Яковлев Александр Сергеевич
Яковлев Александр Сергеевич
Цель жизни
Яковлев Александр Сергеевич
Аннотация издательства: Третье издание мемуаров авиаконструктора А. С. Яковлева дополнено новыми материалами о развитии советской авиации в последние годы, о деятельности конструкторского бюро, возглавляемого автором, а также новыми воспоминаниями о встречах с деятелями партии и государства, учеными, прославленными военачальниками.
Вместо предисловия
Об этой книге
Детские годы
Начало пути
"Трудовой народ - строй воздушный флот!"
Исполнение мечты
Признание
Аэроклуб имени Косарева
Успехи наших авиаторов
Уроки Испании
Война у порога
Первый истребитель
В наркомате
Немецкие конструкторы
Гитлер и гитлеровцы
Начало войны
Пора суровых испытаний
Москва в обороне
Эвакуация
На Востоке
Господство в воздухе
Як-3 - легкий истребитель
Фронтовые летчики
"Нормандия"
Противники и союзники
Конструктор и война
Победа советской технической мысли
Век реактивной авиации
"Летающий вагон"
Все хорошо, что хорошо кончается
Воспоминания
Крылья Родины
Чемпионат мира
Рождается новый самолет
Ракета и самолет
Две выставки
Домодедово
Цель жизни
Словарь некоторых авиационных терминов, встречающихся в книге
Примечания
Вместо предисловия
В книге "Цель жизни" Александр Сергеевич Яковлев рассказывает о своем творческом пути конструктора и общественного деятеля, автор с глубоким знанием дела излагает основные, наиболее характерные этапы развития отечественной авиации.
С большой глубиной проанализированы такие поворотные вехи в истории советской авиационной промышленности, как период первой пятилетки, когда была создана мощная отечественная авиационная индустрия, конец 30-х годов, когда удалось осуществить коренную перестройку, обеспечившую качественное превосходство советской авиации в Отечественной войне, и, наконец, переход к реактивной авиации.
Достоинством книги является то, что автор не скрывает трудностей, встречавшихся на пути, а рисует картину преодоления этих трудностей как в мирных, так и в военных условиях. Это имеет большое значение для воспитания молодого поколения, которое должно знать, ценой каких величайших усилий партии и народа ковалась индустриальная и военная мощь нашей Родины.
Автор передает романтику конструкторского труда, как бы раскрывает творческую лабораторию творцов новой техники, их постоянные поиски нового, борьбу не только с силами природы, но и с силой человеческой инертности, рутины и консерватизма. Читатель узнает многое о муках творчества и радостях технических побед, познакомится с виднейшими учеными, конструкторами, летчиками-испытателями и фронтовыми летчиками, деятелями отечественной, а также зарубежной авиации.
Мне неизвестна в нашей литературе другая книга, где бы с такой силой был обрисован процесс конструкторского новаторства.
Книга А. С. Яковлева имеет большую историко-документальную ценность. Полагаю, что с выходом этой книги историки советской науки и техники вообще получат содержательный, достоверный фактический и познавательный материал.
Простота и живость изложения, яркие волнующие эпизоды, подкупающие своей правдивостью, - все это, безусловно, вызовет интерес к книге широкого круга читателей.
Дважды Герой
Социалистического Труда,
генеральный конструктор С. ИЛЬЮШИН
Об этой книге
Осенью 1934 года мы с летчиком-испытателем Юлианом Пионтковским проходили чистку на открытом партийном собрании авиационного завода имени Менжинского в Москве.
Собрание шло в большом ангаре, приспособленном под клуб. Ангар был полон. И несмотря на то что вокруг были свои, хорошо знакомые товарищи по работе, все, с кем каждый день встречались в цехах завода, на аэродроме, в конструкторском бюро, ощущение взволнованности не оставляло нас ни на минуту.
Один за другим выходили на эстраду, к президиуму собрания члены и кандидаты партии - рабочие, механики, инженеры.
Вдруг в зале сильно зашумели, раздались рукоплескания, головы повернулись к входной двери. Я тоже обернулся и увидел высокую сутуловатую фигуру человека в легком светлом пальто, с расшитой тюбетейкой на голове. Его провели в первый ряд и усадили на свободное место рядом со мной. Я так был переполнен ожиданием предстоящего, что сначала и не понял, кто оказался моим соседом. И только когда он, приветливо улыбаясь, протянул мне руку как знакомому, хотя встретились мы впервые, я увидел, что это Алексей Максимович Горький. Можно представить мое удивление.
Это было время, когда Алексей Максимович, вернувшись из Сорренто в Москву, ездил на заводы, на стройки, встречался с рабочими, учеными, пионерами, летчиками. Горький появлялся в цехах, на собраниях, приглядывался к людям, всем интересовался, все хотел знать, всюду побывать, все видеть собственными глазами. И вот неожиданно для всех прибыл он на партийное собрание нашего авиационного завода.
Алексей Максимович тяжело дышал и все время курил. Не успеет докурить одну папиросу - достает другую, прикуривает от первой.
И вы сегодня проходите чистку? Я кивнул головой.
Волнуетесь?
Очень волнуюсь, Алексей Максимович.
В это время Юлиан Пионтковский стоял на трибуне и рассказывал о своей жизни, о том, как он, будучи в 1917 году слесарем-мотористом в одном из авиационных отрядов, загорелся желанием стать летчиком, сам выучился летать, затем поступил в авиационную школу, уехал на фронт, стал инструктором школы летчиков и наконец летчиком-испытателем...
Вопросы есть? - спросил председатель.
Знаем, знаем! - прокатилось по залу под аплодисменты.
Вы его знаете? - спросил Горький, указывая взглядом на Пионтковского.
Как же, это приятель мой.
Ну, вот, видите, как его приветствуют, и вы не волнуйтесь, - сказал Алексей Максимович, аплодируя вместе с другими.
Не знаю, то ли потому, что Алексей Максимович заинтересовался моей биографией, рассказанной на этом партсобрании, то ли потому, что он вообще ратовал за написание книг "бывалыми людьми", но через некоторое время он предложил мне написать очерк моей жизни - "Становление советского инженера" для основанного им альманаха "Год семнадцатый".
Как сейчас помню знаменательную встречу с Горьким, которая послужила первым толчком к созданию книги.
Неоднократно брался я за дело, но этого не позволяла напряженная конструкторская работа, особенно во время войны и в послевоенные годы. Кое-что я записывал, и таким образом накапливался материал для будущей книги. Вышло так, что по-настоящему поручение Горького начал выполнять только спустя много лет. Писать приходилось урывками, в часы отдыха, после работы.
В 1957 году по совету писателя Валентина Катаева я опубликовал в журнале "Юность" несколько эпизодов о первых шагах авиаконструктора. Пришло много писем от читателей, которые просили продолжить мои рассказы.
В результате в 1958 и 1964 годах в "Детгизе" вышла книжка для юношества "Рассказы авиаконструктора". Опять было много откликов от молодых и взрослых. Мне советовали подробнее описать события военных и послевоенных лет, рисующие наши победы не только на фронте, но и в конструкторских бюро, на заводах, рассказать о встречах с интересными людьми.
На протяжении 50 лет работы в авиации на моих глазах шло развитие советского воздушного флота.
Как не вспомнить, что еще в 1927 году летчик Семен Шестаков на одном из первых самолетов А. Н. Туполева, АНТ-4{1} летел из Москвы в Соединенные Штаты Америки с промежуточными посадками больше месяца! В 1937 году экипажи Валерия Чкалова и Михаила Громова на самолетах АНТ-25 перелетели из Москвы в Америку через Северный полюс без посадки уже всего за 63 часа. А теперь турбореактивный самолет ИЛ-62 совершает полет из Москвы в США лишь за 10 часов летного времени.
Наши летчики на отечественных воздушных лайнерах проложили длиннейшую в мире межконтинентальную трассу СССР - Куба и совершают беспосадочные полеты в Гавану. На советских легких и тяжелых реактивных самолетах и вертолетах установлен ряд выдающихся международных авиационных рекордов по скорости, высоте, грузоподъемности и дальности полета. Наши ученые и конструкторы достигли больших высот в области авиационной науки и техники. Это позволяет нашей стране развивать не только гражданский авиационный транспорт, но, учитывая сложность международной обстановки, постоянно совершенствовать Военно-Воздушные Силы.
Всемирно известны подвиги советских космонавтов, ученых, конструкторов, инженеров, рабочих, создавших искусственные спутники Земли, ракеты и космические корабли. Космонавты воспитаны в нашей авиационной семье. Большинство из них пришли в школу космонавтов с голубыми петлицами военных летчиков. Мне приятно было слушать их рассказы о том, как они учились летать на ЯКах. Авиация привила им смелость и мужество, выносливость и быстроту ориентировки, умение находить выход из сложных положений. Из авиации вышли также не только пилоты космических кораблей, но и многие инженеры и ученые-ракетчики.
Труднейшим экзаменом для авиации была Великая Отечественная война, когда решались судьб...
Вот и все.
Случилось.
Рано или поздно это должно было произойти, но Яковлев не думал, что это случится так рано.
Впрочем, рано ли? Шесть лет назад Сталин объявил ему, что он, Александр Яковлев, назначается заместителем наркома авиационной промышленности, и сердце его тогда пело от радости, что к 33 годам он добился такого взлета. Он, молодой, можно сказать, начинающий авиаконструктор, оказался вовлеченным в круг людей, близких к товарищу Сталину!
…Машину потряхивало на выбоинах еще не приведенных в порядок после войны московских мостовых, но Александр Сергеевич не чувствовал этих толчков. Удар судьбы был столь силен, его последствия могли быть непредсказуемыми, и тревога все сильнее теснила грудь.
Наконец машина остановилась возле наркомовского дома, Яковлев молчаливым кивком отпустил шофера и стал медленно подниматься к себе на третий этаж.
Неужели только шесть лет назад Сталин пожимал ему руку, напутствуя на долгую и плодотворную работу? Впрочем, это ему так казалось, что на долгую. Возле Сталина, Яковлев это знал хорошо, люди долго не задерживались, но он верил в себя, в свою звезду и верил (истово верил!), что вождь оценит его безграничную любовь и талант его как конструктора и руководителя.
Жена открыла дверь и ахнула:
– Саша, что с тобой? На тебе лица нет!
Александр Сергеевич молча отстранил жену и прошел к себе в кабинет.
На письменном столе стояла, оправленная в строгую рамку карточка, которую он, Яковлев, так любил. Снимок этот был сделан перед войной на Тушинском аэродроме. Тогда Сталин смешался с толпой спортсменов и, прежде чем фотограф нажал спуск, увидел Яковлева и помахал ему призывно рукой. Яковлев тотчас оказался рядом с вождем, и тот положил ему на плечо руку, выделив его тем самым из сотен других участников воздушного парада. Эту руку на плече Александр Сергеевич ощущал все эти годы. И вот сегодня ее тяжести на плече он не ощутил.
Жена, нарушая годами заведенный порядок, вошла в кабинет мужа и, кутаясь в теплый халат (четыре часа утра!), спросила:
– Так что же случилось, Саша? Не таись, расскажи.
И Яковлев, тоже нарушая порядок – никогда не рассказывать о том, что происходило в Кремле, – сказал:
– Сталин принял мою отставку.
Екатерина Матвеевна тихо ойкнула:
– Что же теперь будет? Как это произошло?
Яковлев досадливо махнул рукой, давая понять, что он и так много сказал и ему надо остаться одному.
Он сидел в полутемном кабинете и смотрел на «козырный» телефон – тот, по которому звонили только из Кремля. Будет ли он звонить теперь? А был случай, когда Иосиф Виссарионович позвонил ему даже по городскому телефону. Тогда в ходе разговора вождь задал ему какие-то вопросы, на которые он, Яковлев, отвечать отказался. Сталин удивился тогда и спросил, почему это автор самолета мнется с ответами. Пришлось сказать, что данные, о которых спрашивает товарищ Сталин, секретные, и по открытой телефонной линии он не имеет права говорить о них. Тогда-то, точнее, на следующий день, ему и поставили кремлевскую «вертушку».
Где же он допустил промашку?
Может быть, все это началось с ареста министра Алексея Ивановича Шахурина? Нелепого, неожиданного, буквально оглушившего всех. Тем более что его арест произошел практически сразу после победы (1946 год!), в которую авиапромышленность внесла весьма достойный вклад. И Шахурин, по общему мнению, протеже Хозяина (так почтительно именовали вождя в кремлевских коридорах), руководил наркоматом всю войну – с сорокового года.
Яковлев считал, что хорошо знал Алексея Ивановича. Ведь и его вместе с Шахуриным назначали одним приказом на руководство наркоматом – Шахурина наркомом, а его, Яковлева, заместителем наркома. 11 января 1940 года. Шесть лет бок о бок – под неусыпным приглядом Сталина. Всю войну. И тут, как гром…
Впрочем, Яковлев не мог про себя сказать, что гром, прогремевший над головой его шефа, был совсем уж неожиданным. За шесть лет работы в самых высших этажах власти он стал опытным аппаратчиком, «царедворцем», как он сам говорил, и по каким-то мельчайшим признакам, по тому, как здоровался со своими приближенными Хозяин, как часто он приглашал (или, наоборот, не приглашал) кого-то к ужину на свою дачу, как часто мелькала чья-то фамилия в наградных указах, он научился угадывать перемену в отношении вождя к своим подчиненным.
Но почему из авиапромышленности «взяли» только одного наркома, точнее, министра, по-новому? Почему не сработал «принцип домино», когда вслед за начальником шли замы, исполнители, директора заводов? Это было удивительно: ведь в наркомате больше никто не попал под карающий меч Органов? А поскольку Шахурину в вину было поставлено то, что он поставлял для фронта якобы некачественные самолеты, то логично было предположить, что за ним последует и его первый заместитель Петр Васильевич Дементьев, который как раз и отвечал за серийное производство. Но тот, к удивлению многих, усидел. Впал, правда, в немилость, но уцелел. Пока. И уж, по крайней мере, на то, чтобы стать министром, он рассчитывать не мог. Уцелеть бы, не загреметь в лубянские подвалы, а не о министерском кресле думать. Затаился Маленький (так Сталин звал Дементьева).
А Яковлев? Думал ли он о карьерном росте? Кто теперь может это сказать? В своей книге «Цель жизни» Александр Сергеевич утверждает, что нет. Более того, Яковлев пишет, что при обсуждении со Сталиным кандидатуры нового министра он сам предложил товарищу Сталину кандидатуру «стороннего» человека – Михаила Васильевича Хруничева, работавшего когда-то заместителем наркома авиапромышленности и отвечавшего за снабжение отрасли.
У нас нет оснований не верить Яковлеву, хотя, зная его целеустремленность, честолюбие и управленческие таланты, предположить то, что он мог в душе лелеять мечту достичь самых ярких вершин в карьере, мы можем вполне. Хотя, как считать: что выше в советской табели о рангах – быть успешным творцом самолетов или высокопоставленным чиновником, каковым, в сущности, является министр? Ответ вроде лежит на поверхности – конструктор самолетов работает на вечность, а министры приходят и уходят. Но, подчеркиваем, нельзя сбрасывать со счетов честолюбие нашего героя и фанатичную преданность товарищу Сталину. Нам сегодня трудно представить, сколь мощным воздействием на подчиненных обладал этот незаурядный политик, человек неукротимой воли, обладающий к тому же неограниченной властью. Работать в одной команде с этим человеком, бывать на его заполночных застольях на даче в Волынском, выполнять его поручения его соратники почитали за высшую честь, и Яковлев не был здесь исключением.
Все эти годы, работая рядом со Сталиным, он чувствовал его поддержку, и она окрыляла. То, что он и сейчас находится в поле зрения вождя, говорило то, что совсем недавно – 15 января 1945 года он был назначен первым заместителем народного комиссара авиапромышленности. Это ко многому обязывало и о многом говорило: перспективы были захватывающими.
Арест министра Шахурина убыстрил события, и вот тогда Яковлев и сделал тот самый ход, о последствиях которого он так задумался, глядя на «козырный» телефон. Он написал письмо Сталину.
Александр Сергеевич долго думал над его содержанием. В нем он писал, что совмещать творческую работу авиационного конструктора с административной должностью заместителя министра необычайно тяжело и он хотел бы сосредоточиться на чем-то одном, имея в виду руководство созданным им конструкторским бюро, оставляя таким образом за вождем решение, на чем же ему сосредоточиться.
Право на жизнь
Александра Каплунова (Лаверель)
Глава 1. Начало игры.
Сегодня наступил день, которого я ожидала всю свою сознательную жизнь. Я была одной из тринадцати девушек, которых привели в церемониальный зал. Тихий и монотонный шепот, создаваемый храмовниками, должен был действовать успокаивающе, но у меня, напротив, лишь усиливал волнение. Дрожащее пламя многочисленных свечей, расставленных прямо на полу, вырывало пятна света из окружающей темноты. Пол был расчерчен непонятными символами, на которые было строго запрещено наступать.
Я упорно пыталась подавить страх, хотя его запах пронизывал здесь все вокруг. Каменные стены давили, будто бы мешая даже дышать. Я украдкой бросила взгляд на других девушек и была несколько удивлена их безразличию. Ни тени страха, они были уверены в каждом своем шаге… Хотя, если задуматься, это не было столь уж удивительным… Ведь долгие годы нас готовили к этому дню, выращивая, как растения, муштруя быть достойными. Из нас стремились сделать фанатичных жертв, внушить осознание того, что мы - Избранные. Нам запрещено было общаться друг с другом, и я даже не знала имен тех, кому была уготована та же судьба, что и мне. Только вот для меня все однажды изменилось…
Я была еще совсем маленькой девочкой и беспрекословно верила в то, чему меня учили. Но в один из дней компания мальчишек пробралась в скромную келью, любопытствуя взглянуть на одну из Избранных. Тогда-то и началась наша тайная дружба. Несмотря на всю муштру, строгие правила и аскетичный образ жизни, в моей душе всегда теплилось что-то озорное, некий внутренний огонек, не дававший окончательно стать послушной овечкой… Тайная дружба стала именно тем, что позволило мне сохранить свой внутренний стержень.
Бывали периоды, когда появлялось желание сбежать, уйти от той участи, что была уготована, но любовь к появившимся друзьям и тому миру, что был за стенами храма, в конечном счете удержала от этого поступка. Я не хотела подвергнуть опасности своих близких, не хотела навлечь на наш мир немилость богов. Так я и дожила до сего дня.
Дня, когда хозяева этого мира должны были прийти за своей добычей. За нами. Каждые двести лет они, эти боги, Создатели, придумывали новое развлечение. В этот раз они сообщили о своей задумке за двадцать лет до срока. И потребовали 13 невинных девушек. Нас отобрали в ту же ночь. Едва рожденные, мы были отняты у наших семей.
Я не раз задумывалась, что, возможно, неспроста наш мир окружен пустошами, населенными невероятными монстрами, жаждущими человеческой плоти… Почему все устроено именно так, не иначе? И неужели там, за этими пустошами, ничего нет? Но спрашивать было не у кого, а книги содержали лишь хвалебные речи в честь Создателей.
Я продолжала стоять там, где меня оставили, не в силах сделать и шага, от внезапно нахлынувшего ужаса. Я поняла - они приближаются. Внезапно навалилась слабость. Я рухнула на колени и краем глаза заметила, что и остальные девушки повторили это движение, а двое или трое, кажется, уже были без сознания и просто лежали на каменном полу.
Мутная пелена застила глаза.
Я ненавидела этот день всю свою недолгую жизнь, понимая, что он еще не настал, но уже всей душой стремясь стереть его из памяти. И сейчас эта ненависть начала греть изнутри, отгоняя слабость, хоть и не слишком активно.
В одно мгновение все свечи погасли, но лишь для того, что бы загореться вновь ровным светом. И теперь их пламя сияло не рыжим, но ярко алым. Ровный красноватый свет расстелился по полу и стенам.
В следующий миг накатила волна удушающей боли, казалось, что весь воздух исчез, оставалось лишь недоуменно пытаться вдохнуть, окунаясь еще глубже в страх. Непослушными пальцами, я попыталась разодрать ворот балахона, казалось, это он душил меня. Но ткань была весьма плотной и поддаваться не желала.
Сквозь туман в голове я начала понимать, что задыхаюсь, кровь шумела в ушах, каждым толчком отдаваясь в голове тупой болью.
"Неужели это конец? Что за глупость..?" - Отстраненно подумала я, не понимая, зачем все это нужно. На смену страху пришла злость.
В следующий же миг, я внезапно осознала, что совершенно спокойно дышу. Притом, что дыхание даже не сбилось. Ни саднящей обжигающей боли в легких, ни даже одышки.
«Что же это было? Иллюзия?»
Я, наконец, смогла отчетливо видеть. Оглянувшись – ужаснулась. Двое из девушек раздирали грудь, пытаясь унять иллюзорную боль. Они кричали, сходили с ума, рассудок покинул их. Осталось лишь желание покончить с этим любым путем. Я с содроганием поняла, что и сама еще секунду назад была почти готова к тому же. Все что угодно, только бы поскорее закончилось.
Я кинулась было помочь им, успокоить, объяснить, что все это им мерещится, что никакой боли нет, что они могут спокойно дышать. Но что-то удержало на месте. Неведомая сила заставила оцепенеть. Мое тело не принадлежало мне теперь. Я не могла не то что пошевелиться, но даже просто моргнуть без разрешения неведомого хозяина.
Следующим же этапом этого адского спектакля был антракт. Будто кто-то опустил занавес на четверых из тех, кто еще не сошел с ума окончательно и справился с болью. Меня этот занавес не коснулся.
Я с ужасом наблюдала за тем, как из этой теневой стены, окружившей своих жертв, один за другим вылетают окровавленные куски ткани. Один за другим... А еще вопль. Непереносимый крик отчаяния, боли, ужаса. А я даже не могла отвести взгляда.
Тени рассеялись, оставив лишь бесформенные, растерзанные и изуродованные до неузнаваемости, тела. Нет. Не тела. Куски плоти. А я должна была смотреть.
Если бы кто-то или что-то не сдерживал меня и мое тело, весь мой организм, я бы тот час рассталась бы с тем, что ела на сегодняшний ужин. Но меня продолжали держать. Меня и еще пятерых, из тех тринадцати, что привели сюда. В этот ужас. В этот адский балаган, даже не объяснив толком, почему именно мы.
Слезы уже подступали к глазам, но я зажмурилась, сдерживая их. Оцепенение начало отступать. Я с усилием подняла правую руку, приблизив ее к лицу, ощущая невероятное сопротивление, будто бы перемешивала голыми руками почти застывшую патоку. Еще несколько секунд ошалело ее оглядывая, я начала подниматься на ноги.
"Сколько можно уже строить из себя слабейших. Тараканов. Тех, с кем можно играть, будто бы с бездушными куклами! Я не..."
Позволю! - Последнее слово вырвалось из моих уст уже вслух. И довольно громко, хоть голос мой был явно охрипшим.
И только сейчас я поняла, что кроме храмовников и нас, жертв, здесь находились еще четверо. Высокие силуэты угадывались в спокойном свете свечей.
Теперь я стояла на ногах и тяжело дышала, подъем и преодоление чужой силы дались безумно трудно. Я будто поднялась вверх по бесконечной лестнице. Мышцы по всему телу ныли, спину и поясницу ломило от боли. Дыхание было шумным, особенно в наступившей тишине.
Хватит. - Сорвалось с моих губ прежде, чем я поняла, что говорю.
Решение упражнений. Страницы 122-129: Очерк о встрече с картиной В. М. Васнецова “Снегурочка”
ЮМОРИСТИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
с. 122. “Федина задача” (Н. Носов)
“Леночка с букетом” (А. Барто)
ОЧЕРКИ
с. 123. Родина (И. Соколов-Микитов)
“Родина”
– это слово полное глубокого смысла. Это и урожайные поля, и тёплый ветер, и полноводные реки, и зелёные леса, и высокие горы, и многолюдные города, люди.
– леса и степи;
– города.
с. 124. Любимая мать – отчизна (М. Шолохов)
М. Шолохов описывает просторы нашей Родины в зимний период. Автор описывает природу на юге, севере, востоке и западе нашей страны.
Главная мысль очерка – Родина наша
прекрасна в любое время года, даже когда природа зимой “собирает животворящие силы для новых свершений”.
с. 127. Картинки-сказки (Н. Шер)
В Доме-музее В. М. Васнецова мы встречаем на картинах трёх богатырей, спящую красавицу, Бабу-Ягу, Царевну-лягушку, Царевну Несмеяну, Кащея Бессмертного, Сивку-Бурку, Ивана-царевича, Жар – птицу.
В. М. Васнецов говорил, что “каждый человек хоть раз побывал на ковре-самолёте”. У художника была мечта – “полететь в небо”. В картине “Ковёр-самолёт” выразил свою мечту.
*Творческое задание
Очерк о встрече с картиной В. М. Васнецова “Снегурочка”
На картине В. М. Васнецова “Снегурочка” мы видим тёмный зимний лес в ночной час. Именно в это время оказалась в лесу эта девушка в красивом наряде жемчужно-серебристого цвета. Снегурочка оказалась в лесу случайно, забрела в глушь и теперь не знает, как найти дорогу в сумраке леса. Мы как будто слышим осторожный хруст снега под ногами Снегурочки. И хоть на ней шапочка с меховой опушкой, тёплые варежки, мы понимаем как холодно и страшно здесь девочке. Вдали стоящая тонкая берёзка подчёркивает одиночество Снегурочки. Только сияющий голубоватый свет луны, освещающий поляну, да пушистые ёлочки как будто помогают найти дорогу отсюда. На снегу мы видим следы зверей, а вдали – огоньки деревеньки. Значит, очень скоро Снегурочка выберется из этого тёмного леса
Мне понравилась эта картина. Она заставила меня подумать о внутреннем мире одинокого человека: как ему плохо, о чём он думает, о чём переживает, на что надеется.
с. 129. Право на жизнь (Ю. Яковлев)
Из очерка Ю. Яковлева я узнал (а) о том, что у каждого человека (и ребёнка!) есть права (на жизнь, ходить по земле, учиться, заводить друзей и др.).
Глоссарий:
– очерк о картине васнецова
– очерк Ю Я Яковлев Право на жизнь
– очерк о встрече с картинами васнецова
– очерк о картине васнецова ковер самолет
– яковлев право на жизнь
Другие работы по этой теме:
- На картине Виктора Михайловича Васнецова изображена зимняя ночь. В тёмном, заснеженном лесу очень темно и только алмазные звёзды освещают поляну, а лунный свет падает на...
- В. М. ВАСНЕЦОВ. “СНЕГУРОЧКА” Холодная зимняя ночь. Тишина. Поляна. Лунный свет освещает одинокую фигуру Снегурочки. В ее облике – нежность, чистота, недосягаемость. Невыразимо прекрасны ее...
- Решение упражнений. Страницы 130-155: Свифт, Вагнер с. 130. Проверьте себя Задание 2 1) Строки из стихотворения С. Михалкова “Школа” 2) Строки из стихотворения Н. Рубцова...
- Решение упражнений. Страницы 39-43: Блок, Горький АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ БЛОК с. 39. Россия Поэт очень любит Россию, она дорога ему, не смотря не на что: “нищая...
