широкое распространение. Анализ радимичских шейных гривен показывает, что прототипы многих из них находятся в балтских древностях, а обычай широкого употребления их обусловлен включением в этногенез этого племени балтских аборигенов. Очевидно, распространение шейных гривен в ареале вятичей также отражает взаимодействие славян с балтами-голядью . Среди вятичских украшений есть янтарные украшения и шейные гривны, не известные в других древнерусских землях, но имеющие полные аналогии в летто-литовских материалах .
Напишите отзыв о статье "Балты"
Примечания
Литература
- Балты - БРЭ, Москва 2005. ISBN 5852703303 (том 2)
- Валентин Васильевич Седов «Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья». - Наука, Москва 1970.
- Раиса Яковлена Денисова - Zinātne, Rīga 1975.
Ссылки
- www.karger.com/Article/Abstract/22864
Отрывок, характеризующий Балты
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему, соблазнителю, эту историю. Теперь этот он, настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m"ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.
Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
Племена балтов на территории балтийских финнов
Публикация в журнале «Латвияс Вестуре» («История Латвии») №2 1991 г.
Ареал обитания балтийских племен в древности был намного обширней земель современной Латвии и Литвы. В 1-м тысячелетии южная граница балтов тянулась от верхнего течения Оки на востоке через среднее течение Днепра до Буга и Вислы на западе. На севере территория балтийцев граничила с землями финоугорских племен.
В результате дифференциации последних, возможно, уже 1 -м тысячелетии до Р.Х. из них выделилась группа балтийских финнов. В этот период времени формируется и полоса соприкосновения балтийских племен с финобалтами вдоль Даугавы до ее верховий.
Зона этих контактов явилась не результатом натиска балтов в северном направлении, а следствием постепенного создания этнически смешанной территории в Видземе и Латгале.
В научной литературе мы можем найти много свидетельств влияния культуры, языка и антропологического типа финобалтов на балтийские племена, происходившего как в ходе взаимного влияния культур этих племен, так и в результате смешанных браков. В то же время на сегодняшний день все еще мало исследована проблема влияния балтов на финоязычные народы этого ареала.
Эта проблема слишком сложна, чтобы решить ее в одночасье. Поэтому обратим внимание только на некоторые существенные, характерные для дискуссии вопросы, дальнейшему изучению которых могли бы способствовать исследования языковедов и археологов.
Южная граница балтийских племен всегда была наиболее уязвима и «открыта» для миграции и нападения извне. Древние племена, как это мы теперь понимаем, в моменты военной угрозы нередко оставляли свои земли и уходили на более защищенные территории.
Классический примером в этом смысле могло бы служить переселение древних невров с юга на север, в бассейн Припяти и верховий Днепра, событие, подтвержденное как свидетельством Геродота, так и с археологическими исследованиями.
Первое тысячелетие до н.э. стало особенно сложным периодом как в этнической истории балтов, так и в истории европейских народов вообще. Упомянем только несколько событий, повлиявших на перемещение балтийцев и миграцию в то время.
В упомянутый период южная территория балтийских племен была затронута всевозможными миграциями явно военного характера. Уже в 3 веке до н.э. сарматы опустошили земли скифов и будинов на территориях в среднем течении Днепра. Со 2-1 столетия эти набеги достигли территорий балтов в бассейне Припяти. В ходе нескольких столетий сарматы завоевали в степной полосе Причерноморья все земли исторической Скифии вплоть до Дуная. Там они стали решающим военным фактором.
В первых веках нашей эры на юго-западе в непосредственной близости от территории балтов (бассейн Вислы) появляются племена готов, образовавших Вельбаркскую культуру. Влияние этих племен достигло также бассейна Припяти, но основной поток готской миграции был направлен в степи Причерноморья, в которых они вместе со славянами и сарматами основали новое образование (территория Черняховской культуры), просуществовавшее около 200 лет.
Но самым важным событием 1 тысячелетия явилось вторжение кочевников хунну в зону причерноморских степей с востока, разрушившее государственное образование Германариха и на десятилетия вовлекших в непрестанные разрушительные войны все племена от Дона до Дуная. В Европе с этим событием связывают начало Великого переселения народов. Эта волна миграций особенно коснулась племен, населявших Восточную, Центральную Европу и земли Балкан.
Эхо упомянутых событий достигло также Восточной Балтии. Спустя столетия после начала новой эры в Литве и Южной Балтии появляются западно-балтийские племена, создавшие культуру «длинных курганов» в конце 4 - начале 5 столетия.
В раннюю эпоху «железного века» (7-1 вв. до н.э.) самый большой восточно-балтийский ареал находился в днепровском бассейне и на территории современной Белоруссии, где преобладают балтские гидронимы. Принадлежность в древности этой территории балтам сегодня является общепризнанным фактом. Территорию к северу от верхнего течения Даугавы до Финского залива вплоть до первого появления здесь славян населяли финоязычные балтийские племена - ливы, эстонцы, весь, ингры, ижора, вотичи.
Полагают, что наиболее древние названия рек и озер на этой территории - финоугорского происхождения. Однако в последнее время имела место научная переоценка этнической принадлежности названий рек и озер земель древних Новгорода и Пскова. Полученные результаты выявили, что на этой территории гидронимы балтийского происхождения фактически не менее часты, чем финские. Это может свидетельствовать о том, что на населенных племенами древних финнов землях когда-то появились и оставили значительный культурный след племена балтийские.
В археологической литературе признано присутствие балтийской компоненты на упомянутой территории. Его обычно относят ко времени переселения славян, движение которых на северо-запад Руси, возможно, включало какие-то балтийские племена. Но теперь, когда на территории древнего Новгорода и Пскова констатировано большое количество балтийских гидронимов, логично допустить мысль и о самостоятельном влиянии балтов на балтийские финоугорские народы еще и до появления здесь славян.
Также в археологическом материале территории Эстонии наблюдается большое влияние культуры балтов. Но тут результат этого влияния констатирован намного конкретнее. По мнению археологов, в эпоху «среднего железного века » (5-9 вв. н.э.) металлическая культура (литье, украшения, оружие, инвентарь) на эстонской территории развивалась не на базе культуры железных предметов предыдущего периода. На начальном этапе источником новых металлических форм стали земгалы, жемайты и древние пруссы.
В могильниках, в раскопках поселений на территории Эстонии найдены характерные для балтов предметы из металла. Влияние балтийской культуры констатировано также в керамике, в строительстве жилищ и похоронной традиции. Таким образом, начиная с 5 века, в материальной и духовной культуре Эстонии отмечаются влияния культуры балтийской. В 7-8 вв. здесь также наблюдается влияние с юго-востока — из региона Банцеровской восточно-балтийской культуры (верховья Днепра и Белоруссия).
Фактор культуры латгалов в сравнении с аналогичным влиянием других балтийских племен выражен слабее и лишь в конце 1 тысячелетия на юге Эстонии. Объяснить причины упомянутого явления только проникновением балтийской культуры без миграции самих этих племен фактически невозможно. Об этом свидетельствуют и антропологические данные.
В научной литературе бытует застарелое представление о том, что неолитические культуры в этом ареале принадлежат каким-то древним предшественникам эстонцев. Но упомянутые финоугры по антропологическому комплексу признаков (формы головы и лица) резко отличаются от современных жителей Эстонии. Поэтому, с антропологической точки зрения между культурами керамики неолита и культурным слоем современных эстонцев не наблюдается непосредственной преемственности.
Интересные данные дает антропологическое исследование современных народов Балтии. Они свидетельствуют, что эстонский антропологический тип (параметры головы и лица, рост) весьма схож с латышским и особенно характерен для населения территории древних земгальцев. Напротив, латгальский антропологический компонент в эстонцах почти не представлен и угадывается лишь кое-где на юге Эстонии. Игнорируя же влияние балтийских племен на формирование эстонского антропологического типа объяснить упомянутое сходство едва ли возможно.
Таким образом, это явление можно объяснить, опираясь на антропологические и археологические данные, экспансией балтов на упомянутой территории Эстонии в процессе смешанных браков, что повлияло на формирование антропологического типа местных финских народов, а также - на их культуру.
К сожалению, какие-либо краниологические материалы (черепа), относимые к 1 тысячелетию, на территории Эстонии пока не найдены, - это объясняется традициями кремации в похоронном обряде. Но в исследовании упомянутой проблемы важные данные дают нам находки 11-13 вв. Краниология населения Эстонии этого периода позволяет судить также и об антропологическом составе населения предыдущих поколений на этой территории.
Уже в 50 -х годах (20 века) эстонский антрополог K.Marka констатировал(а) наличие в эстонском комплексе 11-13 вв. ряд признаков (массивное строение черепов продолговатой формы с узким и высоким лицом), характерный для антропологического типа земгалов. Недавние исследования могильника 11-14 вв. на северо-востоке Эстонии полностью подтверждает сходство с земгальским антропологическим типом краниологических находок в этой местности Эстонии (Вирумаа).
Косвенно свидетельствуют о возможных миграциях к северу балтийских племен во второй половине 1 -го тысячелетия также и данные из северного Видземе - черепа из могильника 13-14 вв Анес Алукснеского района (волость Бундзену), обладающие характерным для земгалов сходным комплексом признаков. Но особый интерес вызывают полученные краниологические материалы из могильника Асарес Алукснеского района. Тут были открыты только несколько захоронений, датированные 7 веком. Могильник находится на территории проживания древних финоугорских племен и относится ко времени, предшествующему приходу латгальцев в Северное Видземе. Здесь, в антропологическом типе населения мы опять можем усмотреть сходство с земгалами. Итак, антропологические данные свидетельствуют о движении балтийских племен во второй половине 1-го тысячелетия через среднюю полосу Видземе в северном направлении.
Нужно сказать, что в формировании латышского языка главное место принадлежало «серединному диалекту». Я. Эндзелиньш полагает, что «вне языка куршей разговорная речь «середины» возникла на основе земгальского диалекта, с добавлением элементов диалекта «верхнелатышского», и, возможно, языка селов, - обитателей средней полосы древнего Видземе » 10 Какие же еще племена этого ареала повлияли на образование «серединного диалекта»? Археологических и антропологических данных сегодня явно не достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.
Однако мы будем ближе к истине, если будем считать эти племена родственными земгалам - погребения могильника Асарес по ряду антропологических признаков сходны с ними, но все-таки не полностью им идентичны.
Эстонский этноним eesti поразительным образом перекликается с именем упомянутых в 1 веке Тацитом аистиев (Aestiorum Gentes)на юго-восточном побережье Балтийского моря, отождествляемых учеными с балтами. Также около 550 года Иордан помещает аистиев (Aesti) к востоку от устья Вислы.
В последний раз балтийские аистии упомянуты у Вулфстана в связи с описании этнонима "еasti". По мнению Я. Эндзелиня, этот термин мог быть заимствован Вулфстаном из древнеанглийского, где еаstе означает "восточные"11 Это говорит о том, что этноним аистии не был самоназванием балтийских племен. Они, возможно, были так названы (как это нередко было в древности) соседями германцами, которые, впрочем, называли так всех своих восточных соседей..
Очевидно, именно потому на населяемой балтами территории этноним «аистии» (насколько мне известно) нигде не "замечен" в названиях мест. Поэтому можно допустить мысль, что термин "аисти" (еаsте) — с которым, возможно, германцы связывали балтов, в основном в манускриптах средневековья говорит о каких-то их соседях.
Вспомним, что в период Великого переселения народов англы, саксы и юты переправились на Британские острова, где впоследствии при их посредничестве это название балтов могло сохраняться еще долгое время. Это выглядит правдоподобным, поскольку балтийские племена населяли территории в 1-м тысячелетии занимавшие весьма значительное место на политической и этнической карте Европы, поэтому неудивительно, что они должны были бы быть там известны.
Возможно, германцы со временем начали относить этноним "аистии" ко всем племенам, населявшим земли на восток от Балтики, ибо Вулфстан параллельно с этим термином упоминает некий Eastland, разумея при этом Эстонию. Начиная с 10 века этот политоним отнесен уже исключительно к эстонцам. Скандинавские саги упоминают эстонскую землю как Aistland. В хронике Индрика Латвийского упомянута Estonia или Еstlandia и народ Еstones, хотя эстонцы сами себя называют maarahvas — "народ (своей)земли".
Только в 19 столетии эстонцы перенимают название Eesti. для своего народа. Это свидетельствует о том, что эстонский народ не заимствовал свой этноним от упомянутых Тацитом в 1 веке нашей эры балтов.
Но этот вывод не меняет существа вопроса о симбиозе балтов и эстонцев во второй половине 1 тысячелетия. Вопрос этот меньше всего исследован и с точки зрения языкознания. Поэтому исследование этнического происхождения топонимов Эстонии могло бы стать важным источником и исторических сведений.
Русская хроника "Повесть временных лет" содержит два финоугоских названия в упоминании балтийских племен. Если принять на веру, что наименования племен, очевидно, расположены в какой-то определенной последовательности, можно предположить, что оба списка отвечают географическому местонахождению этих племен. Прежде всего, - в северо-западном направлении (где за точку отсчета взяты, очевидно Старая Ладога и Новгород), восточнее же упомянуты финоугорские племена. После перечисления этих народов для летописца было бы логично следовать далее на запад, что он и делает, упоминая балтов и ливов в последовательности, адекватной их численности:
1. литва, зимигола, корсь, норова, либь;
2. литва, зимегола, корсь, летьгола, любь.
Эти перечисления интересуют нас здесь постольку, поскольку в них фигурирует племя
«норова». Где находилась их территория? Какова была этническая принадлежность этого племени? Угадывается ли какой либо археологический эквивалент «норове»? Почему норова один раз упомянута вместо латгальцев? Конечно, сразу дать исчерпывающий ответ на все эти вопросы невозможно. Но попробуем представить себе этот главный аспект проблемы, а также возможное направление дальнейшего исследования.
Упомянутые перечни племен в ПВЛ раньше датировались 11 в. Последние исследования свидетельствуют, что они старше и относятся к племенам, населявшим эти территории не то в 9-м, не то к первой половине 10-го века.12 Попытаемся как-то локализовать термин «нарова» исходя из названий мест, возможно от него происходящего. Картина их (мест) расположения охватывает весьма большую территорию финнобалтов на северо-западе России — от Новгорода на востоке до границы Эстонии и Латвии на западе.
Здесь локализованы многие названия рек, озер и сел, а также упомянутые во всевозможных письменных источниках персональные имена, происхождение которых связывают с этнонимом «нарова». В этом регионе "следы" имени этноса наров в названиях мест весьма устойчивы и встречаются в документах еще с 14.-15 вв.. Для этих наименований, связываемых с племенем нарова, есть очень много вариаций норова /narova/nereva/ neroma/morova/mereva и другие13
По мнению Д. Мачинского, этому региону соответствует ареал могильников длинных курганов 5-8 вв, что тянутся из Эстонии и Латвии на восток вплоть до Новгорода. Но эти могильники в основном сконцентрированы по обе стороны Чудского озера и реки Великая14. Отмеченные длинные курганы частично исследованы на востоке Латгале и на северо-востоке. Ареал их распространения захватывают также северо-восток Видземе (волость Илзене).
Этническая принадлежность могильников длинных курганов оценивается по-разному. В. Седов считает их русскими (или кривичами, в латышском это одно слово - Bhalu), т.е., погребениями племен первой волны славян на упомянутой территории, хотя в материале этих могил очевидна балтская компонента. Славянам же оказались приписаны также могилы длинных курганов в Латгалии. Сегодня русскую этническую принадлежность уже не оценивают столь однозначно, ибо и хроники русских не свидетельствуют, что начальная русь говорила бы на языке славян.
Существует мнение о принадлежности кривичей балтам. Притом последние археологические исследования свидетельствуют, что славянские племена на северо-западе России появились не ранее середины 8 века. Таким образом, вопрос относительно славянской принадлежности могильников длинных курганов отпадает сам собой.
Противоположные мнения отражены в исследованиях эстонского археолога M. Ауна. На юго-востоке Эстонии курганы с трупоположениями относят к балтийским финнам16, хотя также отмечена балтийская компонента17. Эти противоречивые результаты археологии сегодня дополнены выводами относительно принадлежности длинных курганов на землях Пскова и Новгорода племенам «норова». Утверждение фактически опирается на единственный довод, что этноним нерома - финского происхождения, потому что в финоугорских языках норо означает «низкий, низкое место, болото»18.
Но такое толкование этнической принадлежности имени norovas/neromas представляется слишком упрощенным, поскольку не берутся в расчет другие существенные факты, имеющие непосредственное отношение к упомянутому вопросу. Прежде всего особое внимание, уделенное в русской хронике имени нерома (нарова) : "нерома сиреч жемоить".
Итак, по словам летописца, нерома аналогична жемайтам. Д. Мачинский полагает, что такое сравнение нелогично и поэтому не учитывает его совсем, ибо в противном случае следует признать, что нерома - жемайты19. На наш взгляд, в основе этого лаконичной фразы заложен определенный и весьма важный смысл.
Скорее всего упоминание этих племен не является сравнением, очевидно летописец уверен, что нерома и жемайты говорили на одном языке. Весьма возможно, что именно в таком значении и следует понимать в древнерусской речи упоминание этих племен. Эту мысль подтверждает другой сходный пример. Летописцы нередко переносили название татар на печенегов и половцев, очевидно, полагая, что все они относятся к одним и тем же тюркским народам.
Итак, логично было бы сделать вывод, что летописец был человек образованный и хорошо информированный относительно упоминаемых им племен. Поэтому всего вероятнее, что народы, которые в хронике русских упомянуты под названием norova/neroma, следует считать балтами.
Однако этими выводами не исчерпывается эта важная для науки проблема, связанная с племенами нерома. В этой связи следует упомянуть и точку зрения, достаточно полно выраженную в посвященном неурам научном исследовании П.Шмита. Автор обращает внимание на такое возможное объяснение этнонима нерома. Шмит пишет, что упоминаемое в хронике Нестора в нескольких вариантах имя "нерома" означает землю "неру", где суффикс -ма является финоязычным «маа» - земля. Дальше он делает вывод, что реку Вильну, что в языке литовцев также известна как Нерис, возможно, также этимологически связана с «нериями» или neurie"20.
Таким образом, этноним «нерома» можно быть связан с «неврами», балтийскими племенами 5 века до нашей эры, которых Геродот упоминал предположительно в верховьях Южного Буга, археологи отождествляют невров с ареалом Милоградской культуры 7-1 вв до н.э, но локализуют их,однако, в верхнем течении Днепра в соответствии со свидетельствами Плиния и Марселлина. Конечно, вопрос относительно этимологии этнонима невров и связи его с neromu/norovu есть предмет компетенции языковедов, исследований которых в этой области мы еще ждем.
Названия рек и озер, связанных с этнонимом невры, локализованы на весьма обширной территории. Ее южную границу может приблизительно обозначить от нижнего течения Варты на западе до среднего течения Днепра на восттоке21, на севере же это территория охватывает древних финнов Балтии. В этом регионе находим также имена мест, полностью совпадающих с этнонимом norova/narova. Они локализованы в верхнем течении Днепра (Нарева) 22, в Белоруссии и на юго-востоке (Naravai/Neravai) в Литве 23.
Если считать упомянутых в хронике русских норову финоязычным народом, то как же объяснить сходные топонимы на всей этой упомянутой территории? Топонимическое и гидронимическое соответствие локализации для древней территории балтийских племен очевидна. Поэтому, исходя из этого аспекта, приведенные доводы относительно финской принадлежности norovas/neromas вызывают сомнение.
По мнению языковеда Р. Агеевой, гидронимы с корнем Nar-/Ner (Нарус, Нарупе, Нара, Нарева, Нередкая, также река Нарвы в латинском средневековом варианте ее — Нарвиа, Нервиа) мог бы быть балтийского происхождения. Напомним, что на северо-западе России Р. Агеевой открыто много гидронимов считающихся балтского происхождения, что, возможно, соотносится с культурой длинных курганов. Причины прихода балтов на территории древних балтийских финнов на северо-западе России скорее всего связана с социально- политической ситуацией эпохи Великого переселения народов.
Конечно, на упомянутой территории балты соседствовали с балтийскими финнами, что способствовало как смешанным бракам среди этих племен, так и взаимодействию культуры. Это отражено и в археологическом материале культуры длинных курганов. С середины 8 века, когда здесь появляются славяне, этническая ситуация усложнилась. Это также разъединило судьбы балтийских этносов на этой территории.
К сожалению, краниологического материала из могильников длинных курганов нет, потому что здесь существовала традиция кремации. Но черепа, извлеченные из могильников 11-14 вв на этой территории, очевидно свидетельствуют в пользу антропологических компонентов балтов в составе местного населения. Здесь представлены два антропологических типа. Один из них сходен с латгальским, второй — характерен для земгалов и жемайтов. Остается неясным, какой из них лег в основу населения культуры длинных курганов.
Дальнейшие исследования этого вопроса, а также дискуссии по вопросам балтийской этнической истории, очевидно носят междисциплинарный характер. Их дальнейшему исследованию могли бы способствовать исследования различных смежных отраслей, способные уточнить и углубить сделанные в этой публикации выводы.
1. Pie Baltijas somiem pieder lībieši, somi, igauņi, vepsi, ižori, ingri un voti.
2. Мельниковслая О.Н. Племена южной Белоруссии в раннем железном веке М.,19б7. С,161-189.
3. Denisova R. Baltu cilšu etnīskās vēstures procesi m. ē. 1 gadu tūkstotī // LPSR ZA Vēstis. 1989. Nr.12.20.-36.Ipp.
4. Топоров В.Н., Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья М., 1962.
5. Агаева Р. А. Гидронимия балтского происхождения на территории псковских и новгородских земель // Этнографические и лингвистические аспекты этнической истории балтских народов. Рига, 1980. С.147-152.
6. Eestti esiajalugi. Tallinn. 1982. Kk. 295.
7. Аун М. Балтские элементы второй половины I тыс. н. э. // Проблемы этнической истории балтов. Рига, 1985. С. 36-39; Ауи М. Взаимоотношения балтских и южноэстонских племенво второй половине I тысячелетия н.э.// Проблемы этнической истории балтов. Рига, 1985. С. 77-88.
8. Ауи М. Взаимоотношения балтских и южноэстонских племенво второй половине I тысячелетия н.э. // Проблемы этнической истории балтов. Рига, 1985. С. 84-87.
9. Asaru kapulauks, kurā M. Atgazis veicis tikai pārbaudes izrakumus, ir ļotl svarīgs latviešu etniskās vēstures skaidrošanā, tādēļ tuvākajā nākotnē ir jāatrod iespēja to pilnīgi izpētīt.
10. Endzelīns J. Latviešu valodas skaņas un formas. R., 1938, 6.Ipp.
11. Endzelīns J. Senprūšu valoda. R., 1943, 6.Ipp.
12. Мачинский Д. А. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси // Русский Север. Ленинград. 198б. С. 8.
13. Turpat, 9.-11.Ipp.
14. Седов В. В. Длинные курганы кривичей. М., 1974. Табл. 1.
15. Urtāns V. Latvijas iedzīvotāju sakari ar slāviem 1.g.t. otrajā pusē // Arheoloģija un etnogrāfija. VIII. R, 1968, 66.,67.Ipp.; arī 21. atsauce.
16. Аун М. Курганные могильники восточной Эстонии второй половине I тысячелетия н.э. Таллинн. 1980. С. 98-102.
17. Аун М. 1985. С. 82-87.
18. Мачинский Д. А. 1986. С. 7, 8, 19, 20, 22
19. Turpat, 7.Ipp.
20. Šmits P. Herodota ziņas par senajiem baltiem // Rīgas Latviešu biedrības zinātņu komitejas rakstu krājums. 21. Rīga. 1933, 8., 9.lpp.
21. Мельниковская О. Н. Племена южной Белоруссии в раннем железном веке. М. 1960, рис. 65. С. 176.
22. Turpat, 176.lpp.
23. Охманский Е. Иноземные поселения в Литве X711—XIV вв. в свете этнонимических местных названий // Балто-славянские исследования 1980. М., 1981. С. 115, 120, 121.
Не так давно в руки попал автореферат монографии «Антропология древних и современных балтов», Р.Я.Денисова, 1973. В монографии вводятся новые для того времени данные об антропологии древнего населения Центральной и Восточной Европы, а также приводится сравнительный анализ антропологических типов населения на пространстве от Лабы до Днепра. Работа является актуальной до сих пор, в том числе проливая свет на структуру древнего населения этих территорий и раскрывая ряд аспектов происхождения славянского населения.
С полной версией автореферата можно ознакомиться постранично или в PDF (51 Мб), ниже я кратко изложу ключевые пункты этого исследования.
Краткий конспект
Мезолит, до 4 тыс. до н.э.
В эпоху мезолита население Восточной Прибалтики представлено долихокранным антропологическим типом со средневысоким, среднешироким лицом с немного ослабленной горизонтальной профилировкой. Краниологическая серия этого типа не отличается однородностью и в результате статистического анализа в ней выявляются две группы признаков, которые отличаются черепным указателем, высотой и степенью профилированности верхнего отдела лица.
Первая группа характеризуется резкой долихокраннией, большим продольным и малым поперечным диаметром черепа, среднешироким высоким заметно профилированным лицом с сильным выступанием носа. Вторая группа - долихо-мезокранный с широким и средневысоким лицом и ослабленной профилировкой - находит аналогии в черепах из могильника Южный Олений остров (юг Карелии) и заметно отличается от образцов мезолита Центральной Европы.
Резко долихокранный европеоидный тип мезолитическою населения Прибалтики со среднешироким лицом и выступающим носом генетически связан с европеоидными антропологическими типами синхронного населения северных областей Средней и сопредельных районов Восточной Европы - на Украине, на востоке и севере Германии, западе Польши. Эти племена, продвигаясь с юго-запада или юго-востока на север, постепенно заселяли Восточную Прибалтику.
Ранний неолит, 4–3 тыс. до н.э.
В раннем неолите на территории Восточной Прибалтики в рамках нарвской археологической культуры существуют два европеоидных типа, которые отличаются только степенью профилировки верхнего отдела лица и высотой лица. Констатируется непрерывное существование долихо-мезокранного типа по крайней мере от мезолита, большинство черепов уже представлены долихокранным типом.
Сравнительный анализ материала с территории Центральной, Восточной и Южной Европы показывает, что в северной части Европы существуют два антропологических комплекса, характерных для северных европеоидов. Первый представляет собой долихокранный (70) вид со средневысоким (70 мм) широким (139 мм) лицом в нарвской культуре Латвии, среднестоговской на Украине, воронковидных кубков Польши, в серии с Ладожского канала и европоидных черепах Оленеостровского могильника. Второй отличается тенденцией к долихл-мезокрании с большой шириной черепа, широким и более высоким лицом, слабее выступающим носом. Этот тип находит аналогии в культуре Эртебёлле на севере Германии и днепро-донецкой культуре. Оба североевропеоидных вида схожи между собой и резко отличаются от южноевропеоидных форм дунайского круга большой шириной лица. Граница между северным и южным типами проходит по южным перифериям Эртебёлле, гребенчатой керамики в Польше, днепро-донецкой на Украине.
Всё пространство от Лабы до Днепра, вне зависимости от видов, в 4–3 тыс. до н.э. обнаруживает долихокранный широколицый тип, преемственный на этой территории по отношению к мезолиту.
Поздний неолит, 3–2 тыс. до н.э.
Поздний неолит Прибалтики составляют антропологические серии с территории Латвии, представленные носителями гребенчато-ямочной керамики. В целом это население относится к мезокранному типу со средневысоким лицом, ослабленной горизонтальной профилировкой и ослабленным выступанием носа.
В краниологической серии статистический анализ выявляет два комплекса: первый - характеризуется тенденцией к долихокрании, высокому лицу и сильной профилированности, второй - мезокранией, среднешироким средневысоким лицом с ослабленной профилировкой и ослабленным выступанием носа. Второй комплекс обнаруживает сходство с метисными черепами с Южного Оленьего острова, отличаясь от них более ослабленной степенью профилировки лица.
Местный тип гребёнчато-ямочной керамики предположительно формировался на основе долихокранных черепов нарвской культуры и мезокранного типа с ослабленной профилировкой из Западного Приладожья.
Фатьяновские племена, 1800–1400 гг. до н.э.
Антропологический тип носителей фатьяновской археологической культуры характеризуется гипердолихокранией со среднешироким сильно профилированным средневысоким лицом и сильно выступающим носом.
Ближайшее сходство серия фатьяновской культуры находит с висло-неманской и культурой боевых топоров Эстонии, образуя с ними единый комплекс: крупный продольный и средний поперечный диаметры, сравнительно широкое сильно профилированное лицо с сильно выступающим носом. Во 2 тыс. до н.э. этот комплекс распространён в Волго-Окском междуречье и Восточной Прибалтике. Следующий круг ближайших морфологических аналогий из Центральной и Восточной Европы для фатьяновцев - это население синхронных культур шнуровой керамики Восточной Германии и Чехии, которые отличаются от фатьяновского комплекса немного более узким лицом. Третий круг - шнуровики Польши и Словакии, которых кроме несколько более узкого лица отличает тенденция к мезокрании. Сходство всего долихокранного широколицего населения этого периода от Одера до Волги и Днепра является несомненным.
Гипердолихокранное население фиксируется на территории Прибалтики трижды: в мезолите, раннем и позднем неолите. Однако, это не означает генетической преемственности этого типа на данной территории, поскольку область его распространения в эти периоды была значительно шире. Уверенно констатировать можно лишь то, что в рамках фатьяновской культуры формировался антропологический тип, остававшийся характерным для региона Восточной Прибалтики и междуречья Волги-Оки на протяжении последующих 3 тысячелетий.
Эпоха бронзы, 1500–500 гг. до н.э.
В эпоху бронзы на территории Прибалтики существуют два антропологических типа: первый - резко долихокранный с узким (129 мм), высоким и сильно профилированным лицом, второй - мезокранный с более широким и менее профилированным лицом. Второй антропологический тип генетически восходит к позднему неолиту, а первый - узколицый - регистрируется начиная с 12 в. до н.э. и не имеет местных аналогий ни в неолите, ни в мезолите, поскольку протобалты этой территории - фатьяновской, боевых топоров Эстонии и висло-неманской культур - характеризовались сравнительно широким и средневысоким лицом.
Ближайшие аналогии среди синхронного населения обнаруживаются у балановцев Среднего Поволжья, шнуровиков Польши и Восточной Германии, однако для однозначного обоснования генетической связи этих узколицых типов пока недостаточно данных.
1 и 2 тысячелетия н.э.
После рубежа эр в Прибалтике фиксируются три антропологических типа. Первый - широколицый долихокранный тип с небольшими вариациями характерен для латгалов, жемайтов, ятвягов и пруссов. Второй тип - узколицый (скуловой диаметр: 130 мм) встречается исключительно среди аукшайтов, а также финноязычных ливов. Узкое лицо не было характерно для балтских племён 1 и 2 тыс. н.э. и аукшайтов следует рассматривать как племена иного происхождения. Третий - мезокранный тип с широким слабее профилированным лицом и слабее выступающим носом представлен латгалами 8–9 вв.
В антропологических сериях первой половины 2 тыс. разнообразие признаков на территории одной только Латвии настолько велико, что сопоставимо или даже превосходит разнообразие среди восточных славян. Доминирующим на этой территории в 10–12 и 13–14 вв. является долихокранный тип со средневысоким широким лицом, восходящий к латгалам предыдущего периода, вторым по значимости - мезокранный с ослабленной профилировкой и выступанием носа, который является свойственным для ливов, третий - узколицый тяготеющий к долихокрании тип - характерен для ливов низовьев Даугавы и Гауи, восточного побережья Рижского залива, а также для восточных областей Литвы.
Эпохальная изменчивость
Анализ эпохальных изменений показал, что резко долихокранный массивный антропологический тип с очень крупным продольным, средним поперечным, большим высотным диаметрами мозговою отдела черепа, высоким, широким и сильно выступающим носом является древней формой на территории Прибалтики. Этот резко долихокранный тип на протяжении 6 тысяч лет претерпевает значительные изменения.
Резюме
1. В период мезолита и неолита лесная и лесостепная зоны Центральной и Восточной Европы от Одры до Волги обнаруживают родственное по своему происхождению население, которое характеризуется долихокранией и широким средневысоким лицом. Морфологический комплекс этого населения заметно отличается от соседних южноевропеоидных и лапоноидных форм, а его дифференциация начинает заметно проявляться только начиная со 2 тыс. до н.э.
2. Североевропеоидный широколицый долихокранный тип в периоды мезолита, неолита и бронзы имеет значительно более широкую географию распространения, чем антропологический тип протобалтов, сформировавшийся на его основе, и не может ассоциироваться с одними только балтами. Приток населения этого типа в Восточную Прибалтику начинается в мезолите и продолжается до эпохи бронзы.
3. Антропологическим комплексом, сильно сходным с предыдущим и широко распространённым в лесной и лесостепной зонах Европы, является долихокранный тип с широким средневысоким лицом, с ослабленной профилировкой в верхнем отделе лица и резкой профилировкой в среднем, который фиксируется уже в эпоху мезолита.
4. Протобалтский долихокранный относительно широколицый морфологический комплекс объединяет население культуры боевых топоров Эстонии, висло-неманской и фатьяновской культур. Этот комплекс начиная с рубежа 3–2 тыс. до н.э. формируется в Восточной Прибалтике в результате притока населения из более западных и южных областей, и остаётся характерным для балтов в течение последующих 3 тысячелетий.
5. Кроме двух указанных сходных морфологических видов в Восточной Прибалтике фиксируется два отличных от них типа. Первый появляется здесь в позднем неолите - это метисный тип с ослабленной лапоноидностью, который ассоциируется с протофинским населением. Начиная с 12 в. до н.э. фиксируется второй тип - узколицый долихокранный, нехарактерный для этой территории и позже распространённый исключительно среди аукшайтов и ливов низовьев Даугавы, Гауи и восточного берега Рижского залива. Узколицый тип находит ближайшие аналогии в синхронном населении Среднего Поволжья, Восточной Германии и Польши, однако его происхождение в Восточной Прибалтике остаётся неясным.
Карты антропологии современного населения Прибалтики
Антропологический состав современного населения Прибалтики:
1. Западнобалтийский широколицый тип
2. Западнобалтийский узколицый тип
3. Восточнобалтийский тип
4. Смешанная зона
Значения скулового диаметра в современном европейском населении
Дополнение 1. Антропология субстрата фатьяновцев
В главе о фатьяновских племенах Р.Я.Денисова предполагает существование у них местного протофинского субстрата с характерным лапоноидным антропологическим комплексом. Однако по результатам анализа фатьяновской краниологической серии, охватывающей 400 лет, автор констатирует полное отсутствие инородного субстрата, а лишь нарушение корреляции между отдельными признаками в общей краниологической серии.
Что касается инородного компонента, то следов лапоноидного влияния у фатьяновского населения, ассимилировавшего носителей волосовской культуры, не обнаруживается. Поздневолосовское население полностью укладывается в антропологический комплекс, характерный для более западных регионов, которые стали отправной точкой движения фатьяновцев. Более того - фатьяновские поселения фиксируются поверх волосовских. Это заставляет предполагать, что фатьяновцы обнаруживают общее и очень близкое происхождение с населением волосовской и верхневолжской культур не смотря на то, что являются в верхневолжском регионе пришлыми. Ареалы верхневолжской, волосовской и фатьяновской культур указаны на карте:
Антропологическое сходство фатьяновских племён с населением верхневолжской и волосовской культур позже констатировали Т.И.Алексеева, Д.А.Крайнов и другие исследователи неолита и бронзы лесной полосы Восточной Европы.
Европеоидный компонент в населении волосовской культуры генетически увязывается с северо-западными территориями Европы. Некоторую «монголизацию» населения лесной полосы Восточной Европы мы наблюдаем с эпохи неолита, с приходом на эту территорию племен культуры ямочно-гребенчатой керамики.Очевидно, волосовцы принадлежали к этнической группе северных европеоидов, потомков населения верхневолжской культуры, являющейся основой волосовской культуры.
Возможно, фатьяновцы попали частично в родственную среду потомков северных индоевропейцев и только в более позднее время были окружены враждебными племенами.
Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987.
6. Предполагаемый протофинский субстрат у населения фатьяновской культуры отсутствует. Субстратным для пришедших фатьяновцев было население с очень схожим антропологическим типом. Влияние антропологического типа со смягчённой лапоноидностью на этой территории отчётливо ощущается с позднего неолита, но является достаточно слабым.
Дополнение 2. Антропологический тип эпохи мезолита
В главе «Антропологический состав и генезис мезолитического населения Восточной Прибалтики» Р.Я.Денисова рассматривает мезолитическую серию из могильника Звейниеки. В целом эта серия характеризуется большим продольным, малым поперечным диаметрами черепа, средневысоким, среднешироким лицом с высоким переносьем, сильным выступанием носа и несколько ослабленной горизонтальной профилировкой в верхнелицевом отделе.
После статистической обработки серии автор выделяет в ней два комплекса признаков. Первый комплекс характеризуется корреляцией резкого выступания носа, большого продольного диаметра и высокого лица. Второй - тенденцией к долихо-мезакорании, более широкому лицу с ослабленной профилировкой и более слабым выступанием носа. На основании сравнения второго комплекса признаков с серией из Оленеостровского могильника Р.Я.Денисова предполагает, что этот морфологический комплекс является метисным и связан с северо-восточными областями Европы.
В эпоху позднего неолита в Восточной Прибалтике и лесной зоне Восточной Европы действительно появится метисное население, антропологический тип которого характеризуется чертами «смягчённой лапоноидности»: мезокрания, ослабленная профилировка лица и выступание носа, широкое средневысокое лицо. Это население будет распространяться в рамках культур гребёнчато-ямочной керамики и обычно ассоциируется с протофинскими племенами.
Однако остаётся открытым вопрос о генетической связи мезолитического населения лесной зоны Восточной Европы - с ослабленной профилировкой в верхнелицевом отделе - и более поздних носителей культур гребёнчато-ямочной керамики, которые появляются на этой территории в неолите. Было население двух периодов родственным или мезолитическое и поздненеолитическое население представляет генетически различные типы?
Ясный ответ на этот вопрос дали Т.И.Алексеева и ряд других учёных, которые на обширном антропологическом материале показали, что антропологический комплекс с ослабленной профилировкой лица в эпоху мезолита распространён в Европе очень широко и встречается на Северных Балканах, в Южной Скандинавии, лесной и лесостепной зоне Восточной Европы. Уплощённость лобно-глазничного отдела признаётся архаичной европеоидной чертой, не имеющей отношения к лапоноидному типу.
Сочетание некоторой уплощенности в верхнелицевом отделе и сильной профилированности в средней части лица отмечается у большинства неолитических восточноевропейских групп лесной и лесостепной полосы. Этими особенностями характеризуется население Прибалтики, Волго-Окского и Днепро-Донецкого региона. Географически этот ареал почти совпадает с ареалом распространения носителей подобного сочетания в мезолите.В большинстве зарубежных краниологических серий отсутствуют данные о горизонтальной профилировке лицевого отдела черепа, но сходство в остальных признаках столь велико, что не остается сомнения в генетических связях носителей этого европеоидного, я бы сказала, несколько архаичного типа, широко распространенного на территории Европы и даже за ее пределами.
В.П.Алексеев, измеривший углы горизонтальной профилировки на черепах из могильника Власац (Югославия), показал, что сочетание уплощенного лобноглазничного отдела со значительной профилированностью лицевого отдела в средней части характерно и для них [Алексеев, 1979].
Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987.
Наиболее распространённой комбинацией в мезолите является сочетание долихокрании с крупными размерами лица, уплощённостью в назомалярной и резкой профилированностью в зигомаксиллярной области лицевого отдела, с сильным выступанием носа. Судя по антропологическим аналогиям и археологическим данным, истоки этого типа связаны с северо-западными областями Европы.
Древнее население Восточной Европы // Восточные славяне. Антропология и этническая история. М., 2002
7. Антропологический комплекс с ослабленной профилировкой верхнего отдела лица и сильной профилированностью в среднем отделе, преобладающий среди неолитического населения лесной и лесостепной зон Восточной Европы, не связан с лапоноидным типом, а предположения о его метисном происхождении лишены оснований. Этот комплекс обнаруживает преемственность в мезолите, а позднее существует наряду с пришедшим в неолите метисным населением гребёнчато-ямочной керамики.
Письменные упоминания
Первые письменные упоминания племён, проживавших на прилегающих к южному побережью Венедского (ныне Балтийского) моря территориях, обнаруживаются в сочинении «О происхождении германцев и местоположении Германии » римского историка Публия Корнелия Тацита (), где они названы эстиями (лат. aestiorum gentes ). Кроме того, Геродот упоминает народ будины , обитавший в верховьях Дона между Волгой и Днепром. Позднее эти племена эстиев под разными именами описывались в сочинениях римско-остготского историка Кассиодора (), готского историка Иордана (), англосаксонского путешественника Вульфстана (), северогерманского хрониста архиепископа Адама Бременского ().
Нынешнее название древних племён, проживавших на прилегающих к южному побережью Балтийского моря территориях - балты (нем. Balten ) и балтийский язык (нем. baltische Sprache ) как научные термины были предложены в немецким языковедом Георгом Нессельманом ( -), профессором университета в Кёнигсберге , вместо термина летто-литовцы , название образовано по аналогии с Mare Balticum (белое море) .
Историческое расселение
Вятичи и радимичи
Считается, что балты приняли участие в этногенезе вятичей и радимичей . Об этом говорят характерные украшения - шейные гривны , которые не принадлежат к числу распространенных украшений в восточнославянском мире -XII веков . Только у двух племён (радимичей и вятичей) они получили относительно широкое распространение. Анализ радимичских шейных гривен показывает, что прототипы многих из них находятся в балтских древностях, а обычай широкого употребления их обусловлен включением в этногенез этого племени балтских аборигенов. Очевидно, распространение шейных гривен в ареале вятичей также отражает взаимодействие славян с балтами-голядью . Среди вятичских украшений есть янтарные украшения и шейные гривны, не известные в других древнерусских землях, но имеющие полные аналогии в летто-литовских материалах .
Напишите отзыв о статье "Балты"
Примечания
Литература
- Балты - БРЭ, Москва 2005. ISBN 5852703303 (том 2)
- Валентин Васильевич Седов «Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья». - Наука, Москва 1970.
- Раиса Яковлена Денисова - Zinātne, Rīga 1975.
Ссылки
- http://www.karger.com/Article/Abstract/22864
Отрывок, характеризующий Балты
Вокруг стояла смертельная тишина. Больше не на что было смотреть...Так умерла нежная и добрая королева, до самой последней минуты сумевшая стоять с гордо поднятой головой, которую потом так просто и безжалостно снёс тяжёлый нож кровавой гильотины...
Бледный, застывший, как мертвец, Аксель смотрел невидящими глазами в окно и, казалось, жизнь вытекала из него капля за каплей, мучительно медленно... Унося его душу далеко-далеко, чтобы там, в свете и тишине, навечно слиться с той, которую он так сильно и беззаветно любил...
– Бедная моя... Душа моя... Как же я не умер вместе с тобой?.. Всё теперь кончено для меня... – всё ещё стоя у окна, помертвевшими губами шептал Аксель.
Но «кончено» для него всё будет намного позже, через каких-нибудь двадцать долгих лет, и конец этот будет, опять же, не менее ужасным, чем у его незабвенной королевы...
– Хочешь смотреть дальше? – тихо спросила Стелла.
Я лишь кивнула, не в состоянии сказать ни слова.
Мы увидели уже другую, разбушевавшуюся, озверевшую толпу людей, а перед ней стоял всё тот же Аксель, только на этот раз действие происходило уже много лет спустя. Он был всё такой же красивый, только уже почти совсем седой, в какой-то великолепной, очень высокозначимой, военной форме, выглядел всё таким же подтянутым и стройным.
И вот, тот же блестящий, умнейший человек стоял перед какими-то полупьяными, озверевшими людьми и, безнадёжно пытаясь их перекричать, пытался что-то им объяснить... Но никто из собравшихся, к сожалению, слушать его не хотел... В бедного Акселя полетели камни, и толпа, гадкой руганью разжигая свою злость, начала нажимать. Он пытался от них отбиться, но его повалили на землю, стали зверски топтать ногами, срывать с него одежду... А какой-то верзила вдруг прыгнул ему на грудь, ломая рёбра, и не задумываясь, легко убил ударом сапога в висок. Обнажённое, изуродованное тело Акселя свалили на обочину дороги, и не нашлось никого, кто в тот момент захотел бы его, уже мёртвого, пожалеть... Вокруг была только довольно хохочущая, пьяная, возбуждённая толпа... которой просто нужно было выплеснуть на кого-то свою накопившуюся животную злость...
Чистая, исстрадавшаяся душа Акселя, наконец-то освободившись, улетела, чтобы соединиться с той, которая была его светлой и единственной любовью, и ждала его столько долгих лет...
Вот так, опять же, очень жестоко, закончил свою жизнь нам со Стеллой почти незнакомый, но ставший таким близким, человек, по имени Аксель, и... тот же самый маленький мальчик, который, прожив всего каких-то коротеньких пять лет, сумел совершить потрясающий и единственный в своей жизни подвиг, коим мог бы честно гордиться любой, живущий на земле взрослый человек...
– Какой ужас!.. – в шоке прошептала я. – За что его так?
– Не знаю... – тихо прошептала Стелла. – Люди почему-то были тогда очень злые, даже злее чем звери... Я очень много смотрела, чтобы понять, но не поняла... – покачала головкой малышка. – Они не слушали разум, а просто убивали. И всё красивое зачем-то порушили тоже...
– А как же дети Акселя или жена? – опомнившись после потрясения, спросила я.
– У него никогда не было жены – он всегда любил только свою королеву, – со слезами на глазах сказала малышка Стелла.
И тут, внезапно, у меня в голове как бы вспыхнула вспышка – я поняла кого мы со Стеллой только что видели и за кого так от души переживали!... Это была французская королева, Мария-Антуанетта, о трагической жизни которой мы очень недавно (и очень коротко!) проходили на уроке истории, и казнь которой наш учитель истории сильно одобрял, считая такой страшный конец очень «правильным и поучительным»... видимо потому, что он у нас в основном по истории преподавал «Коммунизм»...
Несмотря на грусть происшедшего, моя душа ликовала! Я просто не могла поверить в свалившееся на меня, неожиданное счастье!.. Ведь я столько времени этого ждала!.. Это был первый раз, когда я наконец-то увидела что-то реальное, что можно было легко проверить, и от такой неожиданности я чуть ли не запищала от охватившего меня щенячьего восторга!.. Конечно же, я так радовалась не потому, что не верила в то, что со мной постоянно происходило. Наоборот – я всегда знала, что всё со мной происходящее – реально. Но видимо мне, как и любому обычному человеку, и в особенности – ребёнку, всё-таки иногда нужно было какое-то, хотя бы простейшее подтверждение того, что я пока что ещё не схожу с ума, и что теперь могу сама себе доказать, что всё, со мной происходящее, не является просто моей больной фантазией или выдумкой, а реальным фактом, описанным или виденным другими людьми. Поэтому-то такое открытие для меня было настоящим праздником!..
Я уже заранее знала, что, как только вернусь домой, сразу же понесусь в городскую библиотеку, чтобы собрать всё, что только смогу найти про несчастную Марию-Антуанетту и не успокоюсь пока не найду хоть что-то, хоть какой-то факт, совпадающий с нашими видениями... Я нашла, к сожалению, всего лишь две малюсенькие книжечки, в которых описывалось не так уж и много фактов, но этого было вполне достаточно, потому что они полностью подтверждали точность виденного мною у Стеллы.
Вот то, что мне удалось тогда найти:
любимым человеком королевы был шведский граф, по имени Аксель Ферсен, который беззаветно любил её всю свою жизнь и никогда после её смерти не женился;
их прощание перед отъездом графа в Италию происходило в саду Маленького Трианона – любимого места Марии-Антуанетты – описание которого точно совпадало с увиденным нами;
бал в честь приезда шведского короля Густава, состоявшийся 21 июня, на котором все гости почему-то были одеты в белое;
попытка побега в зелёной карете, организованная Акселем (все остальные шесть попыток побега были также организованы Акселем, но ни одна из них, по тем или иным причинам, не удалась. Правда две из них провалились по желанию самой Марии-Антуанетты, так как королева не захотела бежать одна, оставив своих детей);
обезглавливание королевы проходило в полной тишине, вместо ожидавшегося «счастливого буйства» толпы;
за несколько секунд до удара палача, неожиданно выглянуло солнце...
последнее письмо королевы к графу Ферсену почти в точности воспроизведено в книге «Воспоминания графа Ферсена», и оно почти в точности повторяло нами услышанное, за исключением всего лишь нескольких слов.
Уже этих маленьких деталей хватило, чтобы я бросилась в бой с удесятерённой силой!.. Но это было уже потом... А тогда, чтобы не показаться смешной или бессердечной, я изо всех сил попыталась собраться и скрыть своей восторг по поводу моего чудесного «озарения». И чтобы развеять грустное Стеллино настроение, спросила:
– Тебе очень нравится королева?
– О да! Она добрая и такая красивая... И бедный наш «мальчик», он и здесь столько страдал...
Мне стало очень жаль эту чуткую, милую девчушку, которая, даже в своей смерти, так переживала за этих, совершенно +чужих и почти незнакомых ей людей, как не переживают очень многие за самых родных...
– Наверное в страдании есть какая-то доля мудрости, без которой мы бы не поняли, как дорога наша жизнь? – неуверенно сказала я.
– Вот! Это и бабушка тоже говорит! – обрадовалась девчушка. – Но если люди хотят только добра, то почему же они должны страдать?
– Может быть потому, что без боли и испытаний даже самые лучшие люди не поняли бы по-настоящему того же самого добра? – пошутила я.
Но Стелла почему-то совершенно не восприняла это, как шутку, а очень серьёзно сказала:
– Да, я думаю, ты права... А хочешь посмотреть, что стало с сыном Гарольда дальше? – уже веселее сказала она.
– О нет, пожалуй, больше не надо! – взмолилась я.
Стелла радостно засмеялась.
– Не бойся, на этот раз не будет беды, потому что он ещё живой!
– Как – живой? – удивилась я.
Тут же опять появилось новое видение и, продолжая меня несказанно удивлять, это уже оказался наш век (!), и даже наше время... У письменного стола сидел седой, очень приятный человек и о чём-то сосредоточенно думал. Вся комната была буквально забита книгами; они были везде – на столе, на полу, на полках, и даже на подоконнике. На маленькой софе сидел огромный пушистый кот и, не обращая никакого внимания на хозяина, сосредоточенно умывался большой, очень мягкой лапкой. Вся обстановка создавала впечатление «учёности» и уюта.
– Это, что – он живёт опять?.. – не поняла я.
Стелла кивнула.
– И это прямо сейчас? – не унималась я.
Девочка опять подтвердила кивком её милой рыжей головки.
– Гарольду наверное очень странно видеть своего сына таким другим?.. Как же ты нашла его опять?
– О, точно так же! Я просто «почувствовала» его «ключик» так, как учила бабушка. – Задумчиво произнесла Стелла. – После того, как Аксель умер, я искала его сущность по всем «этажам» и не могла найти. Тогда поискала среди живых – и он снова был там.
